Ознакомительная версия.
Софи вздохнула и пошла открывать.
— Да, уже иду! — Она с раздражением распахнула дверь, однако немного смутилась, увидев двух незнакомых мужчин в полицейской форме. — Здравствуйте.
— Тебя зовут Софи?
— Да. — Девушка лихорадочно перебирала в памяти, что могла натворить такое, из-за чего к ней явилась полиция.
Ничего на ум не приходило. Конечно, на последней школьной дискотеке она выпила пару бутылок крепкого пива, а еще несколько раз каталась с Улле на его подрегулированном мопеде, но трудно было представить, что полиция станет утруждаться из-за подобных проступков.
— Твой папа дома? — спросил полицейский постарше.
— Да-а, — медленно ответила Софи, еще больше озадачиваясь. Что, черт возьми, мог натворить папаша?
— Мы хотели бы поговорить с вами обоими, — вступил в разговор рыжеволосый полицейский помладше.
Софи не могла не отметить, что он недурен собой. Впрочем, и второй тоже, но этот слишком стар. Классный старик. Наверняка лет тридцать пять минимум.
— Заходите. — Она шагнула в сторону, пропуская их в прихожую.
Пока они снимали обувь, Софи пошла в гостиную. Отец действительно сидел, нацепив на уши огромные наушники. Наверняка у него там играет что-нибудь кошмарное, типа «Визекса», или «Викингов», или «Торлейфс». Она замахала руками, пытаясь привлечь его внимание. Отец лишь чуть приподнял наушники и вопросительно посмотрел на нее.
— Папа, с нами хотят поболтать несколько полицаев.
— Полицейские? Что? Кто?
Софи увидела, что и его мозг лихорадочно заработал, соображая, что такое она могла натворить, предоставив полицейским повод их навестить. Она предупредила его вопрос:
— Я ничего такого не сделала. Честно. Даю слово.
Отец посмотрел на нее с сомнением, но снял наушники, встал и пошел разбираться, что происходит. Софи последовала за ним.
— В чем дело? — спросил Ула Касперсен, явно несколько напуганный возможностью получить нежелательный ответ. Интонация обнаруживала его норвежское происхождение, но очень незначительно, и Патрику подумалось, что Ула покинул родину много лет назад.
— Мы можем где-нибудь присесть? Кстати, меня зовут Патрик Хедстрём, а это мой коллега Мартин Мулин.
— Вот как, — произнес Ула и поздоровался с обоими. В его голосе по-прежнему звучал вопрос. — Да, мы можем сесть вон там. — Он пригласил Мартина с Патриком на кухню, как поступили бы девять человек из десяти: кухня почему-то считалась самым подходящим местом в доме для общения с полицией.
— Ну, чем мы можем быть вам полезны? — Ула сел рядом с дочерью, а полицейские разместились напротив.
Хозяин тут же принялся поправлять бахрому на скатерти. Софи бросила на него сердитый взгляд: даже сейчас он не может прекратить все прибирать и раскладывать по местам!
— У нас…
Полицейский, представившийся Патриком Хедстрёмом, явно колебался, и у Софи возникло странное ощущение в желудке. Ей захотелось закрыть уши и затянуть какую-нибудь мелодию, как она поступала в детстве, когда родители ругались между собой, а она понимала, что бессильна им помешать. Однако она уже не маленькая.
— У нас, к сожалению, печальные новости. Марит Касперсен вчера вечером погибла в автомобильной аварии. Мы приносим вам свои соболезнования. — Патрик Хедстрём снова кашлянул, но глаз не отводил.
Неприятное ощущение в желудке усилилось и мешало Софи вникнуть в только что услышанное. Это не может быть правдой! Вероятно, произошла какая-то ошибка. Мама не могла умереть. Не могла, и все. Они ведь собирались в следующие выходные в Уддеваллу за покупками. Они же решили. Только вдвоем. Совместное дело матери и дочери, о чем так долго просила мать, а Софи делала вид, что не хочет, хотя на самом деле ждала его с радостью. А что, если мать не знала об этом — о том, что поездка ей в радость? В голове жужжало, а рядом слышалось прерывистое дыхание отца.
— Должно быть, это ошибка. — Слова Улы прозвучали будто эхо мыслей Софи. — Вероятно, произошло недоразумение. Марит не могла умереть! — Он задыхался, словно после быстрого бега.
— К сожалению, нет никаких сомнений. — Патрик умолк, но затем продолжил: — Я… я сам ее опознал. Я знал ее по магазину.
— Но, но… — Ула подыскивал слова, однако они, казалось, от него ускользали.
Софи смотрела на него с изумлением. Сколько она себя помнила, родители всегда ссорились. Она даже не представляла себе, что у отца остались еще какие-то чувства.
