Ознакомительная версия.
Фридрих Евсеевич Незнанский
Лекарство для покойника
Ты коварства бегущих небес опасайся.
Нет друзей у тебя, а с врагами не знайся.
Не надейся на завтра, сегодня живи.
Стать собою самим хоть на миг попытайся.
Омар Хайям
Когда в комнате стены выкрашены в белый цвет, жить в ней легко и приятно. Но как в ней спать?
Он лежал и думал об этом.
В двух метрах от него стояли два круглых стула без спинок, он пробовал было называть их табуретками, но жена – его личный дизайнер – настаивала, что это именно стулья. Стулья, так стулья.
"В маленьком промежутке между двух окон одна под другой висели две графические работы Шемякина, купленные в Швейцарии. На полу под ними – округлый глиняный кувшин с какими-то якобы вечнозелеными ветками. Ну да, конечно, когда ветки круглый год не меняются, потому что абсолютно сухие, можно и сказать, что они вечнозеленые. И вот поди ж ты, не забудь менять в них воду.
"Журнальный столик из красного дерева на трех ногах. На нем – причудливой формы светильник. Настолько причудливой, что никогда нельзя было толком понять, включен он или нет. Впрочем, «дизайнер» утверждал, что так и задумано, поскольку его функция – не светить, а создавать интерьер.
Во встроенном стенном шкафу – два широких квадратных отделения – в одном стоял музыкальный центр «Пионер», другое было заполнено морскими сувенирами. Книжные полки, большей частью, забиты компакт-дисками и видеокассетами, а собственно книг было не больше десятка (сплошь медицинские и фармакологические словари), да им тут и нечего было делать – на втором этаже ведь есть кое-какая библиотека (семь с половиной тысяч книг), только вот кто и когда ею последний раз пользовался… Кроме младшего немца, разумеется, тот без конца листает иностранные словари, ну и Юлька при нем, конечно, как положено…
Он вдруг заметил, что простыня, сушившаяся на веревке, вдруг набухла и образовала очертания фигуры человека. Человек зашевелился, и простыня угрожающе приблизилась, и сомнений в этом не было – жить ему теперь оставалось мгновения. Рука с ножом коротко замахнулась и…
Тут он откровенно засмеялся во сне и от этого проснулся. Сомнений не было – это сцена из «Карлсона, который живет на крыше». Хотя рука с ножом, пожалуй, все-таки перебор. Такого там не было.
"Да, он обладал этой счастливой особенностью: ему часто снились мультфильмы. Хотя сам он в шутку утверждал, что никакого счастья тут нет, а есть классическая ситуация для преуспевающего бизнесмена: много вложенного труда и закономерный результат – просто он пересмотрел столько мультфильмов, что не сниться они ему уже просто не могли.
В свободное время, которого всегда была самая малость, он становился яростным анимационным фанатом. И в этом являлся лучшим другом своей дочери. Жена, которая была моложе его на добрый десяток лет, искренне завидовала: она никогда не могла так, как они, «упереться в экран и в сотый раз наблюдать шуточки одних и тех же нарисованных дебилов, дрыгая при этом ногами от восторга». Конец цитаты.
Хотя сейчас это был даже не сон, а какая-то странная полудрема. Улыбнувшись, он вспомнил и «Бриллиантовую руку», там Никулину тоже мерещились какие-то фантастические грабители.
"Он лежал на любимой, а потому уже порядочно продавленной кушетке и смотрел в потолок, а видел себя. Потому что на потолке было зеркало. Просто еще в прошлом году в этой комнате они каждую ночь занимались любовью. Тогда здесь была супружеская спальня, и это зеркало имело немалый смысл.
Позже жене пришла в голову идея очередной грандиозной перепланировки, и несколько месяцев в доме жили только строительные рабочие из Югославии. (Так что теперь от старого варианта в этой комнате осталось только зеркало на потолке да сейф, которым он пользовался редко.) А югославы все делали чрезвычайно качественно, но особенно не торопились. И немудрено: для них эта работа была как манна небесная, ведь у них на родине тогда как раз шла война…
Он невольно усмехнулся: «шла война» – это сильно сказано. Война – это когда две (а то и больше) стороны воюют друг с другом. А из Югославии делали котлету в сугубо одностороннем порядке. Слепили, поджарили и съели… И ведь, кажется, не так давно это было, а сколько воды утекло. Сам он служил в армии довольно давно и к военным играм взрослых мужчин был совершенно равнодушен, просто эта далекая бойня задела дела и планы многих посторонних людей, и его в том числе. А ведь еще год назад у него как раз намечался перспективный проект на Балканах, но насколько именно он был перспективным и насколько реальным, теперь уже не узнать никогда, во всяком случае, нескоро…
Он повернулся на правый бок, на левом не спал уже давно, сердце нет-нет да и прихватывало. Нет, скорее не прихватывало, а потягивало. Ха! Он вспомнил анекдот, который Митька Трофимов рассказал днем. Чувствует, прохвост, настроение шефа, ничего не скажешь.
