Такие, как Леонард Леонтьевич, любят стерв.
Даже не стерв, а — стеррррв!
И Алина Эллер — едва ли исключение.
Примерно такие мысли и мелькали у меня в голове во время того полусонного-полубодрствующего состояния, в котором я пребывала почти всю ночь. Лишь под утро я заснула под аккомпанемент мысли, что, верно, этот Эллер уже начал путать кино и действительность. Чего стоила только его неожиданная фраза «Будьте моей женой»!.
А ведь действительно — как в кино. Был же фильм с Андреем Мироновым и Еленой Прокловой в главных ролях. Только название его — «Будьте моим мужем».
Вспомнив это, я как-то сразу успокоилась и заснула.
То, что проспала я от силы два часа, не помешало мне подняться рано: что-то словно толкнуло меня в бок, и я проснулась. За дверью слышались шаги и сдержанный кашель хозяина квартиры. Я оделась и вышла к нему — Как спалось, дорогая? — обратился он ко мне с такой улыбкой, что я сразу поняла: отвечать я должна не от имени Евгении Охотниковой, а уже как сама Алина Эллер.
— Да ты знаешь, Лео-Лео, как-то не очень спалось, — призналась я томно. — Тут у тебя в квартире.., комары разные, мухи.
А одна муха так и вовсе не муха, а дирижабль какой-то. Я ее все утро боялась.
— Какие еще мухи зимой? — весело спросил он.
— Ужасные! Они, наверное, на зимовку сюда залетели.
— Муха — не птица, — назидательно произнес Эллер, рассмеялся и скомандовал:
— А теперь отбой, Евгения Максимовна. Можете говорить со мной от собственного имени. Вы блестяще вживаетесь в роль. Я, конечно, укажу вам за завтраком на ряд недоработок, но тем не менее — сыграно превосходно. Кстати, что вы такое говорили про мух и комаров? На улице — минус двадцать пять.
Я пожала плечами.
— Вы же сами просили, Леонард Леонтьевич, чтобы я выдавала какие-нибудь глупости в духе Алины. Вот и пожалуйста: сказано — сделано.
— А, вы в этом смысле… Ну что ж, хорошо.
— Леонард Леонтьевич, — произнесла я, — прежде чем я окончательно перейду к исполнению роли вашей жены, мне хотелось бы попросить вас о двух одолжениях.
— Пожалуйста, слушаю вас.
— Во-первых, Леонард Леонтьевич, моя тетушка, Людмила Прокофьевна, является большой вашей поклонницей и просила поставить автограф вот на этой книге — вашей автобиографии. Я ее вчера приобрела специально.
Эллер рассмеялся, довольный. Несмотря на то что он был убелен сединами и достиг в мире российского кинематографа практически всего, кажется, он остался тщеславным, как мальчишка, и падким на лесть и внимание.
— Ну, это запросто, — отозвался он. — Где книга? Ага! Как зовут вашу тетушку, Людмила Прокофьевна? — И он крупным, энергичным скачущим почерком надписал на титульном листе: «Милой Людмиле Прокофьевне от Леонарда Эллера с наилучшими пожеланиями». Затем поставил дату и расписался.
— Ну вот, теперь она вас и вовсе будет боготворить, — еще подпустила я лести. — Благодарю вас, Леонард Леонтьевич. А теперь — второе одолжение.
— Надеюсь, столь же приятное? — развалившись в кресле, спросил мэтр.
— Ну.., дело в том, что мне совершенно необходимо съездить домой.
— Зачем? — спросил он.
— Мне нужно взять некоторые очень важные для работы вещи. Вы же понимаете, что, идя вчера на встречу с вами, я не предполагала такого неожиданного и скоропостижного развития событий и потому ничего не захватила.
Эллер постучал пальцем по столу и выговорил задумчиво:
— Мне не хотелось бы вас от себя отпускать. Но раз так.., если это необходимо, то, конечно, вы можете ехать и взять из дому все, что требуется. Ну и, — он несколько принужденно улыбнулся, — отдадите тетушке книгу. Не таскать же вам ее с собой!
Я думаю, Борис Оттобальдович сильно удивился бы, увидев у своей дочери книгу с автографом ее собственного мужа.
— Это да.
— Только, Женя, я хотел бы просить вас: не задерживайтесь. Сейчас около восьми утра, еще не совсем рассвело, так что в оптимале хотелось бы, чтоб вы обернулись до того, как окончательно взойдет солнце.
И еще: постарайтесь как можно меньше попадаться на глаза кому бы то ни было в моем дворе.
У меня, естественно, возникли сомнения относительно последнего указания, но я не стала влезать в прения, а быстро оделась и, пообещав быть через час-полтора, поехала домой.
Несмотря на раннее время, тетушка уже проснулась. Она хлопотала на кухне, когда я вошла в квартиру.
— У-ух, холодно! — выдохнула я. — А тут просто теплынь.
