В Шереметьево их уже ожидали остальные телохранители Раевского, приехавшие раньше. А двадцатью минутами позже них приехал и Сергей.
Он очень изменился за этот год. Владимир сказал бы, что сильно постарел. Ему шел тридцать третий год, но виски его были совершенно седые. Они поседели буквально на глазах Раевского, когда они ни с чем, в подавленном состоянии возвращались на джипах из горного селения в Сухуми. Самому Раевскому седеть дальше было уже некуда, его голова давно была совершенно белоснежной.
Взгляд черных глаз Сергея становился все более пронзительным и мрачным. Он глядел на собеседников не мигая, и порой от его взгляда становилось не по себе. Даже ему, Раевскому. Он отчего-то чувствовал какую-то вину перед этим человеком, сам не понимая, почему это происходит. А ведь они и впрямь виноваты в том, что жизнь их дочери сложилась именно так, а не иначе. Куда деться от этих
мыслей?!
Сергей продолжал работать в одной из фирм, принадлежавших Раевскому, жил по-прежнему в своей квартире на Рублевском шоссе. Теперь он снова носил свои настоящие имя и фамилию. Около месяца назад ему позвонила из Тюмени Оля и сообщила, что выходит замуж.
"Поздравляю тебя, Оля, в час тебе добрый", - произнес Сергей.
"А тебе, вижу, это совершенно все равно", - обиженным голосом произнесла Оля.
"Да что ты? Я рад за тебя. Понимаешь, я не смог бы дать тебе счастья. Теперь это для меня совершенно очевидно. Мне казалось, что ты и сама это понимаешь".
"Я все понимаю, - тихо сказала она слегка дрогнувшим голосом. - Только... Только... Я никогда не забуду тебя, того времени, когда мы были вместе..."
"Я тоже не забуду, - стараясь придать голосу как можно больше тепла, произнес Сергей. - Но ты же понимаешь, что я люблю другую женщину. И я никогда не смогу быть счастливым, пока не найду ее..."
"Тогда желаю тебе этого! От души желаю..." - произнесла она со слезами в голосе.
"И я тебе желаю счастья!" - сказал он, но в трубке уже слышались частые гудки.
Он долго сидел на диване и думал. Он понимал, что был не вправе ломать жизнь другому человеку. Ему казалось, что все люди живут обычной спокойной, хоть и наполненной своими проблемами жизнью, а его жизнь давно уже потекла по какому-то совершенно необычному, странному руслу, и что ему тяжело общаться не только с доброй и милой Олей, так любящей его, но и с остальными людьми тоже. Только с Раевскими его связывало общее горе, только с ними он мог найти общий язык.
Однако на деле все было не совсем так. Дом Раевских он теперь стал посещать гораздо реже, чем раньше. После поездки в Абхазию он стал избегать их общества. И это сильно ранило и Владимира, и Катю. Он не смог стать для них своим человеком, он был чужим.
Когда Владимир приглашал его на какие-то семейные праздники, Сергей обычно отвечал вежливым и на первый взгляд вполне обоснованным отказом. В последний раз он заехал к ним поздравить с Новым годом. Общее горе стало не объединять, а, напротив, разъединять их. Сергею становилось все тягостнее находиться в их обществе, он не знал, о чем с ними говорить. Он был бесконечно одинок в этом мире.
Они стояли друг против друга, ожидая рейса на Стамбул, и Владимиру порой казалось, что он имеет дело с умалишенным. Глаза Сергея горели таким странным огнем, что ему становилось не по себе. Он то начинал быстро говорить, вдохновленный предстоящей поездкой, а то вдруг внезапно замолкал, погружался в свои тайные мысли и глядел куда-то в сторону блуждающим туманным взглядом, от которого у присутствующих бегали мурашки по коже.
- Сережа, - произнес было Владимир Алексеевич, пытаясь как-то успокоить его.
- Не надо, Владимир Алексеевич, - какой-то болезненной улыбкой улыбнулся Сергей. - Со мной все в порядке, не беспокойтесь обо мне.
Раевский снова попытался дозвониться до Олега Жигорина, и снова безуспешно. Он слышал его голос, а Олег его нет.
Но вот наконец...
- Слышите меня, Олег?! - крикнул в трубку Раевский.
- Да, да, слышу.
- Это Владимир Раевский...
- Здравствуйте, Владимир Алексеевич...
- Где Варя?! - без предисловий спросил Владимир.
- Здесь она, здесь, неподалеку. Я встретил ее случайно, она выходила из машины неподалеку от Айя-Софии. Сделала какие-то покупки и снова села в машину. Я узнал ее и подошел к ней. Попытался завязать разговор. Но тут нам помешал какой-то мужчина кавказского типа. Он взял ее под руку и посадил в машину.
- Ираклий?!
