Вечером Николай Иванович жестоко укорял себя за нерешительность, за то, что не воспользовался моментом. Ну чего проще было – зайти, взять и уйти. Никто бы и не заметил. Потом вспомнил, что послезавтра ему снова предстоит ехать в издательство, забирать бракованные горшки. Он решил положиться на судьбу: если она к нему благосклонна, то послезавтра ему представится возможность получить оружие. Если же нет, то он придумает что-нибудь другое.
Судьба оказалась благосклонна к майору в отставке Синько, пистолет оказался в его руках. Более того, майор чуть не столкнулся на первом этаже издательства с Андреем Филановским, хорошо, что вовремя заметил его и отвернулся. Значит, и в этом повезло!
Оставалось выследить Катю и улучить момент, когда она будет одна и рядом не окажется свидетелей. Эта задача казалась Николаю Ивановичу самой сложной, ибо он ничего о девушке не знал и совершенно не представлял, где и в какое время она бывает и какими маршрутами передвигается. Поэтому он принял самое очевидное решение: выслеживать ее от дома, где она живет с Андреем Филановским. Походить за ней пару недель, все выяснить и выбрать место и время. В конце концов, можно и в квартире ее убить, когда Андрея не будет дома.
Не откладывая в долгий ящик, Николай Иванович в тот же день явился к дому Андрея и занял позицию. Он видел, как вечером подъехала машина, из нее вышел какой-то мужчина и через минут примерно пятнадцать появился на улице вместе с Андреем и Катей. Они уехали. Синько терпеливо ждал. Может быть, ему повезет и Катя вернется домой одна? Он позвонит в квартиру, она откроет дверь и…
Он очень замерз, к ночи сильно похолодало, а Николай Иванович утром, уходя из дома, одевался для работы, а не для ночных бдений на мартовских улицах. Зашел в подъезд погреться, нашел под лестницей укромный уголок и пустой деревянный ящик, присел на него и даже задремал. Проснулся, когда услышал голоса. Один был женским, другой принадлежал Андрею Филановскому. «Вернулись, – подумал Синько, мгновенно стряхивая с себя дремоту и превращаясь в туго скрученную пружину. – Вместе вернулись. Значит, не сегодня. Подожду, пока они пройдут, чтобы не сталкиваться с ними в дверях, и пойду домой». Прислушался и почти сразу понял, что Катя и Андрей ссорятся. «Иди проветрись, – услышал он. – Пока не успокоишься, домой не возвращайся».
«Вот оно, – мелькнуло в голове. – Снова повезло. Сейчас Катя войдет в подъезд одна. Ночь, никого нет, все спят… Не может судьба так благоволить делу, которое считает неправильным».
Единственный выстрел оказался смертельным. Майор Синько всегда был отличным стрелком.
Он понимал, что от пистолета надо избавиться, но у бывшего военного рука не поднялась выбросить оружие. Пистолет Николай Иванович принес домой и спрятал. Он как-то совсем не думал о том, что преступление раскроют и его посадят за убийство. Во-первых, он был чрезвычайно низкого мнения о милиции и искренне полагал, что ради неизвестной и ничем не примечательной девушки никто надрываться не станет. А во-вторых, ему было, по большому счету, все равно. Главное сделано: рядом с Андреем больше нет женщины, которая мешает Верочкиному счастью, и отныне все будет хорошо, очень хорошо.
Когда в дверь квартиры позвонили и на пороге появились трое молодцеватого вида мужчин, представившихся сотрудниками уголовного розыска, Николай Иванович даже не пытался делать вид, что не понимает, в чем дело.
– Вы за мной? – спросил он.
– За вами, – подтвердил один из пришедших. – Пистолет у вас?
– Да. Сейчас принесу, – с готовностью ответил Синько.
– Не надо, – другой оперативник, тот, что поплечистее, придержал его за руку, – мы сами, вы только скажите, где он.
Николай Иванович сказал. А чего скрывать? И так все ясно. Главное, Верочка теперь сможет быть с Андреем, она будет счастлива, а остальное значения не имеет. Хорошо, что жена на работе…
* * *
Братьев Филановских отпустили одновременно. Александр сразу же позвонил и вызвал машину, но ее пришлось некоторое время ждать. Братья молчали, и от этого напряженного молчания воздух, казалось, вибрировал вокруг них.
– Есть хочется, – проговорил наконец Александр. – Может, зайдем куда-нибудь, перехватим по-быстрому, пока машину ждем?
Андрей только пожал плечами неопределенно.
– Значит, так, – Александр наконец стал самим собой, – Любе и Тамаре – ни слова, незачем им волноваться. Скажем только, что преступника нашли и задержали, без подробностей.
