Хотите верьте, хотите нет, а был у нас в кишлаке даже рыбак --Закир-балыкчи, и рыба водилась и в арыках, и в канале, и в реке. Русские мужики, что попадали к нам в кишлак, и раков ловили. Рак первым, еще во времена обработки полей дустом, пропал, привередлив он к чистоте воды оказался, к запахам разным.
О винограде я уже не говорю: самый ленивый и нерадивый и то о лозе имел понятие. Лоза из рода в род передавалась, и знали, в каком дворе, каком кишлаке крепкая и благородная лоза растет, роднились не только детьми, но и лозой. Кто теперь чужую лозу, корень ее, знает? Когда ушла лоза с полей? Временем и невзгодами повыбивало ее и во дворах. К кому пойти, у кого совета-помощи попросить? Так и сошел виноград на нет не только в колхозе, но и у людей.
А о хлопке я все знаю, Рашид, ты прав. И вряд ли я теперь возьмусь принять телочку вот у той коровы -- отвык. Дальше-то как? Кому землю передавать, жизнь крестьянскую на ней? Хлопкоробу-механизатору? Землю-то с высоты кабины да на скорости не особенно разглядишь, у каждого поля свой характер, свой норов, машину такую не создали, чтоб лучше человека понимала и любила землю. Привязан я к хлопковому полю, крепко привязан, может, даже никогда не вырваться, да душу-то не привяжешь, она дехканского труда, дехканской жизни требует, заботы о живом вокруг, а не только о хлопке, хочет...
Баходыр хотел что-то спросить, но вблизи затарахтел мотоцикл, и луч фары зашарил по темному двору. Салих-ака встрепенулся от дум, посветлел лицом.
-- Санжар приехал,-- сказал он обрадованно и поднялся.
Рашид на минуту замешкался, соображая, чем бы отблагодарить старика, но ничего подходящего ни под рукой, ни в чайхане у него не было, и вдруг он нащупал на дне сумки пачку туалетного мыла,-- жена его питала страсть к дорогой, в красивой упаковке, импортной парфюмерии. Он догнал Салиха-ака и опустил ему в карман благоухающее мыло, где с лаковой обертки улыбалась эстрадная звезда Далида.
-- Это Айгуль-апе,-- смущенно сказал Рашид. - Спасибо и ей за гостинцы. Приезжайте еще, пока мы здесь...
Когда они проходили под фонарями, Салих-ака рядом со стройным молодым Баходыром напомнил Давлатову сухой, корявый тутовник, что по весне, вопреки всем прогнозам, щедро пускает новые побеги.
Утром, когда Баходыр с помощником вновь уехали в райцентр за продуктами, Рашид остался во дворе чайханы с Саматом. Слоняться без дела не хотелось, и он принялся чистить картошку, чувствуя, что эта работа не по душе парню. "В армии еще начищусь..." -- недовольно ворчал тот каждый раз, когда видел ведро картошки, заготовленное Баходыром для шурпы. Сегодня как раз ее и решили варить.
Поначалу они перебрасывались короткими фразами, но потом Самат надолго исчез в чайхане, и Давлатов остался один. Он вспомнил вчерашний разговор, безрадостную исповедь Салиха-ака. Ведь до сих пор он считал Салиха-ака счастливым человеком: орденоносец, уважаемый в кишлаке, да и во всей округе, человек, хозяин крепкий,-- Рашид знал, что кроме мотоцикла Санжара, есть у них во дворе и "Волга",-- и дети его вроде не огорчают, живут в мире и согласии...
Неожиданно во дворе появилась Дильбар Садыкова,-- вбежала в калитку, размахивая над головой пустым фартуком, словно знаменем.
-- Ура! В Ташкент вызывают! -- выпалила она радостно Рашиду. -- Слет или конференция там какая-то хлопкоробов, и я должна поднять дух горожан...
Увидев темные круги под глазами, особенно заметные поутру, и желтое, осунувшееся лицо Рашида, Дильбар осеклась и, подойдя к нему, по-женски участливо погладила по давно не стриженной голове.
-- Слушай, за мной сейчас приедет машина, председательская "Волга". Хочешь, я тебя домой отвезу?
Рашид, вздохнув, отказался, сказал, что тут оклемается, не хочет пугать своим видом жену. Дильбар не отступилась, стала расспрашивать, какие лекарства захватить из Ташкента, но Рашид, поблагодарив, сказал, что вчера приходил Салих-ака и принес отвар, так что скоро он поправится.
-- Ну ладно, как хочешь... -- Дильбар быстро потеряла к нему интерес и проворно исчезла в красном уголке чайханы -- на женской половине.
