По руслу шумного Садового кольца катила бесконечная механизированная река. Над ней темнел приятной для глаза дымкой угарный смог. Я вдохнул полной грудью этого злого воздуха и почувствовал себя в полном порядке. Гость из дальнего зарубежья от нашего веселящего СО и СН дуба бы дал, не отходя от аэрофлотского трапа, а нам бы что. Только укрепляем нервную систему и здоровье. А будет здоровье, убежишь. От возможного хука телохранителя в зубы. Или жужжащей пчелкой пули.
Перспективы меня ожидали самые радужные, и поэтому я испытывал такой праздничный подъем духа. А, может, меня волновали заинтересованные взгляды встречных скромниц, обращающих внимание на мой канареечный прикид?
К женщинам я отношусь терпимо, как занемогший ребенок к горькому лекарству: не очень хочется, да надо. Употреблять. Чтобы быть веселеньким, здоровеньким и хекать за мячом по пыльному пустырю. В желании смастерить хек-трик.
Эх, хорошо без этих недоразумений с отверстиями, но с ними ещё лучше. В полночный час празднично-искрящегося совокупления. Правда, после наступает будничное утро и ты, обнаружив рядом с собой помятую, облитую по уши засахаренными спертомазоидными потоками похрапывающую особу, вздрагиваешь от ужаса: Бог мой, теперь и отныне веков обречен видеть потертые бока любимой и по ночам слышать её крепкие зоологические рулады. Нет, только не это! В женщине должна быть тайна, которая хоронится в её же пещерке, поросшей колкими зарослями вздорности, самовлюбленности, пошлости и дешевого кокетства. А когда ты туда проник (в буквальном смысле этого слова) и ничего не обнаружил, кроме хлюпающей вулканической бездны, угрожающей твоей личной безопасности и свободе, то остается одно — спасать тело и дух. Чтобы затем снова мечтать о прекрасной, пропахшей уксусной мочой тайне. Это к тому, что плохо учусь у жизни, и незнакомые девахи с бесовскими зеницами и вакуумными губками кажутся мне ангелами. (Не падшими ли?)
Сделав вид, что изучаю исторические достопримечательности древней столицы, я миновал современные соблазнительные формы и обнаружил себя у объекта, меня интересующего: гостиница «Метрополь». Она была похожа на малахитовую шкатулочку. У её чистеньких стен сновал запыленный и дикий народец, далекий от проблем проживающих в царских номерах. Казалось, буржуазная цитадель высокомерно поглядывает чистыми и открытыми окнами на гостей столицы, прибывших из необъятно-азиатских засрацких просторов. За что, спрашивается, кровушка проливалась, если все осталось на прежних местах: кто-то горький кумыс в своих бескрайних степях сосет, а кто-то в королевских покоях минетный привет принимает. От любвемобильных пролетарок.
Смутна, кровава и тяжела наша история, да надо жить днем сегодняшним. И решать проблемы. А они были. У меня. Потому что парадный вход охранялся не швейцарами, которых можно было купить за долларовый бакс, а людьми суровыми, с непроницаемыми, как плащи, лицами. Их профессиональные тяжелые взгляды прожигали насквозь любого самонадеянного болвана. В кепи. И без. Что может быть опаснее отставника спецслужбы? Во-первых, обижен на весь белый свет, а во-вторых, шуток не понимает, служа не за страх, а на совесть. И поэтому шмаляет при любом удобном случае. По тому, кто направляется к нему с мирной миссией рассказать анекдотец: «Девушка, вас можно пригласить на чашечку кофе? Можно, только обещайте в постели не курить.» Ведь не поймет честный служака, ахнет из казенного ствола и… трудись всю оставшуюся жизнь на медикаменты. Такая перспектива меня не устраивала, и я, решив не рисковать своим дорогостоящим «Nikon», продефилировал мимо парадного входа. Но с независимым видом, мол, гуляю, господа вертухаи, в свое удовольствие, вашу ефрейторскую мать!.
Моя прогулка закончилась в летнем дворике, куда проник через щель в дощатом заборе. Старый дом, как и наш, тоже находящийся в аварийном состоянии, подступал к «Метрополю», словно фантом, убеждающий эстетствующих любителей экзотики, что они находятся именно там, где они находятся. Во всяком случае, не в легкомысленном Париже.
В доме наблюдались признаки строительных работ, но весьма слабые — час был обеденный: у песочных пирамид стояли два грузовичка, с верхних этажей летели обрывки голосов, ветер пылил цементом. Гул город напоминал, что где-то далеко плещется Индийский океан, где удобно, как утверждают некоторые мудаковатые на голову политики, мыть сапоги. И мозги, протухшие на политической горе.
В подъезде было прохладно, как в сумеречной реке. Полуразрушенная лестница была покрыта меловой пылью и невразумительным прошлым. Я действовал по наитию, полагаясь исключительно на госпожу Фортуну. А вдруг приоткроет нужное окошко в покои для коронованных особ. Щелк — и никаких проблем для меня. В обозримом будущем.
