— Счет, — коротко сказал он, увидев, что гости поднялись, и тут же положил на стол маленькую папочку со счетом..
— Однако! Семьсот рублей. Вот зараза! — усмехнулся Гордеев, поглядев вслед Истоминой. — Сэкономила-таки.
— Юра, тебя не учили, что обычно мужчины платят по счету? — заметил Денис.
— Э-э! — отмахнулся Гордеев. — Когда это было? Сто лет назад, в прошлом веке. Сейчас каждый платит за себя. Или же просто тот, у кого есть деньги.
Они расплатились с официантом и пошли к выходу. Девушка за стойкой встретила их улыбкой.
— Зонт ваш высох. — Она подала его аккуратно свернутым.
— Спасибо. — Гордеев посмотрел за окно.
— И дождь кончился, — сказала девица.
— И за это спасибо, — вежливо поблагодарил он.
— Надеюсь, вам у нас понравилось… — ласково заглядывая в глаза Гордееву, произнесла девушка.
— Да, — коротко ответил Гордеев. — Понравилось.
— И вы еще к нам придете… — с каким-то нетерпением в голосе сказала девушка.
— Непременно, — отозвался адвокат, делая вид, что не понимает, чего от него хотят.
— Обязательно приходите, — упавшим голосом произнесла девушка.
Гордеев нахмурился и отвел взгляд.
— Пошли, Денис.
Грязнов, однако, все-таки вынул из кармана купюру и под укоризненным взглядом Гордеева протянул ее девушке, которая тотчас расплылась в нереально широкой улыбке.
На улице было влажно и зябко. Морось еще носилась в воздухе, но дождь действительно перестал.
— Напрасно ты дал деньги этой попрошайке, — заметил Гордеев, когда они вышли на улицу.
— Но ведь она высушила наш зонт! — парировал Денис.
— Ага, и разогнала тучи… — вздохнул Гордеев, — зонт, к твоему сведению, сам высох.
— Не так уж и много я ей дал…
— Все равно зря. Их баловать нельзя.
Сыщик и адвокат пошли по переулку обратно к машине. Впереди они увидели Истомину. Она остановилась у витрины модного магазина и, постояв несколько секунд, вошла внутрь.
— Вот видишь, ты только что заплатил за кофе той женщины, которая может себе позволить посещать магазины в Столешниковом. — Гордеев засмеялся.
— Ладно, все-таки она женщина, — пробурчал Грязнов.
— Все-таки, все-таки… — пропел Гордеев. — Для меня главное — что она клиент. И довольно выгодный. Пошли, друже. Нам нужно отрабатывать наши копеечные гонорары.
— Неужели на четырехзначную цифру не договорился?
— Запомни, Денис, — строго сказал Гордеев, — клиент всегда должен чувствовать, что, сколько бы он тебе ни заплатил, для тебя это сущие копейки.
Они подошли к машине. В серебристый джип охранники грузили бесчувственное тело молодого человека, любителя Моцарта. Изредка юноша взбрыкивал ногой и выпевал кусок мелодии «Турецкого марша», охранники при этом тихо матерились.
— Тебя до дома подбросить? — спросил Гордеев.
— Если не трудно. Устал что-то я.
Гордеев подъехал к следственному отделу в разгар рабочего дня. Рядом с кирпичным зданием, у входа в которое дежурил милиционер, располагалось новое железобетонное строение с высоким крыльцом. Здесь тоже находился автоматчик. Он неторопливо курил, а двое служащих в комбинезонах приделывали к стене рядом с дверью табличку с номером отделения милиции.
Гордеев постоял некоторое время в раздумье, а затем направился к старому зданию. Сержант без интереса взглянул на его удостоверение и пропустил адвоката внутрь.
Здесь кипела жизнь. Рабочие снимали со стен стенды с наглядной агитацией и образцами форм для заполнения бланков разнообразнейших штрафов и сборов, собирали мебель, четверо с трудом тащили большой темно-коричневый сейф. Возле широкого плексигласового окна с прямоугольной прорезью стоял очкарик-капитан с повязкой дежурного на рукаве и ел банан, наблюдая за бурной деятельностью вокруг.
— Добрый день, я адвокат Гордеев… — Удостоверение развернулось бабочкой. — Где я могу видеть следователя Пироманова?
Гордеев произнес фамилию и опять подивился ей. Велик все-таки русский язык! Человек с фамилией, корень которой обозначает в психиатрии маньяка-огне-поклонника.
— Или здесь, или там, или по дороге… — Дежурный неторопливо доел банан и жестом подозвал рабочего с ведром. — Переезжаем! — Он бросил в ведро кожуру.
— А все-таки вы не могли бы мне помочь отыскать его? Вдруг он еще здесь.
— Могли бы… — Дежурный оторвал зад от стены. — Пошли во двор.
