Анна Шахова - Прыжок в ледяное отчаяние

…Решили прогуляться. Это уж точно ни к чему не обязывало. «Сколько же ритуальные выгулы времени отнимают! Приличия блюсти надо, политес разводить… Тоска…» — думал Андрей. Он принадлежал к породе обаятельных ходоков: вроде и посмотреть не на что, а глазенки масленистые, обволакивающие негой, сладко-восторженные. Эта лезущая вперед разума приторность и самому подчас мешала. Так вроде хорошо все с Эллочкой сложилось: и умница, и красавица, и богатенькая, и не жадная. И всегда в форме — макияж, укладочка, ноготки: работа в «Газпроме» обязывает. Так нет! Теперь вот эту Наташу подавай ему волоокую! Недотрога, льдина, типичная училка химии. Дубленка на рыбьем меху, очки и пучок. Вот очки-то с пучком и невероятно трогательная стеснительность и провоцировали впечатлительного Андрея. А еще кожа персиковая. Ходит он вокруг этой «аскезы» неделю, и никаких подвижек. Вся и радость-то: с собачкой ее — рыжей и лохматой, ну просто волосатым колобком — трясись на ледяном ветродуе!

— Натуль, а как порода Патрика называется?

— Шпиц. Андрюш, мы же договорились, никаких Натулей. Мне это…

— Да-да-да… Сдаюсь! Даме не нравится. Только Наташа. И только на отвлеченные темы.

Наташа искоса посмотрела на вымученную улыбку егозливого Андрея. «И что этот щеголь прицепился? В метро избуравил глазами — как первоклассница полыхала алым цветом. Позорище… Может, мама права? Живи, пока живется. Бабий век короток — ищи! Но что с таким искать? Он сегодня в метро увидит другую Натулю и… и что? Жди звонков? Пиши письма по «мылу» мелким почерком? Хватит! Наждалась… Когда придет ТО, настоящее, все будет по-другому. Просто и ясно. А это…»

Пара зашла за угол семнадцатиэтажки, самого высокого здания этого жилого комплекса, выстроенного в современном стиле на старой московской набережной — разноуровневые дома розового кирпича, уютные детские площадки, масса бытовых заведений и магазинчиков.

Патрик заинтересовался отметинами на снегу и вонзил нос в желтое пятно на обледеневшем сугробе. «Какая все-таки гадость эти собачки-кошечки», — подумал Андрей, но брезгливую мысль развить не удалось, так как вверху, под крышей дома, раздался короткий вопль — дикий, как из детских кошмаров, когда пробуждению предшествует миг, который кажется непоправимым, безнадежным…

Полет куклы в развевающемся балахоне занял считаные мгновения. При хрустком ударе тела о снежный наст Патрик сорвался с поводка и с жалким писком помчался за угол. Андрей инстинктивно отпрянул, а Наташа, наоборот, устремилась к золотистому лоскуту.

— Андрей, звони в «скорую»! — крикнула Наташа, бросаясь к женщине, лежавшей в нескольких метрах от них. То, что рухнувшая с высоты — женщина, сомнений не вызывало, длинные каштановые волосы веером разметались по снегу, шелковый халат распахнулся. Загорелое, холеное тело с длинными ногами, правая — вывернута неестественно в колене, смотрелось какой-то киношной несуразностью. На бутафорском снегу лежал манекен со съехавшим париком и в распахнутой накидке…

Андрея, как, впрочем, и Патрика, жавшегося у родного подъезда все время, пока Наташа по телефону вызывала полицию и «скорую», унесло в момент. Ухажер даже не смог выговорить «извини, не могу, ужас» или еще хоть что-то, подобающее этой минуте. Просто испарился, и все. Бросил…

Наталия Юрасова оказывалась главным свидетелем самоубийства сорокапятилетней Виктории Михайловой. Но свидетельница не видела КАК, с какого этажа Виктория выпрыгнула, и не представляла, что этому предшествовало. «Крик — падение — удар». Больше ничего толкового от женщины, которая «держалась молодцом» из последних сил, опергруппе выудить не удавалось.

Муж погибшей, Анатолий Сергеевич Сверчков, невысокий, лысоватый мужчина в домашних шлепанцах, джинсах и расстегнутой вельветовой рубахе перелез через сугроб и раскачивался над трупом жены все то время, пока на вызов ехали полиция и врачи. Мужчина будто впал в транс и совершал какой-то мистический ритуал, подвывая и наращивая амплитуду покачиваний. Когда приехала «скорая», его силком затащили в машину с обмороженными руками и ногами. От успокоительного укола Сверчков мгновенно заснул. «Шок», — сказала усталая врачиха, пожилая и участливая, похожая на собирательный образ нянюшек из сказок. Труп увезли на экспертизу. Мужа самоубийцы приводили в чувство врач и медсестра, а опергруппа из трех человек поднялась на пятнадцатый этаж, в квартиру погибшей.