— Что… что произошло? — запинаясь, выговорил Ула.
— Она разбилась на машине, чуть севернее Саннэса.
— Разбилась? Сама? Как это? — спросила Софи, судорожно вцепившись руками в край стола. Казалось, сейчас только это и удерживало ее в реальности. — Она что, уворачивалась от косули? Да мама вообще выезжала на машине раза два в год. Зачем ей понадобилось куда-то ехать вчера вечером?
Она смотрела на полицейских через стол, чувствуя, как у нее колотится сердце. Их опущенные взгляды со всей очевидностью показывали — они что-то недоговаривают. Что же это может быть? Она молча ждала ответа.
— Мы думаем, что тут не обошлось без алкоголя. Похоже, она села за руль нетрезвой. Но мы точно не знаем, это покажет расследование. — Патрик Хедстрём смотрел девушке прямо в глаза.
Софи не верила своим ушам. Она перевела взгляд на отца, потом обратно на Патрика.
— Вы что, шутите? Это наверняка ошибка. Мама не брала в рот ни капли. Ни капли. Я никогда не видела, чтобы она выпила бокал вина. Она была противницей алкоголя. Скажи им! — Софи почувствовала, как у нее просыпается отчаянная надежда.
Это не может быть мама! Софи с надеждой посмотрела на отца. Тот откашлялся.
— Это верно. Марит никогда не пила. Ни в то время, пока мы были женаты, ни, насколько я знаю, потом.
Софи попыталась встретиться с ним взглядом, желая удостовериться в том, что отец ощущает ту же надежду, что и она, но он старался не смотреть на дочь. Он сказал то, что она и предполагала, и это подтверждало в ее глазах факт ошибки, но все-таки что-то казалось… неправильным… Потом Софи отбросила это ощущение и обратилась к Патрику с Мартином.
— Вы же слышали, вы явно в чем-то ошиблись. Это не может быть мама! Вы справлялись у Керстин… может, она дома?
Полицейские обменялись взглядами. Слово взял рыжеволосый.
— Мы побывали у Керстин. Они с Марит вчера вечером явно поссорились. Твоя мама выбежала на улицу, прихватив ключи от машины. И больше не появлялась. И… — Мартин посмотрел на коллегу.
— Я совершенно уверен в том, что это Марит, — вставил Патрик. — Я много раз видел ее, в том числе в магазине, и сразу узнал. А вот действительно ли она что-то выпила, мы не знаем. У нас сложилось такое впечатление лишь потому, что на водительском месте пахло спиртным. Однако точно пока неизвестно. Поэтому вполне возможно, что вы совершенно правы и существует какое-то иное объяснение. Но в том, что это твоя мама, никаких сомнений нет. Мне искренне жаль.
Неприятное ощущение в желудке вернулось. Оно все росло и росло, пока к горлу не подступила желчь. Тут появились и слезы. Софи почувствовала на плече руку отца, но резко стряхнула ее. Между ними стояли годы ссор — ругань и до, и после развода родителей, оскорбления, клевета, ненависть. От горя все это собралось в один жесткий комок. У нее больше не было сил слушать, и она выскочила за дверь, спиной чувствуя обращенные на нее три пары глаз.
За окном кухни послышались два веселых голоса. Входная дверь приглушала периодические смешки, пока ее не открыли и смех не распространился по дому. Эрика не верила своим глазам. Анна улыбалась, не натянуто и вымученно, как это бывало, когда она пыталась успокоить детей, а по-настоящему, во весь рот. Они с Даном оживленно болтали и к тому же раскраснелись от небольшой прогулки в прекрасную весеннюю погоду.
— Привет, хорошо прошлись? — осторожно спросила Эрика, включая кофеварку.
— Да, замечательно, — ответила Анна, улыбаясь Дану. — Как приятно немного размяться. Мы прогулялись до Брекке и обратно. Погода просто исключительная, и на деревьях уже начинают появляться почки, и… — Ей пришлось перевести дух, поскольку от быстрой ходьбы она запыхалась.
— И мы провели время просто чудесно, — добавил Дан, снимая куртку. — Ну, нам дадут кофе или ты приберегаешь его для каких-то других гостей?
— Не дури, я подумала, мы выпьем по чашечке все вместе, втроем. Если ты… в силах, — сказала Эрика и взглянула на Анну.
Разговаривая с сестрой, она по-прежнему чувствовала, что ступает по очень тонкому льду, и страшно боялась повредить облако радости, которое окутывало Анну.
— Да, такой бодрой я не чувствовала себя давно, — ответила сестра, усаживаясь за кухонный стол. Она взяла протянутую Эрикой чашку, долила себе немного молока и стала греть о чашку руки. — Все прямо как доктор прописал, — произнесла она с сияющим, разрумянившимся лицом.
Ознакомительная версия.
