Сабинелла обратила внимание на то, что ее сын слишком любит пофантазировать. Своим открытием она поделилась со старухой-крестьянкой, которая присматривала за ним в лесу. Эта женщина, исполненная здравого смысла, напомнила ей, что Базофон в конечном счете всего лишь смертный человек. Вся та неземная наука, которую вдалбливали ему небесные учителя, могла лишь — так считала старуха — свернуть ему мозги набекрень. «Лучше, если бы, прежде чем вернуться на землю, он научился работать собственными руками — это умерило бы фантазии, рождающиеся в его голове».
Вооружившись этим советом, Сабинелла пошла к святому Иосифу. Человек, бывший на земле приемным отцом Иисуса, обучал души, стремившиеся, но так и не сумевшие во время своей земной жизни стать плотниками, правильно намечать линию для распила бревен. Сабинелла не отважилась прервать его занятия, но в конце концов он сам ее заметил.
— Чем могу услужить вам, уважаемая госпожа?
— Преподобный отче, — сказала Сабинелла, — я мать Базофона, названного при крещении Сильвестром. Архангел Гавриил избрал мудрейших патриархов, чтобы просветить моего сына в небесных науках, но — могу ли я себе позволить высказаться прямо? — архангелы и патриархи плохо себе представляют, какой стала Земля. Слишком много абстрактных истин могут навредить смертному человеку, потому что, как вам известно, Базофона взяли на Небо живым.
Плотник Иосиф долго размышлял, поглаживая седую бороду. Он привык ко всему относиться с большой серьезностью и никогда не принимал решение, не обмыслив проблему со всех сторон. Наконец он так сказал Сабинелле:
— Милая дама, мне не хотелось бы раздражать таких влиятельных персон, как Гавриил и патриархи, но, с другой стороны, я целиком поддерживаю ваше мнение. Когда этот мальчик возвратится на Землю, ему придется обслуживать себя своими собственными руками. Как он сможет зарабатывать себе на хлеб, если только и будет уметь, что читать проповеди? Поэтому я пойду к своей сиятельнейшей супруге, пусть она попросит учителей вашего сына, чтобы в дополнение к их урокам он поучился немного и у меня.
Всё так и сделали. И действительно, оказалось, что молодого человека намного больше привлекали струг и угольник, нежели небесные науки. Очень быстро он освоил искусство закручивать болты и делать пазы, а рубанком работал с удивительной сноровкой и ловкостью. Однако чем значительнее были его успехи в этом ремесле, тем менее внимателен был он на уроках почтеннейших патриархов. В их присутствии его мысль блуждала неизвестно где. Вместо того чтобы сидеть прямо, как того требовали правила небесного приличия, он извивался, как червь, и беспрерывно чесал себе пятки.
Первым не выдержал Иаков.
— Подумать только! — воскликнул он. — Этот безбожник вместо того, чтобы черпать из нашей святости, насмехается над нашими возвышенными науками, считая их ничтожной тарабарщиной.
Базофон, который к этому времени уже достиг земного возраста в пятнадцать лет, так ему отвечал:
— Меня мало интересуют ваши разглагольствования о двухстах сорока формах невидимого! Вы лучше научите меня сражаться, как когда-то сражались с ангелом!
Иаков сорвался на крик, подобное желание показалось ему святотатственным. Потом он пошел к архангелу Гавриилу.
— Что случилось, господин профессор? — спросил архангел. — Вид у вас какой-то взъерошенный.
— Это все из-за того ребенка, из-за Базофона, который не заслуживает называться Сильвестром. Представьте себе, он насмехается над моей наукой, словно это какая-нибудь чепуха, иронизирует над моими видениями и — какое нахальство! — просит, чтобы я научил его сражаться с ангелами!
Гавриил внутренне посмеялся над возбуждением Иакова, но внешне этого не показал.
— Это значит, — заметил он, — что этому мальчишке необходимы силовые упражнения. Мы не уделили должного внимания культуре его физического развития. Он ведь смертный и к тому же подросток. Ему необходимо много двигаться. Поскольку я чистый дух, я не знаю, что надо делать в точности, но я поразмыслю над этим. Идите с миром, сиятельный господин.
Иаков пожал плечами и, ворча, удалился.
Архангел отправился к Иосифу-плотнику и рассказал ему о переживаниях патриарха. Иосиф погладил свою белую бороду, погрузился в длительное раздумье, как имел обыкновение делать, потом сказал:
— Из этого мальчонки получился отличный ученик плотника. Я не могу на него пожаловаться. Это свидетельствует о том, что он более способен к работе руками, чем к интеллектуальным умозрительным размышлениям. Ной попытался вбить ему в голову цифры и формулы, древнегреческие и древнееврейские слова, но Базофон совершенно в них запутался. Разве так строят корабль? Конечно же, не так. Сначала его контуры надо начертить на земле, а потом браться за топор.
