И тут мне пришло в голову, что, в отличие от убийцы, сама я совершенно не в курсе того, каков был обычный распорядок дня антиквара и как вообще протекала его жизнь. А ведь это сведения не такие уж и второстепенные, если именно на этом строились все замыслы злодея.
* * *
Я поняла, что информацию эту мне необходимо получить. Но от кого? Учитывая, что Шульцман был убит в собственном подъезде, а также то, что наибольшая вероятность застать его без сопровождающих (шофера и прочих) имелась, когда он либо возвращался домой, либо выходил из дома, наиболее полезные сведения относительно его расписания мне мог дать кто-то из родственников. И, скорее всего, жена. Да, именно жене лучше всех бывает известно, куда и когда муж уходит из дома, и иногда даже она в курсе, откуда он возвращается.
Что ж, попробую позвонить Вере и убедить ее в том, что мне необходимо переговорить с ее мамой. Кстати, если моя попытка окажется удачной, заодно можно будет осмотреть место преступления. Ведь если жена Шульцмана согласится побеседовать со мной, то наверняка мне придется отправиться к ней в гости и, соответственно, посетить тот злосчастный подъезд.
— Алло, это Вера? Здравствуйте, это Татьяна вас беспокоит.
— Татьяна? Какая Татьяна?
— Татьяна Иванова, частный детектив, которому вы заказали дополнительное расследование относительно убийства вашего отца.
— Ах… извините. Да, конечно, Татьяна… Здравствуйте, Татьяна, извините, что не сразу узнала вас, совсем замоталась тут… Так все навалилось, и похороны, и все…
— Да, понимаю.
— Что, уже нашли что-нибудь?
— Сейчас я собираю все возможные данные по этому делу, которые могли бы указывать на нефинансовый мотив. Ведь именно на такой трактовке событий вы настаивали, если я не ошибаюсь?
По большому счету, мне было абсолютно наплевать, на чем настаивала Вера, поскольку главное для меня — найти убийцу, даже если им окажется тот, кто не очень-то устраивает заказчика. Но я знала и другую истину: заказчика до поры до времени не стоило волновать своими версиями и предположениями, следовало стараться находить с ним общий язык и использовать на всю катушку в своих профессиональных интересах.
— Да, да, именно на такой.
— Ну вот. Я стараюсь делать все возможное, но, признаюсь, учитывая деятельность вашего отца, финансовых мотивов здесь обнаруживается гораздо больше.
— Ах! Вот и вы тоже…
— Не волнуйтесь, Вера, если я беру дело в расследование, я всегда действую в интересах заказчика, поэтому сейчас я прилагаю все усилия, чтобы найти именно нефинансовый мотив. В связи с этим я бы хотела побеседовать с вашей мамой, поэтому звоню, чтобы проконсультироваться, когда и как это лучше сделать.
В телефонной трубке повисло довольно долгое молчание, после чего Вера очень неуверенно сказала:
— С мамой?.. Ну… не знаю… А это обязательно?
— Да, разумеется. Из праздного любопытства я бы не стала беспокоить ее.
— Ах… мама сейчас в таком состоянии… даже не знаю…
— Я понимаю ваши опасения, но, уверяю вас, мне не в первый раз приходится разговаривать с людьми, потерявшими своих близких, и я обещаю вам, что разговор не будет касаться ничего такого, что могло бы разволновать вашу маму.
— Ах… ну… не знаю… — продолжала нудеть Вера. — И потом… Видите ли, я не говорила маме, что наняла сыщика, она думает, что все мы согласны с версией милиции и что расследование ведется только официальными органами. А из милиции к нам уже приходили.
— Ничего страшного. Если вы не хотите, чтобы ваша мама узнала, что я действую именно по вашему поручению, мы можем сказать, что я тоже работаю в милиции и что меня недавно подключили к процессу для усиления следственной группы. Скажем, что я захотела лично побеседовать с членами семьи потерпевшего и задать им несколько дополнительных вопросов.
— Ну… не знаю…
Нерешительность Веры начинала не на шутку раздражать меня. В самом деле, почему она так боится этого моего разговора с ее матерью? Я ведь уже сказала ей, что о самом убийстве спрашивать не буду, о том, что я частный детектив, мама тоже не узнает, что же еще не устраивает ее? Как хотите, а это становится подозрительным.
Наконец Вера разродилась.
— Ну ладно, — с шумом выдохнув воздух, сказала она. — Пока братик с сестренкой не пришли из школы… Сейчас вы сможете заехать за мной?
— Да, конечно.
— Тогда приезжайте, и мы поедем к маме.
