Ознакомительная версия.
Старшие сестры заметно смущались, и обе улыбались, не зная, что сказать. Подхватив пакеты, они тоже исчезли в калитке, бросив ее открытой. Фургончик остался стоять нараспашку. Улица была такой узкой, что распахнутая дверца мешала пройти по тротуару. Женщины спустились на мостовую и двинулись дальше. Александра с любопытством взглянула на дом, где скрылись дети. Каменный, одноэтажный, он был на вид очень маленьким и больше походил на флигель.
— Как они все там помещаются? — вслух подумала художница.
— Делавини? — переспросила Наталья, также бросая взгляд поверх низкой решетки, окружавшей сад. — Дом тесноват, правда, а они там впятером. Ну, дети когда-нибудь разъедутся… Хотя кто знает? Дидье, по европейским меркам, давно уже пора выпархивать из гнезда, а он все дома да дома…
— Четверо детей, с ними отец, ты говорила… А мать что же, умерла?
Александра почти не сомневалась, что услышит положительный ответ, потому что не могла вообразить иной причины, по которой мать могла бы покинуть четверых детей… Но Наталья молча покачала головой.
— Неужели ушла?! — От неожиданности художница остановилась.
— Мадам Делавинь находится в психиатрической больнице, — отрывисто произнесла Наталья. Ее голос звучал так натянуто, словно эти слова с трудом срывались у нее с языка. — И, похоже, она оттуда не скоро выйдет.
— Какой ужас… — выдохнула художница.
Ясный весенний день словно померк, хотя солнце по-прежнему светило, сверкая в луже, разлившейся вокруг колонки, где только что резвилась белокурая девочка. Обходя лужу, чтобы не промочить мокасины, Александра со сжавшимся сердцем спросила:
— Когда же это случилось? Малышке не больше четырех лет… То есть, мать попала в клинику не так давно?
— Ее увезли туда, когда младшей девочке был год с небольшим… — ответила собеседница. — И семья тут же переехала из прежнего дома во флигель. Сады разгородили, а прежде это было одно целое владение. Дом выставили на продажу… Но продать его, несмотря на заманчивую цену, удалось далеко не сразу, только через полгода… И купила я, иностранка, через посредника… Вот, два года тут маюсь…
— Зачем им потребовалось так спешно переезжать? Отцу пришлось бросить работу, чтобы сидеть с детьми? Денег не хватало?
Наталья остановилась, уперев руки в бока, словно готовясь к драке:
— Да ты что же, не понимаешь?! В самом деле не видишь связи между тем, что с ней случилось, и тем, что сейчас творится в этом проклятом доме со мной?!
— Погоди… — Александра чувствовала, как у нее немеют губы. Теперь и она говорила с трудом. — Ты хочешь сказать, мать этих детей тоже что-то чувствовала и потому сошла с ума?! Но ведь это невозможно…
Слова замерли у нее на губах. Собеседница так побледнела, что Александре показалось — та вот-вот упадет в обморок. Художница схватила Наталью за руку. Пальцы у нее были ледяные, негнущиеся, словно неживые.
— Она что-то видела в доме? — негромко осведомилась Александра, невольно воспользовавшись выражением Дидье.
— Увы… Вечером бедняжка легла спать в одной комнате с младшим ребенком. — Наталья не сводила с художницы потемневших почти до черноты глаз. — Девочка прихварывала. На другое утро дочка спала допоздна, ей стало лучше… А женщина выглядела так, будто провела всю ночь без сна. И это была только первая ночь. Дальше хуже. Она стала заговариваться… Вовсе прекратила спать, боялась входить в дом, принялась бродить ночами по саду, совсем как…
— Вдова полковника, — тихо закончила фразу Александра.
Мимо женщин по улице прополз небольшой грузовичок. Автомобиль ехал медленно, в открытом кузове виднелись туго набитые мешки из синей синтетической рогожки. Он направлялся вглубь полей по гравиевой насыпной дороге. Вдали, в полукилометре от последнего дома деревни, виднелось приземистое темное здание, очевидно, сложенный из камня старый амбар. За ним вдоль всего горизонта тянулась полоса зарослей.
— Там, за ивами, река, — поймав взгляд Александры, тихо сказала Наталья. — Это было бы совсем райское место, ты права… Если бы…
— И что же говорят врачи? — спросила художница, следя за тем, как грузовичок удаляется по дороге к реке. — Почему бедняжку решили отвезти в клинику? Ведь у нее могли просто сдать нервы… Пропал сон, ничего странного! Все-таки четвертый ребенок! Она устала… У нее могла начаться депрессия, наконец!