— Оладышки жарю, Женечка! — откликнулась тетя Мила с кухни. — Хочешь оладышков? Или тебе что-нибудь поплотнее?
— Нет, я завтракала.
Тетушка дождалась, пока я войду на кухню, а потом живо развернулась ко мне и, уперев руки в бока, спросила с нескрываемым интересом:
— Ну и как прошла встреча с Эллером?
— Прекрасно, — ответила я. — Кстати, вот для тебя автограф. Посмотри первую страницу.
— «Милой Людми…» Спасибо, — кивнула тетя. — Ну и как он вживую?
— Да примерно такой же, что и на телеэкране. Приятный мужчина, конечно. Немножко болтливый, но это, наверное, общий грех для всех киношников. Комплименты говорил.
Я хотела было сказать о «замужестве», но вовремя вспомнила предостережение Леонарда Леонтьевича: желательно, чтобы о нашем договоре знало минимальное количество людей. Тетушке же знать о нем совершенно необязательно, да и не умеет она хранить секреты, несмотря на юридическое свое образование.
— А что он тебе звонил? Предлагал работу?
— Да нет, — хитро ответила я, — можно сказать, что не предлагал. Долго объяснять, тетя Мила. Да и зачем? Ты же в любом случае станешь меня пилить — либо за легкомыслие, либо, напротив, за пуританство.
Тетушка прищурилась и лукаво произнесла:
— Ага! Кажется, я понимаю. Приставал?
Ну, он этим славен. Конечно, я его уважаю и люблю, но вот такого, как он, тебе в мужья не хотела бы.
Наконец-то! Хоть кого-то моя любезная родственница не прочит мне в благоверные!
А то, честно говоря, списки возможных кандидатур сильно меня утомляют.
— А сейчас ты куда? — спросила она.
— Да так.., в гости.
— С Эллером?
— Почему ты так решила?
— Да только что в свежей газете прочитала, что жена его на австрийском горнолыжном курорте отдыхает, а муж приехал, значит, в Тарасов и тут усиленно клеит женщин вместе с тестем со своим. С Борисом Оттобальдовичем, стало быть.
— Ну-у! — протянула я. — Про него в «желтяках» даже писали, что он заключил брак с мужчиной. Это он мне сам рассказывал. Представляешь, и такую чушь помещали на первых страницах!
— Значит, с ним, — окончательно решила тетушка.
Поняв, что спорить все равно бесполезно и что, даже если я буду отрицать, она все равно останется при первоначальном своем мнении, я тяжело вздохнула. А затем сказала, что да, получила приглашение и иду в гости.
— Кстати, тетушка, если уж ты во всем хочешь дойти до самой сути, то идем мы к твоему бывшему сердечному другу.
— К Бжезинскому? — ахнула тетя Мила.
— К нему. Передать привет не обещаю, а вот рассказать тебе, как все там было, — это с удовольствием.
— Конечно, конечно, — грустно сказала она.
Бедная тетушка! Наверное, не на пустом месте она каждый день припоминает, что время идет, что время не терпит и что нежданно-негаданно настает момент, когда многое уже нельзя восполнить, нельзя вернуть. Ну что же, сегодня у меня будет возможность посмотреть на того, о ком она, быть может, жалеет больше всего…
* * *
Когда я вернулась к Эллеру, он был не один. Нет, не с женщиной. В квартире Леонарда Леонтьевича я нашла того самого парня с каменными скулами и фигурой Шварценеггера, который накануне провожал меня в ресторане до VIP-зала к ожидающему меня мэтру.
Кажется, его зовут Сережа Вышедкевич, и он в курсе всех событий.
— Вот что, — сказал великолепный Лео-Лео, — я думаю, Женя, что вам с Сергеем нужно скоординировать ваше дальнейшее сотрудничество, а оно обещает быть весьма тесным. Кстати, вот вам аванс за пять дней вперед, чтобы сгладить впечатление от разговора с Сережей. Он человек жесткий и весь какой-то.., угловатый, неудобный. Но зато — надежный.
— Ладно, Леонтьич, вали-ка на кухню, — сказал Вышедкевич, — ты еще сегодня ничего не жрал. Потом опять будешь на каждом углу машину тормозить, чтобы эту отраву, как ее.., ага — шаурму купить.
«Ого! — подумала я. — А Сережа-то, кажется, на очень короткой ноге держится с кумиром миллионов. Между прочим, где-то я его, того Сережу, кажется, видела. Где же? У меня ведь абсолютная зрительная память. Ах, ну да! Он играл в фильме Эллера „Старая весна“ ужасного бандюгу-рэкетира. Кстати, очень неразумно со стороны Лео-Лео засвечивать в фильмах своих телохранителей, да еще личных, „прикрепленных“. Или он сначала снял парня в фильме, а только потом взял к себе в охрану?»
Эллер вышел из комнаты. Вышедкевич повернулся ко мне и, уперевшись в мое лицо плотным, тяжелым взглядом, задал вопрос, неприятно меня удививший:
