Шеф полиции уставился на него, как паралитик на шершня.
— Вы то и дело бубните считалку, оканчивающуюся словом «шеф», — сердито сказал он. — Но я, как видите, все еще дышу, а Эл Эпуорт говорит, что в жизни не чувствовал себя лучше. Почему бы вам не оставить меня в покое?
— Если вы не разыщете Уолдо, Дейкин, я сделаю это сам. Но у меня это займет куда больше времени, чем у вас с вашими возможностями, и когда я доберусь до него…
В итоге Дейкин махнул рукой и согласился на поиски Дэвида Уолдо.
Суббота-воскресенье, 10–11 июня
Рима и Кен отправились в «Бижу» смотреть фильм. Эллери удалось отвертеться, и он остался один в гостиной, слушая запись «Гимна Иисусу» Холста[105] в исполнении хора Хаддерсфилдского хорового общества, который впервые показался ему несколько холодноватой музыкой, когда в прихожей зазвонил телефон.
— Это вас, мистер Квин, — сказала Эсси. — Откуда-то издалека.
Эллери едва не сбил ее с ног.
— Дейкин?
— Привет. — Голос Дейкина звучал устало.
— Вы нашли его?
— В фермерском доме в Хакстоне — к северо-западу от Конхейвена. Мы уговорили Дэвида Уолдо поехать с нами и оставили его в номере конхейвенского отеля «Доркас».
— Где это?
— Сразу как въедете в город по 478-му шоссе. Комната 412.
— Не выпускайте его, Дейкин! Я буду через два часа.
— И что потом? — мрачно осведомился Дейкин, но Эллери положил трубку.
Он выключил проигрыватель, поставил на место пластинку Холста между Гайдном и Хумпердинком,[106] написал записку Риме и Кену и побежал наверх за пальто и шляпой. По пути вниз Эллери остановился, вернулся в спальню и открыл свой чемодан. Роясь в потайном дне, он думал, там ли шуточный рождественский подарок отца. Подарок оказался на месте, и Эллери, выходя из спальни и ощущая его тяжесть, чувствовал себя полным идиотом.
Новый «бьюик», взятый напрокат у Хомера Файндли, ожидал его у обочины с полным баком, начиная с пятницы.
Спустя три минуты Эллери уже вел машину по 478-му шоссе, где ему предстояло проехать семьдесят пять миль через Слоукем, Баннок, Аганкин, Скоттстаун и Файфилд к Конхейвену.
* * *
Дейкин поднялся со стула в вестибюле:
— Я уже начал беспокоиться. Сейчас почти полночь.
— Я не принял в расчет десятимильный объезд к югу от Файфилда. Уолдо знает, что я должен приехать?
— Я сообщил ему. Он не проявил особой радости.
— Он вообще что-нибудь говорил?
— Нет.
Один из молодых подчиненных Дейкина кивнул из ниши возле лифта. Они пересекли коридор, и Дейкин без стука открыл дверь номера 412.
Дэвид Уолдо лежал на кровати, подтянув одеяло к маленькому подбородку. Если не считать опаленных бровей и волос, он выглядел как прежде. В единственном кресле под лампой, прикрытой газетой, сидел еще один молодой полисмен. Когда они вошли, он поднялся.
— Я пытался уговорить мистера Уолдо раздеться и лечь поудобнее, — сказал полисмен, — но он отказался даже снять ботинки.
— Ладно, Джип.
Полицейский вышел.
Эллери снял газету с лампы и подошел к кровати.
— Мистер Уолдо. — Портной захлопал веками. — Вас беспокоит свет?
— Нет. — Уолдо открыл налитые кровью глаза и уставился перед собой.
Эллери сел на край кровати.
— Я провел последние два месяца в Райтсвилле, так как убежден, что здесь скрывается убийца, который успешно заметает следы, не оставляя никаких улик. Думаю, что пожар, погубивший вашего брата и едва не погубивший вас, был частью преступного плана, началом которого явилась смерть Люка Мак-Кэби. Сейчас я не могу доказать ни это, ни что-либо еще, поэтому так важно, чтобы вы помогли мне. Важно и для вас, если вы хотите остаться в живых. Вот почему я попросил шефа Дейкина разыскать вас и приехал сюда из Райтсвилла, чтобы с вами поговорить.
— Я должен умереть? — дрожащим голосом спросил Дэвид Уолдо.
— Нет, если мы обменяемся мнениями и вместе все обдумаем.
— Но я ничего не знаю!
— Почему вы сбежали?
— Я боюсь.
— Чего? Или кого?
— Не знаю. Пожар был кем-то устроен. Кто-то хотел убить нас. Мне повезло, иначе я бы тоже был мертв.
— Почему вы думаете, что пожар кем-то устроен? Вы что-нибудь видели или слышали? Получали какие-то предупреждения?
— Нет. Но «Архив»… считалка… торговец… Я уже не торговец! Я все продал! Вы не заберете меня назад в Райтсвилл! Я не поеду! — В голосе маленького человечка послышались истерические нотки. Эллери и Дейкину пришлось его успокаивать. Наконец он тихо заплакал в подушку.
Эллери присел на край кресла, глядя на съежившуюся на кровати фигурку.
