Он не закончил фразу, так как в дверях библиотеки возник Генри и доложил:
– Лейтенант Трэнт из полицейского управления.
Спустя минуту в комнату вошел мужчина с пухлым конвертом в руке. Высокий, молодой, безукоризненно одетый, он совершенно не соответствовал моему представлению о полицейском. Все в нем дышало спокойствием. Но мне лейтенант Трэнт показался достаточно опасным. Теперь мне все казалось опасным. Мой тесть и эта огромная, темная комната с мебелью, обитой красной кожей, массивными, тяжелыми полками с книгами, темными драпри – все казалось мне гнетущим, мрачным, как бы вырванным из кошмарного сна. И ситуация, в которой я оказался, была неопределенной, пугающей и тоже напоминала ночной кошмар. Я видел, как моя первая ложь, сказанная по телефону, распространяется с пугающей логичностью. Я сказал, что был один. Ясное дело, что Си Джей тут же ухватился за представившуюся идеальную возможность спасти Дафну от последствий величайшего безумия, какое она могла совершить. Только я мог обеспечить ей алиби. В его глазах любимая дочь была в безопасности, а я как инструмент, предназначенный для спасения Дафны, временно оказался в фаворе. Если теперь я скажу полиции правду, то не только скомпрометирую Дафну, но и стану в глазах Си Джей лгуном и предателем, поведение которого лишило его возможности найти другой путь спасения дочери. Но, с другой стороны, если я соглашусь на план Си Джей и буду идти с ним плечом к плечу... "Элен – порядочная и рассудительная девушка... У тебя не будет с ней трудностей. Элен – это самый важный свидетель"...
Перед моими глазами возникло лицо Элен, затем Анжелики и, наконец, Бетси. Я видел их всех трех, они теснились вокруг меня, смотрели на меня, как будто чего-то от меня ожидая. Но еще отчетливей я видел свой собственный крах. Все, что я делал после вчерашнего вечера, казалось мне разумным, а между тем в результате я все глубже погружался в трясину... Если бы я имел хоть немного больше времени!
Си Джей встал, чтобы поприветствовать детектива. Теперь он был совсем другим – улыбающимся, собранным, деловым. Словом, образцовый гражданин, жаждущий с максимальным усердием помочь властям в раскрытии преступления.
Мною овладело безудержное желание сбежать отсюда. Вылететь из этой огромной комнаты, промчаться по коридору и оказаться на улице... Я был близок к этому шагу, я уже начал искать в мыслях какой-нибудь предлог, когда Си Джей повернулся ко мне, еще не отпустив руку детектива.
– Билл, я хотел бы представить тебя лейтенанту Трэнту. Господин лейтенант, это мой зять, Билл Хардинг.
Глаза молодого детектива на какой-то момент задержались на моем лице. Глаза спокойные, умные и в этот момент банально вежливые. Он протянул мне руку, я подал свою.
– Я полагаю, лейтенант Трэнт, что вы хотели бы поговорить с моей дочерью? – спросил Си Джей.
– Если ваша дочь пожелает уделить мне немного времени...
– Для полиции каждый обязан найти время! – Си Джей добродушно рассмеялся, но его пронзительные жабьи глаза все время следили за моим лицом.
– Приведи сюда Дафну, Билл. Она должна быть где-то здесь, скорее всего в своей комнате.
Я прекрасно понимал, о чем идет речь и что он старается просигналить мне своими глазами. "Это твой шанс, – без слов говорил он мне. – Хватай его! Убедись, что Дафна помнит свою роль, согласуйте ваши слова так, чтобы ни на шаг не уклониться с выбранного пути. Теперь или никогда. Пришла минута решающего испытания".
Лейтенант Трэнт отвернулся от меня: теперь он рассматривал картину Брака[4]. Си Джей продолжал гипнотизировать меня своим сверлящим взглядом.
"Если преступление совершила Анжелика, то я в безвыходной ситуации... Но если это не Анжелика, если она будет для полиции только одной из многих подозреваемых, одной из многих знакомых убитого, тогда...".
– Билл, – нетерпеливо проговорил Си Джей, – мы не можем злоупотреблять столь ценным временем лейтенанта Трэнта, не так ли? Иди же, наконец. Поспеши!
– Да, конечно, – сказал я. – Извините меня. Я сейчас же приведу ее сюда.
И я быстро вышел из комнаты. Итак, решение принято! Жребий брошен.
Я быстро шел по коридору. В огромном салоне служанка стирала пыль с какой-то абстрактной скульптуры; контраст между обычной ежедневной уборкой и ситуацией, в которой я оказался, странным образом поразил меня. Я знал, что должен постараться составить какой-нибудь разумный план поведения, однако мысли об убитом Ламбе парализовали мою волю. Казалось, жуткий осьминог притаился где-то совсем близко и одно из его щупальцев уже вытянуто, чтобы схватить меня.
