Челюсть Эллери отвисла.
— Маленькая чертовка! — с восхищением произнес он. — Вы все это время знали, кто я?!
— Конечно, — отозвалась Пэт. — Однажды я слышала вашу лекцию о месте детективной литературы в современной цивилизации. Она была напыщенной до невозможности.
— В колледже Уэллсли?[20]
— Сары Лоренс.[21] Тогда вы показались мне очень красивым. Sic transit gloria mundi.[22] Не волнуйтесь, я не собираюсь разоблачать ваше драгоценное инкогнито.
Эллери с чувством поцеловал ее.
— Ммм! — протянула Пэт. — Недурно. Но не ко времени… Нет, прошу вас, Эллери. Как-нибудь в другой раз. Эти письма… Вы единственный, кому я могу довериться. Мама и папа умерли бы от беспокойства.
— А Картер Брэдфорд? — сухо осведомился Эллери Квин.
Пэт Райт покраснела.
— Не хочу, чтобы Карт знал, что что-то не так. Если это соответствует действительности, — быстро добавила она. — Я в этом не уверена.
— А по-моему, вполне уверены, — возразил Эллери. — Восхитительная помада.
— Вытрите ее. Да, уверена, — признала Пэт. — Почему Нора не сказала, что в этих письмах? Почему она вернулась в гостиную без них? Почему она выставила всех нас из спальни? Эллери, я… боюсь.
Он стиснул ее холодные руки.
— Давайте поищем письма.
Он обнаружил их в одной из шляпных коробок Норы. Коробка стояла на полке стенного шкафа, а три конверта были засунуты между оберточной бумагой и днищем под маленькой шляпкой с цветами и пикантной фиолетовой вуалью.
— Весьма неуклюжая техника, — заметил мистер Квин.
— Бедняжка Нор. — Губы Пэт были бледными. — Дайте взглянуть!
Эллери передал ей три письма. В верхнем правом углу каждого конверта, где должна была находиться марка, виднелась дата, проставленная красным карандашом. Пэт нахмурилась. Эллери забрал у нее конверты и расположил их в хронологическом порядке, согласно датам — 28 ноября, 25 декабря и 1 января.
— Все три, — пробормотала Пэт, — адресованы «мисс Розмэри Хейт». Это единственная сестра Джима. Мы никогда с ней не встречались. Но странно, что не указаны ни улица, ни город…
Эллери сдвинул брови:
— Куда более странно, что воспользовались цветным карандашом.
— О, Джим всегда пользуется тонким красным карандашом вместо ручки — у него такая привычка.
— Значит, имя сестры на конвертах написано его почерком?
— Да, я где угодно узнаю каракули Джима. Ради бога, Эллери, что внутри?
Эллери извлек содержимое первого конверта, слегка скомканное Норой, когда она упала в обморок. Краткое послание, по словам Пэт, также было написано рукой Джима и снова красным карандашом.
28 ноября.
«Дорогая сестренка, я знаю, что прошло много времени, но ты не можешь себе представить, как я спешил. Успел черкнуть тебе всего несколько строчек, так как моя жена сегодня заболела. Доктор не знает, в чем дело. Будем надеяться, что ничего страшного нет. Разумеется, я буду держать тебя в курсе дела. Напиши мне поскорее.
С любовью,
Джим».— Не понимаю, — медленно произнесла Пэт. — Нора никогда не чувствовала себя лучше. Мы с мамой на днях как раз об этом говорили.
— Нора недавно не посещала доктора Уиллоби?
— Нет. Разве только… Нет, я уверена, что не посещала.
— Понятно, — бесстрастно промолвил Эллери.
— Кроме того, эта дата — 28 ноября. Ведь это через месяц, Эллери! Откуда Джим может знать… — Пэт оборвала фразу. — Откройте второй конверт.
Второе письмо оказалось еще короче первого, но было написано тем же красным карандашом и теми же каракулями.
25 декабря.
«Не хочу огорчать тебя, сестренка, но должен сообщить, что моей жене хуже. Она серьезно больна. Мы делаем все возможное. Извини, я очень спешу.
Джим».— «Очень спешу», — повторила Пэт. — А письмо датировано 25 декабря!
Взгляд Эллери омрачился, и он быстро отвел его.
— Откуда Джим может знать, что Норе станет хуже, когда она еще даже не заболела? — воскликнула Пэт. — И за два месяца до того!
— Думаю, — отозвался Эллери, — нам лучше прочитать третье письмо. — И он достал лист бумаги из последнего конверта.
— Что там, Эллери?
