Марина Серова - Коллекционер женщин

Не знаю, хорошо это или плохо, но решила я как-то сдуру попробовать вести дневник и взялась за это с тем азартом, с которым, впрочем, берусь за любое дело. А вот что из этого получилось — и получилось ли вообще, — судить, читатель, тебе.

Согласитесь, подглядывать за соседями — очень увлекательное занятие. Хвала тебе, о создатель дверных «глазков», о мудрейший из мудрейших! Благодаря твоему изобретению, оставаясь незамеченной, можно увидеть много интересных вещей.

Например, как молодая голубоглазая шатенка из квартиры напротив, всегда дорого и со вкусом одетая, походкой манекенщицы выходит из лифта и направляется к своей двери.

«Ага, ключ в замке не поворачивается — замок-то у них английский, открыть ничего не стоит; там, правда, еще штучка какая-то, но ее при желании, ежели кто влезть захочет, сломать можно, — так вот, не поворачивается ключ: видно, муж дома.

У них пару часов назад опять был скандал. Маргарита — баба ревнивая, даром что модно одевается; она вылетела из квартиры как ошпаренная, дверью хлопнула — и вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта. Я, правда, этого не видела, но слышать — все слышала.

А сейчас вон как вышагивает: остыла, успокоилась, прощения просить будет…»

Женщина быстро справилась с непослушным замком и вошла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Соседка, вздохнув, прервала любимое занятие.

— Витя! Виктор! Ты дома?

Женщина сбросила туфли, тут же — у двери — оставила сумочку.

— Ну перестань, я же знаю, ты дома. Что, в молчанку играть собрался?..

Она застыла на пороге комнаты: муж страшно, неподвижно лежал на полу; голова — в луже крови… Ей показалось: крови так много… весь пол залит… и стены, предметы мебели — все быстрее, быстрее, быстрее — закружились в странном хороводе…

Женщина не слышала собственного крика; не помнила, как выбежала на лестничную площадку.

…Теперь вокруг были лица — знакомые и чужие — участливые, любопытные, испуганные… Но перед глазами стояло одно — мертвая голова и алая, липкая кровь…

Женщина забилась в истерике.

Кто-то побежал за водой, кто-то догадался вызвать милицию.

Люди в форме с погонами и в штатском приехали неожиданно быстро. И так же быстро установили относительную тишину.

— Товарищи, товарищи, попрошу не толпиться! Всем разойтись! Что вам здесь — представление? Кто хозяин квартиры?

— Хозяйка… вот она… не в себе она…

— Вы хозяйка? Ваше имя, гражданочка?

— Я знаю, я тут в соседней квартире живу. Соседка я, Настасья Игнатьевна, а это Маргарита, жена убитого. Надо же — страсти-то какие! Всего пару часов назад мужик живой был: ругались они. Как поругались, она и убежала. Что ж это выходит — она пришибла его и потом сбежала? А сейчас — вроде как ни при чем? Ой, батюшки!

— Вы видели, как гражданочка…

— Баргомистрова она, Маргарита.

— Как гражданочка Бургомистрова…

— Да не «Бур», а «Бар» она!

— Не перебивай ты, Настасья! Не видишь — люди на работе, им дело знать надо, суть самую.

— Вы видели, как гражданочка Баргомистрова выбежала из квартиры после ссоры с мужем?

— Нет, видеть не видала, но слыхала — все. И как ругались слыхала: «Не любишь ты меня!» — кричит и как дверью своей хлопнет!

— А вы тоже сосед?

— Да, я муж Настасьи, Никанор Иванович. Только я не видел ничего. И не слышал. Я телевизор смотрел, там ерунда какая-то шла. А Настасье вечно больше других надо, сует свой нос…

— На каком же основании вы утверждаете, что именно гражданка Баргомистрова…

— …Как ты говоришь? Баргомистрова Маргарита Вадимовна? Так и запишем…

— …по вашему выражению, «пришибла» своего мужа?

— Дак кому ж еще-то? Парень он тихий, мирный…

— Не болтай чего не следует, Настасья!

— …Вот так и выходит: жил-жил человек…

— Да, смерть-то она, матушка…

— Страшная смерть.

— Разойдитесь, граждане, разойдитесь!

— …не трогал никого; с женой вот только ругался… но и ее ни разу пальцем не тронул: я бы услыхала. Дочки у них, близняшки…

— В котором часу произошла ссора?

— А что здесь случилось?

— Да мужика зарезали.

— Не… стулом прибили. На спине еще ссадина осталась.

— А вы видали?

— Говорят…

— Мало ли, что люди скажут. Народ — он ведь какой — только бы языки почесать.

— И не зарезали, и не стулом — пристрелили товарища. Как собаку.

