Ян Флеминг - Из России с любовью

Ян Флеминг

Из России с любовью

1. СТРАНА ЦВЕТУЩИХ РОЗ

Возле плавательного бассейна лежал, уткнувшись лицом в траву, обнаженный мужчина. Он лежал неподвижно, словно труп. На первый взгляд казалось, что он утонул, был вытащен из бассейна и оставлен здесь, на траве, до приезда полиции или родственников. Те несколько дорогих вещей, которые были возле него, принадлежали, несомненно, богатому человеку: толстая пачка ассигнаций в зажиме из золотой мексиканской монеты, золотая зажигалка "Данхилл", овальный золотой портсигар с бирюзовой кнопкой, изготовленный самим Фаберже, и, наконец, книга, которую берут из шкафа, чтобы почитать, нежась на солнце, - "Маленький самородок", одна из ранних повестей Вудхауса. Рядом лежали и массивные золотые часы - модель Жирар-Перрийо, которую любители часов обожают из-за множества разных приспособлений: здесь и секундомер, и в маленьких окошечках на циферблате - цифры, показывающие месяц, день и фазу луны. Сейчас на часах было десятое июня, половина третьего пополудни, и луна входила в третью четверть.

Эти вещи были сложены возле лежавшего горкой на траве, словно бы для того, чтобы никто не подумал, что достававшие утопленника из бассейна что-то украли.

Сине-зеленая стрекоза вылетела из-за кустов цветущих роз и застыла над неподвижно распростертым телом, быстро перебирая прозрачными крылышками. Яркий отсвет золотого июньского солнца на тонких светлых волосах у копчика мужчины неодолимо тянул ее к себе. С моря донесся слабый порыв ветра. Крошечная полоска волос шевельнулась. Стрекоза нервно рванулась в сторону и повисла над левым плечом неподвижного тела.

Тоненькие стебельки молодой травы возле открытого рта мужчины заколебались Капля пота скатилась по мясистому носу в траву. Стрекоза метнулась за кусты роз, за острые грани бутылочного стекла, вцементированного в верх высокого кирпичного забора, окружающего усадьбу, и скрылась. Человек, лежавший неподвижно в центре отлично ухоженного сада, возле бассейна, был жив.

Возможно, он просто дремал. С трех сторон высокой ограды тянулись кусты разноцветных - желтых, белых, красных - роз, от которых исходил дурманящий аромат. В глубине кустов сонно жужжали пчелы. С четвертой стороны доносился грохот морских волн, разбивающихся далеко внизу о подножье прибрежных утесов.

Самого моря из сада видно не было. Впрочем, из сада не было видно ничего, кроме неба и облаков над четырехметровой каменной оградой. Заглянуть за ее пределы можно было только поднявшись на верхний этаж виллы, откуда открывался необъятный морской простор прямо перед виллой, а слева и справа - верхние этажи соседних особняков и вершины деревьев, растущих в ближних садах, - средиземноморских вечнозеленых дубов, ниний, казуарин и, иногда, даже пальм.

Сама вилла была современной и невыразительной - приземистое удлиненное строение без украшений, она ничем не радовала глаз архитектора. Четыре окна в металлических рамах и застекленная дверь выходили в сад. Перед дверью - небольшой квадрат, выложенный светло-зелеными глазурованными плитками, сливающимися с аккуратным газоном. Та сторона виллы, которая выходила на пыльную дорогу, выглядела куда более строгой, чем та, что была обращена в сад: окна, закрытые железными решетками и настороженно глядящие на дорогу, массивная дубовая дверь.

На верхнем этаже виллы находились две одинаковые небольшие спальни, на нижнем - гостиная и кухня, рядом с которой был туалет. Ванной в особняке не было.

Сонная предвечерняя тишина была нарушена звуком приближающегося автомобиля, который остановился у калитки в стене. Хлопнула дверь, автомобиль уехал. В саду прозвенел звонок, и от этого звука внезапно широко открылись глаза обнаженного человека, лежавшего на газоне рядом с бассейном. Затем - так же мгновенно - сузились, как у животного, постоянно находящегося настороже. Мужчина сразу же вспомнил, где он находится, какой сегодня день недели, примерно определил время. Тут же веки его с короткими рыжеватыми ресницами опустились, закрыв сонные светло-голубые, даже матовые, словно невидящие глаза. Узкие жесткие губы раздвинулись, он широко зевнул, сплюнул на траву и стал ждать.

