Павел Стовбчатый - Сцены из лагероной жизни

Окно выдачи диетического питания в лагерной столовой. За маленькой перегородкой стоит очередь с мисками, человек восемь-девять. Больные и те, кому дано, — у кого есть деньги. Вообще, больных на списке человек пятьдесят, тех, кому дано, — сто двадцать.

Кирилл, вечно голодный, но неунывающий работяга, уже несколько дней присматривается к этой «тусовке» и трется возле окошка. Денег у него нет, а кушать очень хочется. В один прекрасный день он прикидывается глупой овечкой, дожидается своей очереди и, бросив небрежно-обыденное «Привет» вездесущему повару-раздатчику, преспокойно сует миски в «амбразуру». Первый раз! Страха нет, но есть некое сомнение в глубине души. Оно-то и может передаться раздатчику. Диета по лагерным меркам стоит довольно дорого. Повар на несколько секунд застывает, видимо что-то вспоминая и перебирая в уме, смотрит в Кирилловы бесцветно-проникновенные глаза и… накладывает! В последующие дни все идет как по маслу, сказывается наработанный опыт. Кирилловы глаза в течение месяца становятся как бы другими… И это замечают все. Он на седьмом небе от счастья, смеется до боли в животе…

— Чё вы боитесь? — внушает он мужикам в секции. — Я сам раньше боялся и стеснялся… А чего, спрашивается? Они же обкрадывают нас, козлы! Драться не кинутся. Подошел, сказал «Привет» и — суй миски. В морду не плюнут, они всех не помнят, а тайный список прячут от ментов подальше. Главное, понаглей, с уверенностью! — Кирилл хохочет и хлопает себя по животу.

Через полтора месяца бедняга «погорел» на продавщице из зоновского ларька. Сказав ей «Привет», он от имени начальника попросил тридцать пачек сигарет «Астра», не зная о том, что час назад хозяин уже посылал человека за куревом.

Мы встретились ровно через пятнадцать суток, когда он вышел из ШИЗО. Изрядно похудавший, он стоял возле санчасти и что-то обдумывал.

— Привет, Кирюха! — поприветствовал я его и спросил, как положение.

— Класс! — ответил он, выставив вперёд большой палец. Кивнув на кабинеты санчасти, многозначительно добавил: — Пора знакомиться…

Фельдшер Галя Новак крутит втихаря любовь с нарядчиком-зеком. Гале — сорок три, ему — двадцать восемь. Муж Гали ни о чем не догадывается, работа дежурного помощника начальника колонии выматывает до предела. Коллеги Галочки кое-что подмечают, но дружно молчат из солидарности с дамой, дожидаясь неминуемой развязки.

Раза два в неделю Галя приходит на работу чуть раньше положенного времени, и через несколько минут в санчасть «случайно» заявляется нарядчик…

Тридцати минут до прихода остальных им вполне хватает. У нарядчика, как и положено, все схвачено, на атасе стоит его очень доверенный и проверенный человек, следит за движением в оба глаза и даже больше того. Окон в кабинете нет, дверь запирается изнутри…

Но нет ничего тайного, что бы не стало явным. Информация в конце концов доходит и до оперов…

Поймать «преступников» надо с поличным, на месте, так сказать, преступления, иначе и тот, и другая откажутся наотрез от запрещенной связи. Оперативники под каким-то предлогом вызывают на ковер того самого атасника и под угрозой нового срока за якобы участие в передаче наркотиков понуждают его к «сдаче» товарища в самый горячий и волнующий момент… Все детали оговорены до тонкостей, со всех сторон.

В один из дней Галя приходит в зону раньше обычного и едва успевает глянуть на себя в зеркало, как появляется «жених». Атасник исправно стоит под дверями и терпеливо дожидается легкого постанывания… Сигнал — и три здоровенных прапорщика вместе с оперативниками с маху выламывают дверь кабинета.

Галочка в неглиже сидит на коленях у возлюбленного спиной к дверям.

И ворвавшиеся, и застигнутые замирают на некоторое время, не зная, что делать. Наконец до Гали доходит весь ужас случившегося, и она, пряча лицо в грудь нарядчика, восклицает: «Знымайтэ потыхэсэньку! Знымайтэ потыхэсэньку!» Потом, спохватившись, прикрывается рубашкой и гонит прочь подлых оперативников. В руках она держит трусы, свирепо размахивает ими, но не замечает этого.

Через сорок минут весь лагерь и посёлок вовсю смакуют детали происшедшего. Инструкции прежде всего!