— Совершенно согласен, — поспешно прервал его Гавриил, который не хотел втягиваться в подобный спор, — но скажите, кто, по вашему мнению, мог бы приобщить этого несмышленыша к физическим упражнениям?
Иосиф-плотник долго поглаживал бороду, потом изрек:
— Обратитесь к царю Давиду. Разве не он в юности победил великана Голиафа?
— Да об этом и речи не может быть! — воскликнул архангел. — Царь Давид? Совершенно исключается. Такое величие, такой блестящий монарх… Извините меня, Иосиф, но вы болтаете глупости.
— Ладно, ладно, — ответил плотник. — А что вы думаете о Самсоне?
Гавриил, казалось, был доволен.
— Этому, во всяком случае, не взбредет в голову сражаться в ангелами…
И, взмахнув крыльями, полетел к победителю филистимлян.
Самсон обитал в храме, совершенно таком же, какой он когда-то разрушил, уничтожив вместе с собой и всех поклонников Дагона. Зрение вернулось к нему, хотя и осталось заметное косоглазие. Огромный, мускулистый, он беспрерывно совершенствовал свое тело, поднимая колонны, каменные своды с такой легкостью, словно играл с ними. Его длинные рыжие волосы были заплетены в косы и уложены вокруг макушки в виде некоей золотой тиары. Далила, прекрасная филистимлянка родом из долины Сарек, изменница, давно помирилась с ним и теперь была у него служанкой.
— Приветствую тебя, о Самсон, сын Меноя из колена Данового, — произнес архангел, зная, как чувствителен атлет к своей родословной. — Я хочу тебе предложить принять участие в новой битве.
Самсон завязал узлом железный прут, с которым упражнялся, небрежно бросил его куда-то в сторону и спросил:
— Снова против людей из Газы?
— Они давно мертвы и давно похоронены, — отвечал ему Гавриил, смеясь. — На этот раз тебе придется обучить и натренировать одного юного смертного, взятого живым на Небо, которого наши учителя хотят подготовить здесь к упорной и жестокой борьбе против идолопоклонников.
— Почему бы и нет? — отвечал Самсон. — А то я уже начал скучать. Лишь Далила развлекает меня немного. Что же касается патриархов, то они слишком мрачны и к тому же открыто меня презирают. Вот хороший случай показать им, что моя сила не так уж и бесполезна, как они считают. Где ваш смертный?
— В западной части Рая. Ты сам туда доберешься или предпочитаешь, чтобы я тебя туда доставил на своих крыльях? — предупредительно осведомился архангел.
— Я слишком тяжелый, — ответил Самсон обиженным голосом.
Гавриил не настаивал, зная, до какой степени великан обидчив.
Из которой мы узнаем, что такое назорей, а ученые теряются в предположениях
Патриархи посовещались и решили отдать Базофона на попечение Самсона. Они поняли, что его дальнейшее обучение небесным наукам не имеет смысла, и внутри своих душ удивлялись, почему Мессия избрал для борьбы с язычниками этого взъерошенного и плохо воспитанного мальчишку, ведь столько других детей могли бы справиться с этой задачей значительно лучше. Впрочем, до возвращения молодого человека на землю оставался лишь один ангельский месяц.
Когда Базофон увидел Самсона, он почувствовал глубокое удовлетворение. Этот красивый атлет понравился ему намного больше, чем ученые стариканы, которые за пять небесных месяцев так ему надоели, что даже здоровье у него ухудшилось. Разве не начал он кашлять? Самсон нашел его кожу слишком бледной, а мускулы — слишком мягкими. Надо было устранить эти недостатки. И Самсон стал приобщать парня к древнему военному искусству племени Дан, которое он сам изучил в годы своей юности.
Базофон очень быстро отличился в упражнениях с палицей и в метании ядра. А вскоре для него перестало быть тайной и искусство падений. Его мускулатура день ото дня становилась все красивее. Сабинелла была в восторге, наблюдая, как гармонично развивался ее сын, и почти не прилагая усилий. Учитель из Самсона, конечно, был грубый, но даже эта грубость нравилась юноше. Вечером, после бега, прыжков, различных боевых упражнений, он возвращался к плотнику Иосифу и с не меньшим рвением совершенствовался в искусстве обработки дерева. Его единственной заботой стало стремление сравняться в сноровке со своими учителями.