— Я не привык сыпать соль на раны, — сухо заметил Дейкин, — но, говоря между нами, мистер Квин, вы с вашей мисс Прентис до смерти напугали беднягу Дэвида, и это конец истории.
— Нет, — покачал головой Эллери.
— Вы упрямы, как мул. Ну, я больше не могу тут торчать. Что вы намерены делать?
— Оставаться здесь. — Эллери поднялся. — Дейкин, вы не одолжите мне ваших людей?
— Послушайте, мистер Квин…
— Предположим, вы не правы, Дейкин, и завтра утром вам сообщат из конхейвенской полиции, что…
— Черт! — Дейкин распахнул дверь, и в комнату вошли полицейские. — Я возвращаюсь в Райтсвилл. Вы остаетесь в распоряжении мистера Квина, пока не получите от меня указаний. — Он сердито нахлобучил шляпу и зашагал по коридору к лестнице.
— Вы Джип, не так ли? — обратился Эллери к одному из полицейских. — Я помню вас по делу Ван Хорна, но никогда не знал вашей фамилии.
— Джоркинг, сэр. У моего отца свиноферма на старой нижней дороге, как раз возле 478-го шоссе.
— А вас я вовсе не знаю, — сказал Эллери второму полисмену.
— Меня зовут Пласкоу, сэр. Фил Пласкоу.
— Отлично. Ну, ребята, я постараюсь вытянуть кое-какую информацию из этого человека. Вы здесь, чтобы охранять его. Можно раздобыть кофе и сандвичи?
— В городе на площади есть ночная закусочная, — ответил Джоркинг.
— Превосходно. Принесите сандвичи для нас четверых, Джип, и пару кварт черного кофе. — Эллери дал ему десять долларов. — А вы, Фил, спрячьтесь в той нише внизу и смотрите в оба. Похоже, процедура будет не из быстрых.
* * *
В час ночи Дэвид Уолдо сидел в кресле, укрытый одеялом, — ночь была теплой, и он только что выпил две чашки горячего кофе, но продолжал жаловаться на холод. Однако на лице у портного появился румянец, и его, казалось, тронули их заботы.
— Поймите, мистер Уолдо, — заговорил Эллери, поставив свою чашку на бюро. — Я понятия не имею, в каком направлении развиваются события. Давайте начнем сначала. Вы знали Люка Мак-Кэби?
— Практически нет, мистер Квин.
— Но вы иногда его встречали?
— Пару раз на улице несколько лет назад. Мне его показали.
— Кто?
— Кто-то из владельцев магазинов. Может быть, Джефф Гернаберри из спорттоваров… — Он запнулся, и Эллери ободрил его улыбкой. — Да, это был Гернаберри.
— Вы или ваш брат никогда не шили костюм для Мак-Кэби? А может быть, ремонтировали, чистили или гладили?
— Нет.
— Вы не помните, чтобы кто-нибудь обсуждал с вами Мак-Кэби?
— Джефф Гернаберри.
— А кроме него?
— Нет, не помню.
— Даже Отис Холдерфилд?
— Ну… не думаю, сэр. Возможно, мистер Холдерфилд говорил что-то Джонатану…
Голос портного дрогнул, и Эллери быстро переменил тему. Он задал еще ряд вопросов — не столько надеясь на полезные сведения, сколько для восстановления доверия Уолдо — и перешел к Джону Спенсеру Харту.
— Нет, мистер Харт заказывал одежду в Бостоне. По-моему, я уже как-то говорил вам об этом.
— Да, в тот день, когда я купил у вас купальный костюм. А как насчет глажки?
— Нет, этим занимался слуга мистера Харта. Все это знали. Мы никогда не выполняли для него никаких заказов.
— А кто-нибудь из служащих «Райтсвиллского производства красителей» был вашим клиентом?
— Ну, Джордж Черчуорд, управляющий заводом, как-то заказал нам сразу три костюма. Но чисткой и глажкой для него мы не занимались.
— Мистер Черчуорд когда-нибудь упоминал мистера Харта?
— Не припоминаю.
— А мистера Мак-Кэби?
— Едва ли.
Вскоре Эллери перешел от Джона Спенсера Харта к Томасу Гарди Эндерсону. Уолдо знал Эндерсона только как городскую достопримечательность. Эндерсон никогда не выполнял для братьев никакой случайной работы; Дэвид и, насколько он знал, Джонатан никогда не давали Эндерсону денег, не контактировали с его приятелями Тойфелом и Жакаром и так далее.
Расспросы о Николе Жакаре дали такой же результат.
Однако, когда Эллери переключился на Себастьяна Додда, ответы Уолдо стали более содержательными. Да, Дэвид и Джонатан в течение нескольких лет были пациентами доктора Додда. Ничего особенного — грипп, сенная лихорадка Джонатана, случавшаяся с ним каждым летом, — если не считать их бессонницы. Доктор прописывал им нембутал, и они принимали его даже чаще, чем он советовал, но портной все равно что скрипач — его кормят руки, а после бессонной ночи они дрожат, и он не в состоянии даже вдеть нитку в иглу. Да, они высоко ценили доктора Додда — отличный был врач и великодушный человек. К тому же он жил как раз напротив…