- Судя по рассказам Сергея, нет. Это, очевидно, шофер и телохранитель, человек довольно молодой. Интеллигентный, хорошо одетый. Он разговаривал с ней по-русски и со мной обращался очень вежливо. Только попросил отойти и не препятствовать ей сесть в машину. Я взял такси и поехал за ними.
- Так. Ради бога, не упускайте ее из виду. Где они сейчас?!
- Красивый дом на набережной. Стоит особняком, неподалеку от улицы Юлдуз. Двухэтажный дом красного кирпича. Крыша тоже красного цвета, черепичная. Я брожу тут неподалеку. Машина въехала в ворота и больше оттуда не выезжала.
- Да, но мы в лучшем случае сможем быть там не раньше чем через пять часов. Но рисковать больше мы не можем. Надо что-то придумать, чтобы подстраховаться. Вы абсолютно уверены, что это она?
- На сто процентов. Она же жила у меня в доме, я ее прекрасно знаю. Да что вы, Владимир Алексеевич, - засмеялся Олег. - Это она, вне всяких сомнений, она.
- Так она узнала вас или нет?
- Нет, не узнала. Хотя в лице что-то промелькнуло. И все-таки нет. Я спросил ее, не помнит ли она меня. Она ответила, что не помнит. Но нам не Дали поговорить, я же говорю, тот мужчина посадил ее в автомобиль, и они уехали.
- Как она выглядит?
- Прекрасно. Отлично, одета, распущенные волосы, лицо без макияжа. Автомобиль "Форд Сиерра" белого цвета. Дом хороший, видно, что не бедствует. Расспросить людей о том, кто в этом доме живет, я не могу, практически не понимаю ни слова по-турецки. А обращаться за помощью к нашим друзьям тоже не могу, дело-то уж очень интимное. Опасно разглашать, как вы полагаете?
- Согласен. Пожалуй, лучше никого не вводить в курс этого дела.
- Так что вот, хожу здесь, топчусь, бросил все дела. Хорошо, что место достаточно уединенное и никто пока не обращает на меня внимания. Но за пять часов, думаю, что обратят. Кстати, вот уже минут двадцать, как метрах в пятидесяти от дома стоит автомобиль желтого цвета. Один раз из него вышли трое людей, о чем-то переговорили и снова сели в машину. Я не знаю, может быть, у них какие-то свои дела, но я уж хочу вам рассказать поподробнее, что здесь происходит. Тем более что эти люди очень похожи на наших соотечественников, причем не самого пристойного образа жизни. И смотрят эти люди как раз именно в сторону этого дома. Так что ставлю вас в известность. Запишите, кстати, номер их машины и той, в которую села Марина. То есть Варя, - поправился он.
- Правильно делаете, что обо всем подробно рассказываете мне. - Владимир записал номера машин. - Мы не имеем права на очередную ошибку. Каковы из себя эти люди, которые выходили из машины?
- Один невысокого роста, в очках, невзрачный такой, второй высоченный, метр девяносто с гаком, весьма уголовного вида. А третий очень странный. Среднего роста, худощавый. У него такие странные волосы, мне кажется, что это парик. И брови очень странные, как будто накладные. И усы тоже. Скорее всего есть и четвертый, но он сидит за рулем, а стекла в машине тонированные, и его не видно. Я один раз прошел мимо них, они не обратили на меня внимания. А теперь я нахожусь в небольшом скверике, меня им не видно за деревьями и кустами, а я их вижу хорошо. Отсюда прекрасно просматриваются и дом, и ворота, и эта машина.
- Вы полагаете, что эти люди следят за домом, где живет Варя? насторожился Раевский.
- Трудно сказать однозначно, но исключить тоже нельзя. Так, Владимир Алексеевич, ворота дома открылись, и оттуда выезжает машина. Так... А эти люди бросаются к ней. Это бандиты! Подождите, попытаюсь помочь... Там происходит что-то нехорошее. Подождите...
Связь прервалась, и смертельно бледный Владимир молча посмотрел каким-то обреченным взглядом на Сергея.
- Что-то снова произошло? - со своей блуждающей улыбкой на губах спросил Сергей.
- Не знаю точно, - еле слышно ответил Владимир, - но полагаю, что произошло.
Он жутко тосковал по родине. Иногда эта тоска становилась настолько мучительной, что ему хотелось выть. По ночам он видел во сне заснеженные горные вершины, видел парящих между ними орлов, видел зеленые долины с пасущимися овцами. А когда просыпался, все рассыпалось, словно дым.
И он решил вернуться. Пусть не в родной дом в горном селении Абхазии, так хотя бы к своим соотечественникам в Тбилиси, в Кутаиси, куда угодно, только на родину.
Ираклию Джанава было шестьдесят три года. За спиной была долгая, полная тревог и проблем жизнь. В восемнадцать лет он убил кровного врага своей семьи и попал за решетку на восемь лет.