В распахнутую настежь дверь полицейские входили с понятыми: суетливой соседкой лет пятидесяти и ее неповоротливым мужем.

— У них не принято курить в доме — Вика бросила и гоняет Толю на лестницу. Ну, он и курил, видимо, а Вика в этот момент, оставшись в квартире одна… Ох, ужас-то какой… — Тараторящая тетка остановилась перед раскрытой балконной дверью, нервно подергивая под подбородком ворот вязаной кофты.

Следователь Епифанов, грузный, хмурый мужчина неопределимого возраста — и сорок можно дать, а можно и все пятьдесят пять — внимательно исследовал балкон. Никаких следов борьбы. Домашняя туфля хозяйки валялась в комнате, рядом с балконной дверью. Второй не видно, скорее всего лежит в снегу? Это забота оперативников. В квартире царил арктический холод и идеальный порядок. То, что хозяева — люди зажиточные, не вызывало сомнений. И мебель, и техника, и ковры, и хитро закрученные шторы на окнах, и картинки в диковинных рамках, и впечатляющая джакузи в ванной — все с печатью «высший класс». «Ну, вот сколько нужно зарабатывать, чтоб так жить? Кем быть? И почему при всем том жить становится вдруг невозможно?» — думал раздраженно Алексей Алексеевич Епифанов, рассматривая большую фотографию на стене: красивая изящная женщина, склонившись, обвивает руками сидящего, смущенно улыбающегося мужчину, явно не героя любовного романа: лысоватого, круглощекого, ну, разве что с глазами искристыми и добрыми. Вот такая семейная идиллия запечатлена на замечательном супружеском фото. А что на деле? В квартире, судя по всему, в момент самоубийства Михайловой находились двое: она и муж.

— Чем занималась покойная? — следователь расположился на кухне за огромным круглым столом, напоминавшим вертолетную площадку, и пригласил соседку — Галину Вадимовну Карзанову — присесть напротив.

Галина Вадимовна пристроилась на краешке плетеного ротангового кресла, как на жердочке. Заводила-закружила крупными мужскими ладонями с короткими ногтями по столешнице:

— Викочка — настоящая бизнес-леди. В хорошем смысле слова. Человек дела. Какой-то неуемной энергии. Она и переводчик, и журналист, и экономическое образование у нее. Работала на телевидении долгие годы, сейчас вот крупную должность заняла. На канале… Их сейчас так много, я не помню точно, на каком. То ли «ТВ-планета», то ли «ТВ-комета». Что-то познавательно-развлекательное. Но Викочка там всю ответственную работу на себя взвалила. Так и говорила мне: с финансами у них просто бандитизм. Не знаю, что имела в виду. Не знаю… — Женщина отчаянно затрясла головой.

— В общем, на работе все складывалось непросто. А в семейной жизни?

— О-о, ну тут другое дело. Они со студенчества с Толей живут душа в душу. Жили… Нет! — Карзанова резко обхватила лицо ладонями: — Не могу сказать «жили». Не выговаривается…

— Да ты про Лизу расскажи! Может, это важно… — подал голос от двери молча стоящий до этого момента муж свидетельницы.

— Ах да! Полтора года назад произошла трагедия. Только все забываться стало… Да разве такое забыть?! Дочка их, Лизочка, погибла в Крыму. Пошла ночью купаться и утонула.

— Она что же, одна в Крым поехала?

— Да нет, что вы… С мужем, Олегом, и с дочкой маленькой… По-моему, Маргоше тогда два годика исполнилось, и Викуля с ними. Она всегда с Лизой, как наседка. А уж с внучкой, когда ее на выходные привозили, — ну просто как ненормальная бабка, честное слово.

— Значит, несчастный случай произошел. Это точно установлено? Так? — Следователь буровил свидетельницу немигающим взглядом, будто именно она и была повинна в несчастном случае с Лизочкой.

— Конечно, несчастный случай! А что ж еще? Лиза поехала с мужем из Ялты на экскурсию в Севастополь. На два дня… Вика с внучкой осталась в Ялте. И, насколько я поняла, ночью, после ресторана, молодые купаться пошли. Вернее, Лиза одна пошла… Ой, не знаю! Вы у Толи все спрашивайте! Знаю лишь, что труп Лизочки на берег выбросило и… все-все… — соседка начала всхлипывать, мотая головой.