Снова взяв с собой Веру, которая становилась для меня уже чем-то вроде нити Ариадны, поскольку ни с кем в этом деле мне пока не удавалось встретиться без ее участия, я отправилась беседовать с ее мамой.
По дороге Вера мне все уши прожужжала о том, чтобы я вела себя как можно осторожнее, старалась не расстраивать ее маму и ни в коем случае не упоминала о том, что я — частный детектив. В двадцатый раз заверив ее, что ничего подобного делать не буду, я внезапно поняла, что, если она спросит меня об этом еще раз, я придушу ее собственными руками и сама сяду в тюрьму.
Но, к счастью, мы уже приехали.
Родители Веры с младшими детьми жили действительно в одном из самых тихих районов Тарасова. Район был старый, и здесь сохранились дома еще, кажется, дореволюционной постройки. Те самые дома с трехметровыми потолками и бесконечными коридорами, которые в советские времена отдавались под коммуналки.
Но советское прошлое квартиры, в которой размещалась чета Шульцманов, давно кануло в Лету. Даже с улицы при взгляде на этот дом сразу было понятно, что содержится он очень рачительными хозяевами, которые, не пожалев денег, раз и навсегда искоренили в своих квартирах коммунальный дух и полностью восстановили для себя дореволюционные роскошь и удобства.
Когда вы оказывались внутри, первое впечатление еще больше подтверждалось, и вы начинали чувствовать, что нет ничего счастливее, спокойнее и приятнее, чем жизнь в подобном месте. Никакая мысль не то что об убийстве, а даже о мелком хулиганстве не приходила в голову человеку, оказавшемуся в этом подъезде. Но тем не менее преступление было совершено именно здесь.
— Вера, вы не могли бы показать мне, как лежал ваш отец?
— Ах… Вот… вот здесь, на площадке, как раз между первым и вторым этажом. Один пролет не дошел до дома…
— А как именно располагалось тело?
— Очень близко к перилам. Голова и верхняя часть туловища лежали на площадке, а ноги на лестнице. Он лежал на боку, как бы перегнувшись пополам. Я думаю, что, если бы не перила, он бы упал в пролет между лестничными маршами.
Получив от Веры разъяснения по поводу расположения трупа, я не стала задерживаться на месте преступления. Сейчас я планировала поговорить с ее матерью, а уже потом, избавившись от Вериной опеки, тщательно осмотреть подъезд.
Мы поднялись на второй этаж, и она позвонила в дверь.
— Вера, я так и не спросила, как зовут вашу маму? Сейчас начну задавать вопросы, и будет неудобно.
— Маму зовут Лия Соломоновна.
Не успела Вера договорить, как дверь открылась, и перед нами появилась толстая, растрепанная и неопрятная женщина. Я было подумала, что это сама Лия Соломоновна предстала пред нашими очами, но, как оказалось, ошиблась.
— Анюта, мама дома?
— Да, Верочка, конечно, дома, проходите.
Приторно-слащавый голос Анюты совсем не сочетался с беспокойно бегающими глазками, которыми она очень подозрительно меня осматривала.
Мы прошли внутрь помещения, но толстая Анюта опередила нас, предупредительно крикнув куда-то вглубь:
— Лия Соломоновна, к нам гости.
— Посидите здесь, пожалуйста, — сказала мне Вера, усаживая меня на диван, — я сейчас скажу маме.
— Да, хорошо.
Я осмотрелась. Квартира, в которой жили родители Веры, была больше по размерам, чем жилище самой Веры, но вещей здесь было еще больше, так что ощущение тесноты и какой-то захламленности и беспорядка здесь было сильнее.
Возможно, беспорядочное нагромождение предметов было связано с недавними трагическими событиями и подготовкой к похоронам, но так и казалось, что если в комнату войдет человек, он обязательно споткнется обо что-нибудь или что-то уронит.
Но появившиеся вскоре в комнате женщины как-то умудрились этого не сделать. Вера пришла в сопровождении довольно высокой дамы изможденного вида, которую и представила мне как свою мать.
Лия Соломоновна имела такие же прекрасные волосы, как и ее дочь, но следы былой красоты на лице давно уже были стерты жизненными заботами. Вопреки уверениям Веры, она не выглядела убитой горем. Скорее, ее состояние можно было определить как некую заторможенность, как будто она до сих пор еще не поняла, что произошло.
— Вот, мама, это снова из милиции, — сказала Вера, многозначительно посмотрев на меня, — я говорила тебе. Они прислали еще человека, вот, Татьяну, она хочет задать тебе несколько вопросов.
