– Она слишком хорошенькая, чтобы хранить мне верность, – повторял Эдди, и Моска не мог забыть, с каким садистским удовлетворением в голосе он произносил эти слова.
Они свернули с Курфюрстеналлее на Метцерштрассе и поехали по улице, где густая листва высоких лип отбрасывала рваные тени на ветровое стекло. Эдди остановился около восстановленного кирпичного четырехэтажного здания с небольшой лужайкой.
– Ну, вот мы и приехали. Лучший особняк для американцев-холостяков в Бремене.
Летнее солнце придавало кирпичу темно-красный оттенок, улица лежала в глубокой тени.
Моска взял оба чемодана и спортивную сумку, а Эдди Кэссин пошел впереди по тропинке. У дверей их встретила немка-домоправительница.
– Это фрау Майер, – сказал Эдди и обнял ее за талию.
Фрау Майер, почти платиновой блондинке, было около сорока. У нее была великолепная фигура, которую она приобрела, много лет преподавая плавание в спортивном клубе. Ее лицо имело добродушное выражение, и взгляд у нее был добродушный, но какой-то глуповатый – возможно, из-за больших белых, похожих на заячьи зубов.
Моска кивнул ей, и она сказала:
– Очень рада с вами познакомиться, мистер Моска. Эдди много мне о вас рассказывал.
Они поднялись по лестнице на третий этаж, фрау Майер отперла одну из комнат и отдала ключ Моске. Это была очень просторная комната. В одном углу стояла узкая кровать, в другом углу – огромный, крашенный в белый цвет шкаф. Через два больших окна в комнату проникали лучи заката, который уже превращался в долгие летние сумерки. Больше в комнате ничего не было.
Моска поставил чемоданы на пол. Эдди сел на кровать и обратился к фрау Майер:
– Позовите Йергена.
Фрау Майер кивнула:
– Я принесу простыни и одеяла.
Они услышали ее шаги на лестнице.
– Что-то тут не очень, – заметил Моска.
Эдди Кэссин улыбнулся:
– Тут в доме есть один волшебник. Этот Йерген. Он все сделает. – И пока они сидели и ждали, Эдди рассказывал Моске об этом доме. Фрау Майер была хорошей домоправительницей: следила, чтобы всегда была горячая вода, чтобы восемь горничных исправно справлялись со своими обязанностями и чтобы белье было выстиранным и выглаженным. Сама она занимала две уютные комнаты на чердаке.
– Я большую часть свободного времени провожу у нее, – говорил Эдди, – но, наверное, она втихаря трахается и с Йергеном. Моя комната под тобой, так что, слава богу, мы не будем друг за другом шпионить, а?
Моска, с приближением сумерек ощущая растущую нервозность, слушал болтовню Эдди, который говорил об этом доме так, словно он был его собственностью. Для американцев, расквартированных на Метцерштрассе, Йерген был незаменимым помощником. Он мог так отрегулировать подачу воды в дом, что даже обитатели четвертого этажа умудрялись принимать ванну. Он делал деревянные ящики, в которых американцы отправляли на родину посылки с фарфором, и так умело запаковывал хрупкую посуду и статуэтки, что они доходили до заокеанских родственников целыми и невредимыми. Это была неплохая парочка – Йерген и фрау Майер. Правда, Эдди знал, что днем они осторожно шарят по всем комнатам.
У одного постояльца они могли стянуть пару трусов, у другого носки или носовые платки, еще где-то полотенце. Американцы были рассеянные и никогда не проверяли сохранность своих вещей.
Из комнат самых отъявленных лопухов исчезали даже начатые пачки сигарет. Но все это проделывалось с умом. Горничные, убиравшие комнаты, были отлично вымуштрованы и никогда ничего не воровали.
– Черт побери, – сказал Моска, – знаешь, я бы отсюда хоть сейчас съехал. Шли бы эти фрицы в жопу!
Эдди подошел к двери и крикнул:
– Эй, Майер, побыстрее! – и повернулся к Моске. – Очень может быть, что она сейчас там внизу организовала себе коротенький трах с Йергеном. Она это любит.
На лестнице послышались шаги.
Она вошла с охапкой постельного белья, за ней Йерген. В руке он держал молоток, в зубах – гвозди. Это был невысокий худощавый немец средних лет, в самом расцвете сил, одетый в комбинезон и американскую армейскую рубашку. От него веяло спокойной уверенностью и достоинством, которые могли бы вызвать к нему уважение и доверие, если бы не сеточка морщинок в углах глаз, придававших его лицу лукавое и хитроватое выражение.
Он обменялся рукопожатием с Эдди Кэссином и протянул руку Моске. Моска из вежливости пожал ему руку. Отношения между местным населением и оккупационными войсками становятся все более дружелюбными, подумалось ему.
– Я тут мастер на все руки, – сказал Йерген.