Дафна сидела в своей комнате на кровати. Я не знал, была ли она виновна или нет, но в любом случае я ожидал застать ее подавленной и испуганной. Она же совершенно спокойно сидела у туалетного столика и делала маникюр. Ногти одной руки она покрыла ярко-красным лаком и теперь, вытянув руку перед собой, проверяла эффект. Услышав, что я вошел, она резко повернулась, и рыжие волосы упали на ее лицо.
– О, Билл! – воскликнула она. – Как поживаешь? Что ты скажешь об этом оттенке? Это последний крик моды.
Ее фривольное настроение окончательно вывело меня из равновесия.
– Это ты его застрелила? – спросил я грубо.
– Билл, мой дорогой! Ты собираешься заподозрить меня в этом? Ничего более глупого не слышала в жизни. Ведь ты знаешь, что я не смогла бы убить даже муху.
– Пришла полиция...
– В самом деле?
– Что ты делала вчера вечером?
– Ах, это длинная история! Боюсь, что я вела себя не слишком серьезно. Как-нибудь я расскажу тебе обо всем этом подробно. Однако предполагаю, что сейчас я должна буду предстать перед лицом закона. Разве не так?
Она встала и начала размахивать руками, чтобы лак поскорее высох.
– Отец сказал, какие показания ты должен давать?
– Да.
– Папа был взбешен! – Дафна глубоко вздохнула. – Когда он показал мне в газете заметку о Джейми, я потеряла голову и рассказала ему почти все. Папа пришел в ярость. Особенно на Бетси и на тебя за то, что вы допустили, чтобы я попала в когти Джейми... Ты только подумай, этот глупый бедный парень дал себя застрелить! Это в самом деле ужасно! И что я... Но не будем сейчас говорить об этом. Бетси уже знает обо всем?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Она наверняка начнет кудахтать надо мной, как старая наседка, как только узнает. И надо же было, чтобы подобное случилось именно со мной!
Дафна взяла меня под руку и улыбнулась с видом девочки, раскаивающейся в неуместной шалости.
– Я позвонила тебе около семи вечера. Потом пришла к вам, и Элен приготовила ужин. После ужина мы слушали пластинки, потом болтали. Спать пошли около трех. Какие пластинки мы слушали? Пожалуй, Баха, как ты думаешь? А что было на обед? Мы и об этом должны подумать. Ведь эти типы могут пошарить в нашем холодильнике и найти остатки. Билл, дорогой, что это было? Что мы ели?
– Жареную курицу, – ответил я.
– Ага! И соус! Наверное, белый, ведь Элен чистопородная англичанка!
– Пусть будет так.
– Уфф! А ты не очень на меня полагаешься, а? – спросила она и потянула меня к двери. Ее самоуверенность и беззаботность прибавили мне бодрости. Если уж нам предстояло пройти через это испытание, то Дафна, казавшаяся выкованной из железа копией Си Джей, вполне соответствовала сложившейся ситуации.
В библиотеке Си Джей и лейтенант Трэнт сидели рядом на красном кожаном диванчике. Они абсолютно не подходили друг другу и выглядели как именитый гость и молодой кузен хозяина дома, которые случайно встретились на коктейле и присели на один диван. При виде нас лейтенант Трэнт быстро встал. Мой тесть представил его дочери; при этом детектив был столь учтив, столь исполнен уважения, что казалась невероятной даже мысль о том, что он знает что-нибудь нелестное о ней или об Анжелике... или обо мне.
Сейчас Дафна ничем не напоминала девушку, которую я минуту назад видел в ее комнате. В ее поведении не было и тени претензионности – она выглядела в меру спокойной, в меру взволнованной и даже, по-своему, обаятельной. Всю свою жизнь она разыгрывала комедию перед отцом, так что нет ничего удивительного в том, что в конце концов это стало ее второй натурой.
Она прошла по комнате и села на стул, старательно разгладив на коленах свою юбку. Улыбнулась Си Джей, который ответил ей такой же улыбкой. Во все этом не было ни тени конспирации. Все перед вами... Отец и дочь позволили постороннему человеку заглянуть в их нежные семейные взаимоотношения.
Лейтенант Трэнт присел на ручку кресла. Я всегда был убежден, что полицейские имеют при себе карандаши и записные книжки, в которые постоянно что-то записывают. Но в этот раз я ни одного из этих предметов не увидел. Трэнт просто сидел на ручке кресла и смотрел не на Дафну, а на свои скрещенные ноги.
– Вы понимаете, мисс Коллингхем, что речь идет о чистой формальности. Я знаю, что это неприятно, но, к сожалению, таковы уж мои служебные обязанности – доставлять людям неприятности...