Медленно поднимаясь по ступенькам, я приближался к летнему небу, зияющему в рваных прорехах крыши. Вместо того, чтобы лежать пузом вверх на мусорном пляжном песочке Серебряного бора и обжариваться, как пирожок, я занимаюсь вот этим сомнительным восхождением.
Не свернуть бы шею? Да, что там она, «Nikon» бы не поцарапать. При удачном приземлении. Молодого кораллового организма в кузов, скажем, грузовика. Будет печально, если в счет поврежденного аппарата у меня реквизируют кота, кактус, печатную машинку, телевизор и тахту. Вместе с призраком прабабки Ефросинии. Так что остается одно: быть бдительным и смотреть себе под ноги… И на этой правильной мысли я опустил глаза долу. И почувствовал свой холодный скелетный каркас, заиндевевший от ужаса. Подо мной лежала бездна, сработанная ударной строительной бригадой под руководством прораба Попова. Половина дома превратилась в щебень и труху. Остались лишь крепостные стены. Было впечатление, что сюда угодил многотонный фугас. Я почувствовал легкое головокружение, как Йехуа на пике Коммунизма — от затрещины родной благоверной.
Мама-мия, спаси и сохрани! Я отступил от ступенек, ведущих в никуда. Куда? Куда, ёханы-палы?.. А пойдем-ка мы другим путем. И я побрел по длинным коридорам, на стенах которых сохранились тени прошлого. В комнатах от ветра шуршала сухая бумага, будто там ходили неприкаянные привидения. Интуиция привела меня к небольшой чугунной лесенке, как бы ввинчивающейся под крышу. Я оптимистично затопал по её ступенькам вверх, руководствуясь своим основным принципом: верь в себя, Ваня, а остальное приложится. И не ошибся: дверца на чердак отсутствовала и мой путь закончился на краю крыше, которую не успели снести. Я сел на деревянный брусочек, чтобы перевести дух. Горели золотом купола Кремля. По брусчатке Красной площади гуляли летние гости столицы. Огромный котлован на Манежной, где строили подземный город будущего, был похож на открытый карьер по добыче якутских алмазов. Старой посудиной эпохи конструктивизма плыла в пыли гостиница «Москва». У подземок наблюдалось броуновское движение пассажиров. У памятника всемирного гея Карла Маркса разморенными бомжами сидели последователи его бессмертного учения, об этом можно было догадаться по алым и вялым тряпицам. А на автостоянку «Метрополя» заплывал лимузин цвета последней ночи Помпеи.
Мама моя, вспомнил я свою сверхзадачу и обратил взор на открытые окна пятизвездочного борделя. И сразу возникло впечатление, что я, жалкий папарацци, сижу на галерке и наблюдаю сцены из жизни патриций. Нет, ничего такого предосудительного не происходило. Во всех номерах. Кроме одного. На втором этаже, где, как утверждал информатор Гамбургер, находились апартаменты поп-звезды М.D., прибывшей, напомню, инкогнито в наш экзотический край. Чтобы познать горячую lоve варвара в шароварах, но с голым торсом?
Представляется, мои работодатели прекрасно были осведомлены о взаимных слабостях поп-звезд. Это я к тому, что в бывшем номере Предсовнаркома, мелькали не только торсы, но и то, что находилось ниже. Право, зрелище было отвратительным. Мог бы пересказать его в подробностях, да поскольку мы живем в пуританском обществе, умолчу. (Да-да, все мы пуритане, когда дрыхнем со своими досконально изученными, как пересеченная местность, спутницами жизни.) Скажу лишь одно: казалось, что два ожиревших физкультурника занимаются гимнастическими упражнениями. Со своими булавами. И мячиками для игры в пинг-понг.
Я крякнул от досады на самого себя: где вы, прекрасные порывы? но тем не менее с помощью объектива приблизил место действия и принялся работать. Если то, чем я занимался, можно так назвать. Конечно же, я нервничал и поэтому торопился. Это во-первых. А во-вторых, в соседних окнах начали появляться праздные гости столицы, решившие некстати полюбоваться строительными лесами. Какой-то активный бюргер с берегов Рейна, похожий, естественно, на пивной бочонок, загоготал во весь голос, привлекая внимание общественности к моей трудолюбивой персоне. Его нелепый хохот был услышан миру явились нарочито улыбающиеся, ухоженные эротическим массажем физиономии любителей славянской старины. И каждый из них посчитал нужным поприветствовать меня: кто гортанным криком, кто махом руки, а кто и воздушным поцелуем. От такого непосредственного внимания я едва не свалился с крыши. Ничего себе конспирация! Радовало лишь одно обстоятельство: сладкая поп-звездная парочка была слишком увлечена партией в пинг-понг, разыгрываемой на атласном поле койки, на которой вождь всего мирового пролетариата в минуты роковые утешался комиссарским телом Инессы Арманд. Признаться, я очень волновался и аппарат, прыгающий в моих руках, отщелкивал совсем не те, скажем так, панорамы лиц. Да, как говорится, не до жиру быть бы живу.
