Ознакомительная версия.
Оба гостя переглянулись и начали рассматривать Алексея.
– Что-то я гляжу, рожа у тебя знакомая, – произнес один. – Мы с тобой в две тыщи третьем в «Крестах» не пересекались?
– Вряд ли, – пожал плечами Верещагин, – если бы мы где-то встречались я бы вас запомнил. Только это все лирика. Давайте о деле…
Долго разговор не продлился. Верещагину показали папку с документами и даже позволили полистать договоры с никому не известными обществами с ограниченной ответственностью на оказание мелких услуг, за которые Сименко обязался выплачивать весьма крупные суммы, а в случае просрочки платежей должен был внести высокие проценты. Что-то Эдуард Борисович по этим договорам платил, потому что присутствовали акты сверки и корешки приходных ордеров…
Верещагин сгреб все документы и отдал в бухгалтерию пересчитать и обозначить существующую на текущий день сумму задолженности. Когда ему принесли листок с расчетами, Алексей положил его перед визитерами, и те, взглянув на итоговую сумму, удивились. Но не особо: вероятно, до этого кто-то другой уже все подсчитал за них.
– Тут и трех лямов нет! – возмутился один.
– Отдадим именно столько, – предложил Алексей. – А если хотите большего, то тогда обращайтесь в арбитраж.
– Мы с Симы и без арбитража получим.
– Сименко сейчас в больнице с обширным инфарктом. Может, выживет, а скорее всего, нет. И тогда вообще никто ничего не заплатит.
– Мы причал вам переуступили, а это знаешь, сколько стоит?
Сошлись на десяти миллионах. Пять Верещагин обещал отдать до Нового года, а пять в январе, чтобы не привлекать внимание налоговых органов к исчезновению со счетов крупных сумм.
Вечером он, как обычно, заехал к тестю. Посмотрел на спящего больного и помчался домой. Регина ждала его с ужином, доставленным из японского ресторана: суши, роллы, васаби и соевый соус. Алексей ел молча, размышляя о том, что неплохо бы перейти на другое питание, более привычное русскому человеку, но как сказать о своем желании жене, чтобы ее не обидеть, не знал. А потому начал издалека – вскользь заикнулся, что у Эдуарда Борисовича долги.
Но Регина только пожала плечами и сказала, что это известно всем. Дом, автомобили – «Мерседес» и кабриолет Регины – куплены в кредит, из банка постоянно звонят и что-то требуют. Она не удивилась и не переживала особо, словно известие к ней никакого отношения не имело, если вообще как-то не касалось. Объяснила очень спокойно:
– Отец говорил, что рабочие и финансовые расчеты это его проблемы, и скоро он рассчитается с долгами. И потом, зачем нам с мамой лезть в его дела? Вот выйдет он из больницы и все решит.
– Вы не должны никуда лезть, – согласился Верещагин, – только не нужно ничего ждать. Я все сделаю.
– Ну и ладно, – кивнула Регина. И вздохнула: – Надо было роллы с икрой взять, а не с лососем – что-то я промахнулась.
Алексей сделал, как и обещал: рассчитался с долгами фирмы и с кредитами, взятыми Сименко для покупки дома и автомобилей. К середине декабря задолженностей у тестя уже не было. Но здоровье его не спешило поправляться. Однажды вечером, когда Верещагин заехал к нему в клинику, больной слабым голосом поинтересовался делами.
– Идут помаленьку, – ответил Алексей.
– Никто не приходил? – совсем тихо спросил Эдуард Борисович.
– Да заходили как-то двое с уголовными рожами. Что-то потребовали, показали какие-то договоры. Я уж, простите за инициативу, рассчитался с ними. Мог бы, конечно, вас дождаться, но ведь они ходить бы стали, от дел отвлекать.
– Как рассчитался? – не понял Сименко.
– Полностью.
Эдуард Борисович сел в постели.
– Хочешь сказать, что я… то есть мы никому не должны? Ты, родной, ничего не путаешь?
– Да вроде нет. Долги, конечно, большие были, но кое-что у нас все-таки осталось.
Тесть встал с кровати и начал расхаживать по палате. Шаг у него был уверенный и твердый.
– Поспешил ты, однако, – покачал головой Сименко. – Ой, поспешил! Я эти долги опротестовать хотел. Может, не полностью, но большую часть отбил бы. Тогда бы у нас приличная сумма осталась бы. На новый уровень поднялись бы: у меня была мечта свой кораблик завести. Поставили бы его на линию, и в будущем году не пришлось бы фрахтовать чужое судно – знаешь, сколько тогда заработали бы… Ведь, если подумать, с хлопком-то случайно получилось. Вдруг в следующем году ничего такого не будет? Всю жизнь, что ли, нам стивидоркой заниматься? Поспешил ты, брат, поспешил… Ну, раз так вышло, пусть. Завтра на работу выйду, проверю все сам, как вы там без меня…
Такая реакция тестя разозлила Алексея. Его рассердило, конечно, не то, что Сименко собирается вернуться в свой кабинет, а то, что теперь ему стало окончательно понятно: бизнесмен симулировал тяжелую болезнь, чтобы не встречаться с кредиторами, а сейчас, когда он утряс за него все вопросы, изобразил неудовольствие от самодеятельности зятя. Причем, скорее всего, Бронислава Витальевна знала о мнимом инфаркте супруга. А вот знала ли Регина?