"Идет солдат по полю после кровавого сражения. Везде трупы, трупы… И только один смертельно раненный шевелится и стонет:
– Помоги, браток, пристрели меня.
Солдат, не долго думая, дает очередь в раненого и медленно идет дальше, а сзади голос:
– Спасибо, браток…"
Вот это точно, можно помереть быстро и совершенно здоровым, не зная горечи поражений и растянутой во времени боли. А можно, будучи чиненным-перечиненным, протянуть семь-восемь десятков лет и сделать кучу важных дел. Что лучше из двух вариантов – риторический вопрос.
Доктора говорят, что функциональных изменений в сердце нет, а боли – сугубо невротического свойства, постстрессовый синдром и все такое. В общем, ничего серьезного, все как у всех: много работы, мало отдыха, плохой сон, вот как сейчас… Сейчас, впрочем, никакого сна. Он взглянул на циферблат «Омеги», которую по укоренившейся привычке не снимал практически никогда, ни ночью, ни под душем. Даже жена привыкла, хотя в определенные моменты часы ей и мешали.
«Омега» показывала 3.19.
Тупиковое время. Если уж он сейчас не спит, значит, это надолго, как минимум до пяти утра будет ворочаться. А потом заснет как дурак на каких-то сорок – пятьдесят минут и встанет совершенно разбитый.
Выпить, что ли, это новое американское снотворное в самом деле?
Да нет, это просто смешно, ну какое снотворное?! Разве может ОН пить АМЕРИКАНСКОЕ снотворное? Журналисты пронюхают – засмеют… Вот ведь бред, как это они пронюхают?
Господи, о чем он вообще думает, кто заставляет его подниматься завтра ни свет ни заря?! Он у себя дома, он богатый и в каком-то смысле свободный человек, море под боком, замечательное теплое море, которое он никогда не променяет ни на какие далекие экзотические Гавайи! Жизнь прекрасна, черт возьми! В одной из комнат спит молодая красивая женщина, мать его дочери, дороже которой он для себя еще ничего не придумал. И нечего тут ворочаться, а раз уж не спится, надо проводить время с толком и с удовольствием.
Ободренный этими мыслями, он поднялся, натянул узенькие плавки и вылез прямо в окно, выходящее на просторную веранду. Теперь он был на третьем этаже своей виллы.
Дом располагался на скалистом взморье. Море – совсем рядом, но гораздо ниже, до него надо было еще добраться.
Луна в эту ночь была почти полная, а след ее на воде удивительно широким. Возможно, где-то вдалеке море было и не совсем спокойным, но в его бухте это оставалось незаметно, и при полном штиле медленная игра лунных бликов наблюдалась на легких всплесках удивительно просто, словно при замедленном воспроизведении кинопленки.
Он спустился с балкона третьего этажа на веранду первого по сквозной лестнице и, прихватив с веревки давно высохшее махровое полотенце, встал босыми ногами на землю. Вернее, на гальку, которой тут было в изобилии. На первом этаже в двух окнах горел свет, там бодрствовали охранники, наверное, резались в свой традиционный покер. Как-то раз старый немец научил Трофимова играть в карибский вариант игры американских ковбоев. Через пару недель покером заразилась вся охрана.
"Секунду подумав, он отказался от идеи искупаться в бассейне – так можно было разбудить домашних – и пошел к морю. Впереди – крутой спуск, и попасть к воде можно было только по узенькой лесенке длиной метров семь, не больше, которую, когда море особенно волновалось, поднимали наверх. Но каждую ночь лесенку поднимали в любом случае. Впрочем, волнение моря редко посещало этот маленький залив. Тут был свой особый микроклимат.
Он усмехнулся, вспомнив, как напирал на это особое обстоятельство тот хитрый хохол, что продавал ему этот участок. Впрочем, особо хохол ничего не выторговал, хотя сейчас, по прошествии нескольких лет, когда они тут обжились и проводили чуть ли не пять месяцев в году, он готов был признать, что пожадничал, да только где искать теперь того хохла, чтобы компенсировать ему возможный моральный ущерб. Впрочем, что там особо компенсировать. Хохол продавал развалившуюся одноэтажную дачку с половиной гектара земли. А уж климат и ландшафт – это досталось не от него…
Ознакомительная версия.
