Он и она минус он и она - Лариса Павловна Соболева

© Соболева Л., 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Последний аккорд гитары дрожал еще какое-то время в воздухе, умирая, и… умер. Живой осталась тишина, она и вносила нелепую, странноватую неловкость, словно четырех человек за столом объединила общая вина. Во время паузы сумерки заполнили комнату, они будто вошли бесшумно через открытую балконную дверь, посмотрели на унылые лица и потускнели, а потом и почернели.

М-да, необычные впечатления возникли после средневековой баллады с трагическим концом, которую исполнил Платон. Он не профессиональный певец, петь и сочинять музыку на старинные стихи его хобби. Кого-то природа бессовестно жалует внешностью, талантом (и не одним), умом, умением нравиться и везением, кажется, что недостатков на долю счастливчиков просто не хватило. А для некоторых в кармане у природы достоинства оказались в дефиците, что ж, как говорится, каждому своя шоколадка. Платону отсыпано с лихвой всего того, что вызывает зависть у обделенных людей, но ему повезло и этот булыжник обойти, завистников он не встретил, или не подозревает об их существовании.

– Друзья мои, вы не заметили? Темновато стало, – произнес он, потянувшись за бокалом вина. – Таня, включи свет, а то мы уже не видим друг друга.

Жена Татьяна старше Платона на пять лет, но кто решится дать ей законные тридцать семь? Безусловно, на девочку она не тянет, но и дамой при ее худобе, высоком росте и славненьком личике простушки совсем не смотрится. Прежде чем подняться, Татьяна поставила жесткое условие:

– Спой еще, тогда зажгу свечи. Для атмосферы зажгу.

– Правда, спой, м? – робко попросила Камилла.

– Зажигай свечи, – махнул рукой Платон, обратившись к жене.

Как правило, он споет пару песен и ни за какие коврижки не соглашается продолжить застольное выступление, мол, топайте на концерты звезд, там требуйте исполнение на бис, а я не хуже вас и тоже хочу пить-есть. Он упрямый, а кто не упрям? Даже рохли иногда упрямятся из вредности.

Татьяна принесла два подсвечника, оба на три свечи, в предвкушении закусив нижнюю губу, она подносила к фитилькам огонек зажигалки, адски плясавший в ее зрачках. И вот, когда замерцали свечи, распространяя запах стеарина, а гостиную заполнили звуки гитары, Платон начал едва слышно свою балладу о верности и предательстве… потом вторую… О, даже третью соизволил спеть без уговоров, но как!

Он пел никому и в то же время всем, возможно, всему земному шарику, жаль, что из всего человечества слышали его только трое. Платону снова удалось погрузить друзей в печальные истории любви и смерти, хотя что в них такого, способного ущипнуть душу? Истории мелодраматичны, куплеты примитивны, мотивы стилизованы под средневековый и далеки от современных ритмов.

– Здорово поешь, – похвалил Константин, муж Камиллы, когда закончилась третья баллада. – Тебе бы на сцену.

– Разве я пою? Это всего лишь рассказы под гитару о наивных надеждах и их крушениях, – поскромничал Платон. – Да и певческим голосом не обладаю, к тому же плохо знаю нотную грамоту, я полный дилетант.

– Он уникум, но не хочет в этом признаваться, – иронично заключила Татьяна. – Чай, кофе? По всем признакам Платон петь больше не будет.

– Не-не-не, – поднял ладони Константин. – У меня был сегодня трудный день, завтра ожидаются новые-старые сложности. Мы пойдем. Камилла!

– Да, нам пора, – с неохотой поднялась с места его жена и вздрогнула от звука разбитой посуды. – Ой, простите!

Задетая пальцами Камиллы тарелка упала на пол и, конечно же, звонко разбилась. Тарелочка крутая, как и все в этом доме, но Татьяна поспешила успокоить гостью великодушной шуткой:

– Ничего страшного, я открою секрет: посуда бьется и очень часто.

Разбить такую тарелищу стоимостью с хороший сервиз… от смущения на щеках Камиллы проявился матовый румянец, с несвойственной ей спешкой она протараторила, сглаживая неловкость:

– Таня, вечер был прекрасный, еще раз прошу прощения за разбитую тарелку. Платон, спасибо за твои баллады, обожаю слушать, как ты поешь.

– Всегда рад доставить удовольствие, – улыбнулся он в ответ.

Платон поднялся, поискав безопасное место для гитары, прислонил ее к боковине кресла, после двинул в прихожую проводить гостей. Константин попросил Татьяну одолжить теплую кофту или шаль для Камиллы, так как значительно похолодало, а та поручила мужу:

– Будь добр, принеси мохеровую кофту… э… синюю. Правда, похолодало, август в этом году какой-то неприятно холодный.

– После Ильи второго августа лето поворачивает на осень, а дни становятся холоднее, так говорила моя бабушка, – со знанием дела сказал Константин.

– Суеверия, – нервно рассмеялась Татьяна.

Больше ничего Платон не услышал, кстати, он не любит разговоры у порога, потому что не проходит ощущение, будто гости не хотят уходить, а хозяева не хотят, чтобы они остались. Из гардеробной он принес кофту, помог надеть Камилле, она повернулась к нему лицом и слегка кивнула в знак благодарности.

Камилла… Она вне возраста, может показаться юной и неискушенной девой, не знающей жизни, но ждущей романтического звездопада на свою глупенькую головку, а кто-то увидит в ней уставшую и умудренную опытом хищницу. Камилла ни то и не другое. Без сомнения, от брюнеток веет таинственностью, а то и фатальностью, они сами по себе привлекают яркостью, особенно контрастные – белая кожа, смоляные волосы, бледно-голубые глаза и девственно-красные губы. Поэтому стоит Камилле чуть загрустить или рассердиться, и окружающие видят в ней свое собственное представление, ничего не имеющее общего с оригиналом. Одно бесспорно: она притягивает глаз, об этом думал Платон, но жена отвлекла от гостьи, неожиданно ойкнув и заставив всех вздрогнуть:

– Ой, я сейчас, подождите секундочку… Не уходите!

Гости и муж не успели сделать вдох-выдох, а Татьяна примчалась, протянула коробку конфет Камилле:

– Вот, возьми. Это для Ванечки.

– Как-то неудобно, нет… – начала было отказываться гостья.

– Бери, бери, ты же тоже любишь конфеты. Мне предложили по цене закупок, я от жадности взяла десять коробок, теперь всем раздаю свою жадность.

Татьяна рассмеялась, заставив улыбнуться и Константина с Камиллой, которые, взяв коробку, наконец ушли. После ухода гостей стало тихо, но это не та тишина, возникавшая стихийно после песен Платона и заставлявшая с опаской заглянуть внутрь себя, а пронизанная дремучей скукой. Платон завалился на диван и включил телик, Татьяна неторопливо собирала посуду со стола, беспорядочно ставя на поднос приборы. Она бросала в мужа косые взгляды, строгие и недовольные, наконец, дошла до стула Камиллы, присела