Наталья, слабо улыбнувшись, взяла ее под руку:
— Идем, я покажу тебе реку.
Когда они двинулись по гравиевой дороге, вслед за еле ползущим грузовиком, Наталья заговорила еще тише, словно опасаясь, что их подслушают, хотя вокруг были только согретые солнцем зеленеющие поля.
— Депрессия или нет, но она стала всерьез утверждать, что ночью в ее комнате появился призрак. Она не понимала, мужчина это был или женщина, но видела его ясно!
— У призраков пола нет! — возразила Александра.
— Бедняжке-то это было все равно… У нее начался бред. В больнице ее удалось немного успокоить, она пробыла там пару месяцев… но стоило вернуться домой, как все началось снова!
— Она опять видела призрак?
— Непонятно. Мадам Делавинь утверждала, что видела, но ведь с ней уже было неладно после того потрясения… Однако, когда она увидела призрак в первый раз, никаких странностей за ней не водилось! Это была абсолютно нормальная женщина. Вот тебе еще одна жертва «Дома полковника»…
Александра остановилась и высвободила руку. Глядя в лицо спутницы, она почти по слогам проговорила:
— Эта бедная женщина — жертва нервного расстройства!
— И я, значит, тоже? — сорвавшимся голосом поинтересовалась Наталья.
— Не знаю. — Художница с трудом выдержала ее тревожный взгляд. — Но если ты не обратишься к врачу и не расскажешь о своих переживаниях, то вполне можешь стать следующей жертвой этого дома, почему нет. Как ты не понимаешь, что дом просто связан с историями, которые пагубно действуют на человеческую психику?! Я вот ничего не знала и спала прекрасно в самой нехорошей, по твоим словам, комнате.
— Я тоже ничего не знала, — напомнила Наталья. — Спрашивать начала потом! Мне было известно лишь то, что сообщил агент: возраст дома, сколько в нем комнат, какое отопление, удобства, расположение… Именно это я и увидела, когда приехала сюда. И все же… — Глубоко вздохнув, она почти с негодованием закончила: — Парижский агент не рассказывал мне о фамильных привидениях, потому что сам о них не знал! Когда я спросила его, что является причиной такой срочной продажи, мне ответили: нужда в деньгах. Все, точка, нечего больше выяснять… Разве я могла заподозрить что-то другое…
Они молча прошли еще несколько шагов, почти вплотную приблизившись к амбару. Его стены, сложенные из крупных серых камней, были покрыты сизым мхом и оттого издали казались темными. Примитивной постройке было лет двести, как предположила Александра. Наталья немедленно подтвердила ее версию:
— Этот дом был построен еще до рождения полковника! Вот все, что осталось от прежней фермы стариков Делавиней. Полковник был младшим сыном в семье, потому и ушел в солдаты. Старшему сыну достался родительский дом и это поле… Но он умер, и к моменту возвращения из Московского похода полковник уже получил все права на этот дом. Только предпочел построить свой собственный, новый. Этот пришел в запустение…
— Что там сейчас?
— Склад удобрений… Делавинь-отец никогда не занимался хозяйством. Он сдает кому-то амбар за гроши.
— А на что живет эта семья? — Александра проникалась все большей жалостью к осиротевшим при живой матери детям.
— Не знаю… — протянула Наталья. — По-моему, они проедают то, что выручили за дом… Потом, вероятно, продадут оставшийся клочок земли, флигель и уедут… И я борюсь с искушением продать этот несчастный дом и сбежать! Никогда в жизни я так не ошибалась с покупкой…
Дойдя до прибрежных зарослей ивняка, они спустились между искривленных, узловатых стволов, напоминавших подагрические старческие руки. Узкая полоска намытого рекою песка тянулась вдоль нависших над водой деревьев. Плакучие ветви, еще безлистные, но отягощенные золотистыми соцветиями, купались в медленно текущей воде.
Александра глубоко вздохнула, очарованная нежной красотой этого места. Сена здесь была узкая, как маленькая подмосковная речушка. Шелковисто сияющие волны отливали асфальтовыми, лиловыми, зелеными оттенками, как грудь голубя-сизаря. На противоположном, совсем близком берегу виднелись остатки сгнивших мостков — несколько почерневших покосившихся досок, набитых на шаткие бревна.
— До чего хорошо! — вырвалось у нее.
Наталья не ответила. Сунув руки в карманы старого плаща, который художница помнила еще по Москве и который теперь мешком висел на исхудавшем теле своей обладательницы, женщина смотрела куда-то в пустоту и явно не замечала красоты этого мирного места.
Ознакомительная версия.