Следом за капитаном Гордеев прошел отделение насквозь. Везде были видны следы переезда: связанные в стопки пыльные папки с делами, столы, сдвинутые с насиженных, обозначенных на полу мест, пролежни на стенах от портретов лидеров страны.
Капитан и Гордеев вышли на заднее крыльцо. Перед глазами лежала узкая полоса пустыря, загаженного строительным мусором. По пустырю курсировали взад и вперед люди: от старого отделения к новому с грузом, обратно — пустые. В основном это были разного рода штрафники, попавшиеся милиции на улице и теперь отрабатывавшие свою повинность.
На крыльце у стены стояли сложенные стопкой в затылок портреты Дзержинского и Ельцина, отдельно помещались пара Андроповых и Горбачевых.
— А эти-то зачем? — спросил Гордеев.
— Да стоят на балансе. Не спишешь! — с сердцем сказал дежурный. — И потом, неизвестно ведь, как карта ляжет. Вон Феликс Эдмундович и его друзья опять в чести. Так что неизвестно, может, еще понадобятся.
— Действительно, — подивился адвокат дальновидности внутренних органов. — Ну, так где я могу найти господина Пироманова?
— Господина? — усмехнулся дежурный. — Да вон, по-моему, его сейф тащат. — Он показал на троих бедолаг, медленно волокущих по двору двустворчатый сейф с белой табличкой. — Он должен быть где-то рядом.
— А как его по имени-отчеству? — Гордеев задержал открывшего дверь капитана за рукав.
— Его-то? — усмехнулся дежурный. — Да Александр Федорович, пожалуй.
«Что значит «пожалуй»?» — хотел спросить Гордеев, но очкарик уже скрылся за дверью.
Трое бедолаг волокли по двору тяжеленный сейф. Некоторые штрафники с такими же двустворчатыми железными шкафами обгоняли их. Гордеев понял, что, в отличие от своих коллег, следователь Пироманов не стал вытаскивать из сейфа бумаги, чтобы облегчить работу грузчикам. Что и понятно — сохраннее будут.
Адвокат подошел к сейфу, как раз когда носильщики решили передохнуть. Один из них, черный, как головешка, таджик, в оранжевом жилете дорожного рабочего, достал из кармана длинный узкий пакет с зеленой крошкой внутри и, отсыпав на ладонь часть содержимого, закинул его под язык.
— Дай чуток, — попросил товарищ по несчастью, белоголовый украинец в дерматиновой куртке.
Гордеев остановился в трех шагах от ребят, решив понаблюдать за происходящим. Хохол «закинулся», немного потерпел с кислой физиономией и выплюнул зелье.
— Гадость этот твой «насвай»!
— Твой сигарет, пых-пых, лучше, что ли? — откликнулся таджик.
— По мне, так лучше. — Украинец поглядел на третьего носильщика, малорослого азербайджанца в джинсовом жилете, из карманов которого торчали рулон скотча и калькулятор с нулем на табло.
— Что, получил поблажку от земляка? — насмешливо спросил его украинец.
В ответ азербайджанец только вздохнул. Гордеев подошел поближе и прочитал на табличке: «Пир-Аманов А.Ф.».
— Кому стоим?! А? Быстро, быстро! — услышал адвокат голос и обернулся.
За его спиной стоял высокий черноволосый мужчина с маленькими маслеными глазами. Он был одет в серый костюм, руки держал в карманах брюк, обхватывающих округлый живот.
Гордеев принял его сначала за четвертого «нерусского» носильщика, но потом увидел, как троица по его окрику бойко подхватила сейф, и понял, что перед ним господин Пир-Аманов собственной персоной.
«Чудны дела твои, Господи!» — подумал Гордеев.
— Простите, вы Александр Федорович Пир-Аманов? Следователь?
— Я самый. А вы кто? — Следователь смотрел мимо Гордеева на согбенную под тяжестью сейфа троицу.
— Моя фамилия Гордеев. Я адвокат Галины Истоминой.
— Так. Понятно. И что понадобилось опять нашей телезвезде?
Гордеев уже открыл рот, чтобы рассказать о цели своего прихода, как Пир-Аманов заорал на носильщиков:
— Эй, осторожно, осторожно несите! Вы мне шкаф не царапайте! А то еще сутки по камерам просидите. — Следователь перевел взгляд на Гордеева.
— Я новый человек и хотел бы ознакомиться с материалами дела о нападении на мою клиентку.
— Нападение! Хорошо хоть так стали говорить, — хмыкнул Пир-Аманов. — А то до вас тут приезжал один, с телевидения. Он считал, что это покушение на убийство. Требовал особого внимания к «расследованию.
Гордеев воздержался от комментариев, сам-то он про себя называл это нападение именно покушением, и ничем больше.