Верещагин собрался уходить. Эдуард Борисович проводил его до дверей отделения и, прощаясь, спросил:
– Ты обиделся, что ли? Думаешь, я притворялся, лег в больницу, чтобы спрятаться от кого-то? Врачи и в самом деле думали, что у меня инфаркт или типа того… Я ж на вашей свадьбе лишнего хватанул, и ночью мне реально плохо стало… Слава «Скорую» вызвала, сделали кардиограмму, и меня сразу повезли сюда. Я ж еле дышал тогда…
Сименко говорил отрывисто и громко, с раздражением убежденного в своей правоте человека, которого не хотят понять. А Верещагин и не собирался спорить. Он хотел поскорее уехать домой к жене и наконец попросить ее не давать ему на ужин пакетики с китайской или японской едой.
– … Стал бы я здесь почти месяц валяться, кабы здоровым был! – не успокаивался Сименко. – Мне и без инфаркта очень хреново было… Сейчас конец года, надо бабки подбивать, а потом уж мы с тобой расслабимся…
Эдуард Борисович похлопал Алексея по плечу.
– Мы с тобой, зятек, такой корпоративчик устроим! Деньги теперь есть. А самое главное – никаких долгов! Завтра я выпишусь, буду приезжать сюда только на процедуры, а послезавтра жди меня на работе… Нет, лучше я выйду с понедельника.
Верещагин спешил домой и в очередной раз думал о тесте. Что он за человек? Плохой или хороший – не разобрать. Вроде не подлый, но безалаберный и безответственный на все сто процентов, готов обещать все, что угодно, а потом забыть о данном слове. Но открытый и приветливый, доверчивый и смешливый. Он даже жене изменяет с собственной секретаршей не потому, что ему очень нравится Кристина, а потому лишь, что считает – это полагается делать по статусу. Ему хочется казаться крупным бизнесменом, а крупному бизнесмену позволительно все: слабости таких людей лишь продолжение их достоинств.
В понедельник Сименко и в самом деле появился в офисе. Зашел в кабинет, посмотрел себе под ноги, потом на стены.
– Так-то лучше, – признал он. – А то устроили здесь цирк. «Чаша, которую держит рука, грудь красавицы или щека»… Тьфу, даже вспомнить противно. Но ведь сработало!
Алексей уступил ему кресло. Эдуард Борисович опустился в него, потом подпрыгнул на месте два раза, словно проверяя, изменилось здесь что-то или нет. Выдвинул ящик стола, заглянул в него. Потом нажал кнопку селектора.
– Кристина, принеси-ка нам чайку.
Посмотрел на зятя.
– Тебе такой же кабинет с приемной подыщем. Бухгалтерию переселим: у них как раз две смежных комнаты – в одной твоя приемная будет, а во второй твой кабинет. Заведешь себе секретаршу… Тебе положено теперь.
– Не нужна мне секретарша, – попытался отказаться Верещагин, – ко мне посетители приходят крайне редко, да и то без предварительной записи.
– Вот это не дело! Надо, чтобы все было, как у людей. Хочешь или нет, но секретарша тебе нужна. Если честно, я тут с одной уже договорился: она в больнице секретарем главврача работала. Такая, я тебе скажу…
Верещагин покачал головой, но тестя это не остановило.
– Вот только не спорь! – продолжал наседать тот. – Она уже уволилась с прежнего места. Куда ее девать теперь?
Эдуард Борисович задумался, и вдруг его осенило.
– Назначу Юльку офис-менеджером. Денег на это найдем. Главное, долгов уже нет…
Ночью Регина спросила:
– Ты не обиделся, что я твою фамилию не взяла? Просто привыкла быть Маневич. И потом, все документы менять не надо – паспорт, диплом, водительское удостоверение… А то была бы такая морока! Кстати, что обозначает твоя фамилия? Это производное от слова «верещать»?
– Не знаю, – сказал Алексей.
– Был такой композитор известный, – вспомнила Регина.
– Художник, – поправил жену Леша. – И не просто известный, а очень талантливый и смелый. Воевал в Туркестане, Георгиевским крестом награжден. Потом на войну с Японией отправился. Погиб вместе с адмиралом Макаровым. Крейсер, на котором они шли, подорвался на японской мине и быстро затонул. Василий Васильевич Верещагин родной брат моего прапрапрадеда. А тот был знаменитым сыроделом и прославился тем, что придумал новый способ производства масла, получив за это медаль Парижской выставки. Масло потом стало самым популярным в России и называлось парижским, но во всей Европе оно было известно как петербургское и считалось лучшим. После революции название изменили: оно стало называться и до сих пор называется вологодским. Тогда почему-то многие наименования решили поменять: популярную до революции марку пива из «Венского» перекрестили в «Жигулевское», то, что теперь именуется докторской колбасой, раньше было… Ты спишь?
Ознакомительная версия.