Он передал ей письмо и начал мерить шагами спальню Норы, нервно попыхивая сигаретой.
Пэт прочитала письмо широко открытыми глазами. Как и предыдущие, оно было написано красным карандашом и почерком Джима.
1 января.
«Дорогая сестренка! Моя жена умерла. Она скончалась сегодня. Ее последние минуты были… Больше не могу писать. Приезжай ко мне, если можешь.
Джим».— Не надо, дитя мое. — Эллери обнял Пэт за талию.
— Что это значит? — всхлипывала она.
— Перестаньте хныкать!
Пэт отвернулась, пряча лицо.
Эллери вернул послания в конверты и положил их на прежнее место. Потом поставил шляпную коробку на полку в стенном шкафу, закрыл ящик туалетного столика, в котором рылась Пэт, и поправил ручное зеркальце Норы. Снова оглядевшись, он вывел Пэт из комнаты, повернув выключатель у двери.
— Когда вы пришли, дверь была открыта? — спросил Эллери.
— Закрыта, — сдавленным голосом ответила Пэт.
Эллери закрыл дверь.
— Подождите. Где этот толстый коричневый том, откуда выпали конверты?
— В кабинете Джима. — Казалось, Пэт с трудом произнесла имя зятя.
Они нашли книгу на одной из полок, недавно установленных в спальне, которую Нора переделала в кабинет для мужа. Эллери включил настольную лампу под слюдяным колпачком. Пэт вцепилась ему в руку, глядя через его плечо.
— Книга в отличном состоянии, — заметил Эллери, сняв том с полки. — Материя совсем не выцвела, и края страниц чистые.
— Что это за книга? — прошептала Пэт.
— «Токсикология»[23] Эджкоума.
— Токсикология?! — Пэт в ужасе уставилась на книгу.
Эллери тщательно обследовал переплет, потом позволил книге раскрыться у него в руках. Она открылась на странице с загнутым уголком — единственной, которую ему удалось найти. На корешке образовалась глубокая трещина, соответствующая месту, где книга раскрылась. Следовательно, три конверта лежали между этими двумя страницами, подумал Эллери. Он начал читать про себя.
— Зачем Джиму Хейту могла понадобиться книга по токсикологии? — свирепо осведомилась Пэт.
Эллери посмотрел на нее:
— На этом развороте описываются различные соединения мышьяка — формулы, болезнетворные эффекты, возможности обнаружения в органах и тканях, противоядия, смертельные дозы, лечение болезней, возникающих в результате отравления мышьяком…
— Отравления?!
Эллери положил книгу под лампу и указал пальцем на слова, набранные жирным шрифтом: «Окись мышьяка (As2O3)». Его палец скользнул вниз к абзацу, описывающему окись мышьяка как «белую, безвкусную, ядовитую» и указывающему смертельную дозу. Абзац был подчеркнут светло-красным карандашом.
С трудом шевеля скривившимися губами, Пэт четко произнесла:
— Джим собирается убить Нору!
СОЖЖЕННОЕ ПИСЬМО
— Джим собирается убить Нору!
Эллери поставил книгу на полку.
— Чепуха, — отозвался он, стоя спиной к Пэт.
— Вы же сами видели письма! Вы прочли их!
Квин вздохнул. Они спустились в темноту — его рука обнимала девушку за талию. В небе по-прежнему светила луна и холодно мерцали звезды. Пэт вздрогнула, и Эллери сильнее прижал ее к себе. Они пересекли залитую серебристым сиянием лужайку и остановились под самым высоким вязом.
— Посмотрите на небо, — посоветовал Эллери, — и скажите мне это снова.
— Не пичкайте меня философией и поэзией! Мы находимся в добрых старых Соединенных Штатах в 1940 году нашего безумия. Джим безумен! Иначе быть не может! — Она заплакала.
— Человеческий разум… — начал Эллери и умолк. Он хотел сказать, что человеческий разум — странный и причудливый инструмент, но вовремя сообразил, что фраза прозвучала бы двусмысленно. Факт состоял в том, что все выглядело очень и очень скверно.
— Нора в опасности! — всхлипнула Пэт. — Эллери, что мне делать?
— Возможно, Пэтти, время раскопает для нас несколько костей правды.
— Но я не могу справляться в одиночку! Вы же видели, Эллери, как восприняла это Нора — она позеленела от страха. А потом вела себя так, будто ничего не случилось. Понимаете — она решила не верить этому! Если вы ткнете ей в нос эти письма, Нора ничего не признает! Ее разум открылся только на момент — теперь он закрыт наглухо, и она будет лгать даже Господу Богу!