— За что?

— В нашей стране ни за что не убивают — не Америке вашей чета.

— Ну, у нас в стране, знаете ли…

— …Да, дочки у них… У деда с бабкой гостят. Сама мне говорила: отвезла, говорит. Я спрашиваю: мол, что девчонок-то не видать? Они бегали тут все. К родителям, говорит, отвезла…

— «Говорят»… Мало ли, чего тебе наплетут… А ты и веришь всему… Ишь, верующий какой.

— Нет, он и мухи не обидит. Щедрый был, в долг часто давал. Сосед вот, Голубков, и по сей день ему много должен.

— Сосед, говорите? Витя, позвони соседу.

— Да он спит небось. Разве добудишься? Напился и спит…

…Шум, шум, шум… И кровь. Родное мертвое лицо… И эти — живые… чужие… страшные… Говорят — о чем можно говорить?.. Поздно уже говорить: он ничего не услышит… Витя… Витя!

— Витя-а!

— Тихо, тихо. Не надо, миленькая.

— Пустите меня, пустите!.. Витя!.. Кто вы такие все здесь?.. Витя!..

— Вы, товарищ милиционер, не трогайте ее сейчас. Видите: не в себе бабенка, умом тронулась.

— Попрошу без разговоров.

— Отцу ее позвонили. Большая вроде шишка — отец-то…

…Забыться, забыться… Лица не видеть…

— Рита, дочка!

— Папа? Вити нет, папа… папа…

…Взволнованный голос отца утонул в море других голосов.

Маргарита потеряла сознание.

«Вчера в 17 часов…»

В семнадцать. То есть — средь бела дня. Интересно.

«…в своей квартире был убит родственник известного бизнесмена (фамилию бизнесмена из этических соображений мы опускаем). Ведется следствие. Подробности дела мы сообщим нашим читателям в ближайших номерах газеты».

Краткость — сестра таланта. Читатели, несомненно, будут удовлетворены столь обширной информацией. Так, что там дальше?

«На улице Ст. Разина автомобиль, ехавший со скоростью…»

Узнать, какая скорость была у автомобиля, ехавшего по улице Степана Разина, мне помешал телефонный звонок.

— Алло?

— Здравствуйте! — решительно произнес бархатный баритон. — Могу я побеседовать с Татьяной Александровной?

— Безусловно, — голос не был мне знаком. Вероятно, очередной клиент.

Обладатель бархатного баритона озадаченно помолчал, затем спросил:

— Вы — Татьяна Александровна?

— Да, я — Татьяна Александровна Иванова. Чем могу быть полезна?

— Гм… мне рекомендовал вас Анатолий Маркович Рабинович, вы, наверное, помните его?

Естественно, помню — крупный оптовый торговец. Не первый раз он «подбрасывает» мне клиентов, за что ему огромная правительственная благодарность. Имя Рабиновича уже стало своеобразной гарантией финансового благополучия обращающихся ко мне за помощью: можно быть уверенной, что непременно получу приличный гонорар.

— Конечно, помню. Так чем я могу вам помочь?

— Видите ли, в моей семье случилось несчастье…

Ну разумеется. От большого счастья ко мне еще ни один не обращался.

— …убили моего зятя, мужа старшей дочери… Простите, я не представился: моя фамилия Королев, — слышали, вероятно? — Королев Вадим Сергеевич.

Как же, как же, слышали! Похоже, тот самый «известный бизнесмен», чью фамилию «из этических соображений» газетчики решили не упоминать.

— Мне бы хотелось встретиться с вами. Под подозрением находится моя дочь. Она в глубоком трансе после случившегося. Но совершенно не виновата, ни в чем не виновата! Ее вообще в это время дома не было! Пожалуйста, возьмитесь за это дело. Я заплачу хорошие деньги. Моя дочь в горе и глубоко несчастна. Найдите убийцу — настоящего убийцу, понимаете? Сами знаете, на милицию в наше время полагаться нельзя…

Интересно, если дочь Королева узнает, кто именно убил ее муженька, она будет от этого счастливее?

— …а вас мне рекомендовали как человека исключительно порядочного и справляющегося с любым делом, даже самым запутанным.

«Известный бизнесмен» замолчал. Наконец-то мне позволили вставить словечко в этот «односторонний» монолог.

— Подождите, ведь я еще не согласилась…

— Я заплачу, — перебил Королев. Определенно, он привык слушать только себя. — Я же говорил вам, заплачу хорошие деньги! Мою дочь необходимо спасти.

У меня принцип: не рубить с плеча. Хотя история эта мне почему-то не понравилась сразу. Какое-то неприятное ощущение возникало при мысли об этом деле.