Хлопнула дверь виллы, ведущая в сад, и на лужайку вышла девушка в белой хлопчатобумажной блузке, короткой синего цвета рабочей юбке, с сеткой в руке. Широкими мужскими шагами она направилась по подстриженной траве газона к лежащему мужчине. Остановившись в нескольких шагах от него, она поставила сетку на траву, села и сняла дешевые пыльные туфли. Затем встала, расстегнула блузку, аккуратно стащила ее через голову и положила рядом с сеткой.

Никакой другой одежды под блузкой не было. Загорелая нежная кожа, обнаженные плечи и красивые, немного полные груди - все светилось здоровьем и молодостью. Она наклонилась и принялась расстегивать юбку. Под мышками были видны пучки светлых волос. Широкие бедра, обтянутые тесными, выцветшими от солнца и соленой воды купальными трусиками, мускулистые икры ног только усиливали впечатление молодости, исходившее от этой здоровой крестьянской девушки.

Сложив одежду на траву, девушка достала из сетки бутылку, наполненную густой бесцветной жидкостью, подошла к обнаженному человеку и опустилась на колени. Несколько капель оливкового масла, имеющего, как и все благовония в этой стране, запах роз, она вылила на спину лежащего, между лопатками, затем пошевелила пальцами, подобно пианистке перед трудным пассажем, и принялась массировать трапециевидные мускулы мужского тела - в том месте, где шея переходила в широкие плечи.

Это была нелегкая работа. Выпуклые мышцы у основания шеи были невероятно упруги и едва поддавались давлению больших пальцев массажистки, даже когда она нажимала на них со всей силой. После такой работы девушка станет мокрой от пота и настолько обессиленной, что окунувшись в бассейн, будет отдыхать в тени, пока за ней не приедет автомобиль. Но сейчас она продолжала работать, разминая мощные мускулы на спине лежащего мужчины.

Девушка привыкла к своему нелегкому труду, но почему-то была не в силах преодолеть инстинктивный ужас перед этим самым совершенным мужским телом, которое ей только приходилось видеть. Она всячески подавляла признаки непонятного чувства: по бесстрастному лицу массажистки, по ее слегка раскосым глазам нельзя было понять, что ей страшно и сердце ее сжимается, как у маленького затравленного зверька, и кровь пульсирует с необыкновенной частотой.

В который раз за последние два года она вновь подумала, как яростно ненавидит это великолепное мужское тело, распростертое сейчас перед ней, и снова попыталась отыскать причину этого отвращения. Может быть, подумала она, хоть на этот раз удастся избавиться от этого чувства, которое не должно возникать у человека ее профессии, обязанного обслуживать других.

К примеру, его волосы... Девушка посмотрела на небольшую круглую голову на литой жилистой шее. Голова была покрыта тугими завитками кудрявых красно-золотистых волос, похожих на те, что украшают мраморные античные статуи. Но у мужчины эти завитки казались слишком уж тугими, слишком плотно приплюснутыми к голове и друг к другу. Сзади они покрывали шею, спускаясь слишком низко, почти - она не могла не прибегнуть к профессиональному термину - до самого последнего, пятого, шейного позвонка.

Девушка, решив передохнуть, присела на корточки. Ее великолепный торс лоснился от пота. Но только на минуту! Она провела по лбу тыльной стороной кисти, вновь взяла бутылку с оливковым маслом, отвернула крышку и налила немного его - примерно с чайную ложку - в небольшую впадину у основания спины, заросшую волосами. Потом она снова размяла уставшие пальцы и принялась за работу.

...Этот крошечный, напоминающий кончик хвоста завиток из тончайших золотистых волос в том месте, где раздваивались ягодицы, - разве не способен он вызвать волнение, прилив страсти? Почему же он кажется ей каким-то скотским, звериным? Нет, скорее змеиным. Но у змей нет волос. Она не могла объяснить себе, почему эти волосы казались ей змеиными... Девушка положила ладони рук на выпуклые холмы ягодичных мышц. В этот момент некоторые из ее постоянных пациентов, в особенности молодые футболисты из сборной команды, начинали заигрывать с ней. Особенно настойчивых она утихомиривала резким нажатием на седалищный нерв. Но нередко, когда мужчина казался ей привлекательным, недвусмысленные намеки и короткая борьба завершались страстным объятием и наслаждением капитуляции.

Но с этим все и всегда было по-другому. Совершенно по-другому. С самого первого раза он вел себя подобно куску неодушевленной плоти. За все два года он не сказал ей ни единого слова. Когда девушка кончала массировать спину и ей нужно было, чтобы он перевернулся, она просто хлопала его по плечу. Он переворачивался, смотрел в небо полузакрытыми глазами и время от времени широко зевал. Это было единственным знаком, что у него оставались какие-то человеческие чувства. Ни его глаза, ни его мышцы никак не отзывались на прикосновения женских рук, на полунаготу прекрасного тела.