Он произнес эту фразу с нескрываемым самодовольством. – Когда вам что-то понадобится сделать или починить, зовите меня.
– Мне нужна кровать пошире, – сказал Моска, – какая-никакая мебель, радиоприемник и еще кое-что, о чем я потом скажу.
Йерген расстегнул нагрудный карман рубашки и вынул карандашик.
– Конечно, – сказал он поспешно. – Эти комнаты очень плохо обставлены. Согласно смете. Но я уже помог многим вашим товарищам. Большой или маленький радиоприемник?
– Сколько это будет стоить? – спросил Моска.
– От пяти до десяти блоков сигарет.
– Деньгами, – сказал Моска. – У меня нет сигарет.
– Американскими долларами или купонами?
– Чеками.
– Вот что я вам скажу, – начал Йерген медленно. – Я вижу, вам нужен здесь радиоприемник, настольные лампы, четыре-пять стульев, кушетка и большая кровать. Я вам все это достану, а о цене поговорим потом. Если у вас сейчас нет сигарет, я подожду. Я деловой человек и знаю, кому следует давать кредит. К тому же вы друг мистера Кэссина.
– Ну и отлично, – сказал Моска. Он разделся до пояса и достал из спортивной сумки полотенце и мыло.
– Если вам надо будет что-то постирать, пожалуйста, скажите мне, я дам поручение горничной. – Фрау Майер улыбнулась. Ей понравился его длинный мускулистый торс с неровным белым шрамом, тянущимся, как она предположила, до самого паха.
– Сколько это будет стоить? – спросил Моска. Он раскрыл чемодан и достал оттуда свежую смену белья.
– Ничего платить не надо. Давайте мне раз в неделю пару плиток шоколада, и, я уверена, горничные будут довольны.
– Ладно, – сказал Моска нервно и обратился к Йергену:
– Постарайтесь завтра же принести мне все это.
Когда оба немца ушли, Эдди покачал головой с печальным упреком:
– Времена изменились, Уолтер. Оккупация вошла в новую фазу. Мы обращаемся с людьми вроде фрау Майер и Йергена с уважением, здороваемся с ними за руку и всегда угощаем их сигаретой, когда обсуждаем с ними дела. Они могут оказать нам немало услуг, Уолтер.
– К черту! – сказал Моска. – Где тут туалет?
Эдди отвел его по коридору в ванную. Это было огромное помещение с тремя умывальниками и гигантской ванной. Около унитаза стоял столик, заваленный журналами и американскими газетами.
– Высший класс! – сказал Моска и стал умываться.
Эдди, сев на стульчак, ждал, пока он помоется.
– Ты приведешь свою подружку сюда? – спросил Эдди.
– Если найду и если она захочет, – ответил Моска.
– Пойдешь к ней сегодня?
Моска насухо вытерся и вставил лезвие в бритвенный станок.
– Да, – ответил он и взглянул на полуоткрытое окно: там догорал последний луч заката. – Постараюсь. Схожу на разведку.
Эдди встал и пошел к двери.
– Если не сложится, зайди к фрау Майер, когда вернешься, выпьем по маленькой. – Он хлопнул Моску по плечу. – А если сложится, то увидимся завтра утром на базе. – И вышел.
Оставшись один, Моска почувствовал огромное искушение не добриваться, а вернуться к себе в комнату и завалиться спать или подняться к фрау Майер и весь вечер пить с Эдди. Он почувствовал сильное нежелание куда-то идти искать Геллу – он опять мысленно назвал ее по имени, – но усилием воли заставил себя все-таки покончить с бритьем и причесался. Он подошел к окну и распахнул его. В переулке внизу никого не было. Но вдали, в догорающем отблеске заката, он увидел женщину в черном, которая бродила среди развалин и рвала молодую траву. У нее уже была целая охапка. А чуть ближе к зданию общежития он заметил семейство из четырех человек – мужчину, жену и двух ребятишек. Они возводили стену, которая уже была не меньше фута высотой.
Мальчики приносили из тачки обломки кирпичей, которые они привезли из разрушенного центра города, а мужчина и женщина подгоняли их друг к дружке в кладке. Эта сценка рядом со скелетом дома запечатлелась в памяти Моски. Последний лучик дня догорел, и люди превратились в темные пятна, движущиеся на фоне абсолютного мрака. Моска вернулся к себе в комнату.
Он достал из чемодана бутылку и сделал большой глоток. Он тщательно подбирал одежду, думая при этом: «Она впервые увидит меня не в военной форме». Он надел светло-серый костюм и белую рубашку-апаш. Оставив все как есть – раскрытый чемодан, разбросанные по полу вещи, бритвенные принадлежности на кровати, – он глотнул еще раз из бутылки, сбежал вниз по лестнице и окунулся в теплую летнюю ночь.