Фарид перевидел в своей жизни многое. Спецы и одиночки, мор и кормежку с лопаты, никотиновый пресс и жажду, холод и смирительные рубашки. Его не сломал даже знаменитый жуткий препарат «Мадам де По», делающий из здорового человека паралитика. Врачи-оперативники из психиатрических отделений нескольких больниц буквально преклонялись перед стойкостью этого сорокапятилетнего татарина, бродяги по жизни в лагерном понимании.

Но что значит все это в сравнении с наглостью, тупостью и цинизмом капитана Петренко, знаменитого на весь Кизел-лаг хохла-хапуги, «воспитателя» и начальника отряда!

Выходной день. Фариду остается ровно двадцать шесть дней до долгожданной свободы. Он уже отпустил небольшой волос и весь преобразился, как преображается всякий зек, разменявший последний месяц на зоне.

Барак, секция, предпоследний проход, где обычно обитают блатные и авторитеты. На тумбочке гора газет и журналов, дым коромыслом.

В три часа дня в секцию неожиданно влетают два прапорщика и капитан Петренко. Очередной обход в поисках добычи. Зеки быстро гасят и спуливают окурки кто куда. Прапорщики скорым шагом устремляются к последним, «козырным», шконкам, успевая пробежаться рыщущими глазенками по лицам и позам сидящих и снующих. Жажда добычи и хоть какого-то улова делает их похожими на мерзких шакалов.

Капитан Петренко идёт прямо в проход Фарида, тот встаёт с койки и садится, стараясь не встретиться взглядом с хищником.

— А, Фарид!.. — издевательски-радостным тоном восклицает Петренко, как будто только заметил татарина. — Газетки почитуешь, книжечки. — Он мешает русские и украинские слова, в общем, говорит как неотёсанная дубина. — Скикы осталось, га? Шось не дужэ весел…

— Двадцать дней, — нехотя отвечает Фарид и тяжело вздыхает.

— Бачу, волос видпустив вже… Острыжэм, ничого!

Фарид молчит и, сцепив крепко зубы, ждёт худшего.

Петренко тем временем лезет в верхний ящик тумбочки, достает оттуда мыло, щетку, письма, папиросы, домино, ручку.

— О, четки! — вертит он в руках красивые чётки, которые только вчера принесли из рабочей зоны, на освобождение Фариду. Спокойно кладет их в карман. — Не положено. На воли будэш носыты. — Петренко задевает что-то на тумбочке, и мыло падает на пол.

Фарид молчит.

Петренко открывает дверцу и вытряхивает содержимое тумбочки прямо в проход. Книги, свернутые носки, брюки, рубашка, банка из-под кофе, две пуговицы, спички, баночка с солью, крем… Далее идут какие-то свертки, пакеты и бог знает что ещё. Шмон будет долгий и капитальный.

— Скажи, что ты хочешь найти, и я тебе отвечу, — говорит Фарид. Его уже начинает малость потряхивать.

— Знамо шо, Фарид, знамо, — ухмыляется Петренко.

Последним из тумбочки извлекается целлофановый мешок с пряниками. Петренко демонстративно переворачивает его, и пряники сьшлются под ноги Фарида. Тумбочки пуста.

Лицо Фарида медленно наливается кровью, он теряет всякое благоразумие и терпение.

— Ты что же это, пидор, делаешь?! — чётко произносит он, готовый вцепиться гаду в глотку.

Петренко в это время высыпает спички из коробков, но судьба Фарида уже предрешена, это видят все.

— Шо-о ты сказав?! — Вещи мигом оставлены, Петренко впился глазами в Фарида. — Шо ты сказав?! — повторяет он ещё раз и встает с корточек.

— Я сказал, что ты пидор и мразь, хуесос поганый, животное!

Глаза в глаза. Гнев, ненависть, бессилие и безысходная тоска. Здесь ты до последней секунды раб и не вздумай претендовать на большее!

— Пишлы зи мною, — говорит Петренко и быстро, на всякий случай, выходит из прохода. Он подзывает прапорщиков, и они вместе ждут, пока Фарид оденется.

— Игорь, — обращается Фарид к соседу, — скажи Седому, чтоб не забыл насчет Вити… Он в курсе дел. Пояснишь, за что меня уволокли.

Все выходят. Зеки плюются вслед легавым.

Через двадцать минут остриженного наголо Фарида повели в изолятор. Пятнадцать суток за оскорбление офицера.

Выйдя из ШИЗО, Фарид рассказал мне, что ублюдок Петренко ещё трижды проделывал то же самое без него и, обращаясь к зекам во время своих фокусов, всегда говорил одно и то же: «Привет Фариду».

Недавно к капитану Петренко прикрепили двоих молоденьких курсантов, прибывших в зону. Говорят, они успешно перенимают его опыт…