Минут через двадцать у чайханы засигналила белая "Волга" председателя. За рулем сидел он сам, при шляпе,-- наверное, будет просить горожан мобилизовать все имеющиеся ресурсы, а может, просто какие-то дела в столице. На сигнал машины тотчас выбежала Дильбар. Темно-синие вельветовые джинсы в обтяжку, приталенный кожаный пиджак распахнут, темно-бордовый батник из плотной ткани оттеняет яркий шейный платок -- все в тон, все выбрано со вкусом,-- Дильбар у них еще и первая модница в тресте. Цокая каблучками, стройная, ловкая, она подлетела к машине, размахивая сумочкой, перехватив на ходу восторженные взгляды Рашида и Самата.
-- Ну и баба, класс! -- пробасил, подлаживаясь под бывалого сердцееда, Самат.
-- Дильбар... -- как-то неопределенно произнес Рашид, но улыбка все же пробежала по его изможденному лицу. -- Да-а, хороша, что ни говори!
-- А что же не женились? Вы ведь, кажется, были холостым, когда она пришла в трест? -- спросил Самат серьезно.
-- Я... на Дильбар?
Впервые за дни болезни Рашид от души засмеялся. Самат покраснел, не понимая причины веселья, и упрямо заключил:
-- Я бы женился, глазом не моргнув... Такая красивая...
Рашид погасил смех, чтобы не обидеть Самата, парня, в общем, толкового, покладистого.
-- Мы-то с тобой, Самат-джан, может, и хотели бы, да она на нас не глянула бы. Дильбар -- птица высокого полета, как Баходыр говорит. Ты не смотри, что она еще не замужем, хотя, по местным понятиям, давно пора. Она себе еще такого жениха отхватит -- мы все ахнем.
-- Уж конечно, отхватит,-- согласился Самат и вновь надолго исчез, теперь уже в кладовой.
А мысли Рашида закружились вокруг Дильбар Садыковой. Конечно, он помнил, когда она появилась в тресте. За ней пытались ухаживать его друзья -- и Баходыр, и Фатхулла, тогда еще работавший у них. Наделала она переполох среди молодых да неженатых: даже из Госплана, что напротив, ребята к ним в буфет зачастили, прослышав, что в тресте появилась необычайно красивая девушка из Намангана.
Фурор она и правда произвела -- что было, то было. Но только через неделю выяснилось и другое: как инженеру ей нельзя было доверить никакой работы, даже самой простейшей-- перечертить, составить смету, рассчитать простейший узел. А с чертежами вообще курьез вышел: она совершенно не имела понятия, что такое проекция, сечение, разрез, вид сверху или сбоку, воспринимала только общий вид -- картинку.
-- Что мне с ней делать? - спрашивал у Давлатова Фатхулла, в то время уже начальник отдела -- под его начало попала Дильбар. -- Я боюсь давать ей какое-нибудь задание. Станешь выговаривать -- смотрит такими печальными глазами, полными слез, что сам себе извергом кажешься, думаешь: за что я напал на такое милое создание? А иногда спрашиваю: "Чему же вас в институте учили?" А она отвечает: "Вам хорошо, вы в столице учились, а я в области: весной на прополке хлопка, осенью на его уборке, а летом на овощах и в стройотрядах... Когда же учиться было?" И ведь права, никуда не денешься...
Но Фатхулле ничего с ней делать не пришлось. Дильбар сама, словно ручеек, пробила себе ход, нашла дорогу. Ее полюбили, предупредительная оказалась: с утра придет, прежде всего чай вскипятит и всех обнесет, для мужчин за бутербродами в Госплан сбегает, а чашки, чайники, пиалы с ее приходом просто засверкали от чистоты. Через неделю она знала, кто какую газету читает, кто какие сигареты курит, и никогда не ошибалась. А уж бумагу какую куда отнести -- она всегда с радостью: цок-цок и понеслась на своих каблучках.
"Пусть Дильбар скорее город узнает",-- говорили старушки из отдела, души в ней не чаявшие,-- кто же заботу и внимание к себе не оценит? А тут месяца через полтора на овощи народ отрядили, в основном молодежь,-- вот где талант Дильбар по-настоящему проявился: не было ей равных на помидорных полях. Руководство овощного совхоза ей, единственной, похвальную грамоту и персональную денежную премию выдало, а корреспондент "Гулистана", приехавший к овощеводам, прослышав о Дильбар, заснял ее на обложку популярного журнала. Шикарная цветная фотография вышла -- прямо кинозвезда! Тогда этот портрет можно было увидеть на ветровом стекле междугородных автобусов, такси и прочей технике. А уж сколько их было наклеено на солдатских чемоданах -- не счесть, потому что завалили Дильбар письмами на трест, предлагая дружескую переписку, а кое-кто, не раздумывая,-- руку и сердце.
С овощей Дильбар вернулась героиней, и началась у нее новая жизнь. Осенью выбрали ее в местком, поручили культмассовый сектор. И жизнь в тресте забурлила: что ни неделя -- внизу в холле появлялось написанное Дильбар объявление: "Желающие посмотреть фильм... обращаться в отдел проектно-сметной документации к инженеру Садыковой Д.". "К инженеру" Дильбар писала всегда, ей нравилось представляться новым знакомым: "Инженер Садыкова Дильбар".