– Конечно, – коротко ответил Андрей.
– Слушай, Андрюха, ну неужели ты мог подумать, что я убил Катю? Как ты вообще мысль такую допустил? Как у тебя совести хватило? Ты за кого меня принимаешь?
– Но ты ведь подумал, что ее убил я. Ты подумал, и я подумал. Мы в равном положении.
– Э, нет, дорогой мой, мы не в равном положении. Ты первый признался, а я уж потом кинулся тебя выручать. А что я должен был подумать, если ты признался?
– Ты ничего никому не должен, но ты мог бы, например, подумать, что ты хорошо меня знаешь и уверен, что я не могу убить человека. Саш, не морочь мне голову, – устало сказал Андрей. – Ты всегда прав и всегда знаешь, как должно быть, как правильно. Я не собираюсь ничего тебе доказывать, я просто живу так, как живу, и делаю то, что считаю нужным, никому не мешая. Ты же душишь всех окружающих, навязывая им свое представление о правильном и неверном. А я не хочу, чтобы меня душили. Я воздух люблю. Я не хочу, Саня, чтобы ты подминал под себя мою жизнь.
– Я?! – возмутился Александр. – Это я тебя подминаю под себя?! Это, выходит, из-за меня все произошло, да? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты прекратил свои семинары, что бабы тебя до добра не доведут, что ты должен сидеть дома и писать книги, но разве ты меня слушаешься? И вот результат. А ведь я тебя предупреждал. Если бы ты меня послушался, ничего этого не было бы.
Андрей молча шел рядом и тихо улыбался. Они дошли до перекрестка, за углом находился вход в метро.
– Я поеду, – сказал Андрей.
– Куда это?
– Домой. Я устал и хочу спать.
– Не выдумывай. Мы сейчас зайдем куда-нибудь, поедим, дождемся машину и поедем вместе. И не к тебе домой, а в издательство, я там вчера не был, надо порядок навести. Приглашу Стаса Янкевича, и вы с ним сразу же начнете обсуждать план следующей книги.
– Книги? – насмешливо переспросил Андрей.
– Да, да, твоей новой книги. И не одной, а целой серии книг. Все, Андрюха, хватит дурака валять, пора браться за ум. С семинарами ты завязываешь раз и навсегда, я сделаю из тебя величайшего публициста современности. Я тебя так раскручу! Станешь богатым и знаменитым. Еще спасибо мне скажешь.
– Саня, ты помнишь, как Люба когда-то сказал нам, что у нас нет ничего своего?
– Помню, а как же. А что?
– А то, что с этого момента мы с тобой стали совсем разными. Я сказал себе: если нет ничего моего, то и не нужно. А знаешь, что ты сказал себе?
– Ну и что же, интересно? – прищурился Александр.
– Ты сказал: «Ах, ничего нет? Так будет! Все будет мое!» И знаешь, что самое смешное? У тебя это получается. Ты гребешь под себя людей вместе с их мыслями, чувствами, желаниями, вместе с их жизнью, а они по наивности принимают твое собственничество за любовь к ним и смотрят тебе в рот. Нет, ты их действительно любишь, но не как людей, не как личности, а как вещи, которые ты купил и можешь считать своими. Ты всех держишь цепко, никого от себя не отпускаешь. Получается практически со всеми. Кроме меня. Со мной не получится, Саня.
Он улыбнулся и обнял брата.
– Пока, Саня. Я тебя люблю. Но я никогда не буду твоей игрушкой.
Легко взмахнул рукой в знак прощания и быстро пошел к метро.
* * *
Никита вернулся со сборов всего на два дня, через два дня команда улетала на юниорский чемпионат. На эти два дня Нана отпросилась у Филановского, чтобы провести время с сыном. Ей, конечно, очень хотелось накормить его повкуснее, но она понимала, что перед ответственными соревнованиями каждый лишний грамм набранного веса может обернуться катастрофой, поэтому умерила кулинарный пыл, зато завалила всю квартиру фруктами.
В этот день Нана радовалась всему: и тому, что Никита дома, и тому, что убийца Кати найден и можно больше не подозревать братьев Филановских, и тому, что Любовь Григорьевна совершенно неожиданно отозвала свое поручение найти автора подметных писем, потому что сама решила проблему. Ну, сама – так сама, головной боли меньше. И даже хмурой промозглой погоде Нана Ким радовалась – до того ей было хорошо!
Вечером пришел Антон, и Никита сразу втянул его в обсуждение только что показанного по телевизору боевика. Когда мальчика, не без труда, отправили спать, Антон стал собираться: Нана позволяла ему оставаться на ночь только тогда, когда сын уезжал.
– Не уходи, – попросила она.
– А Никита?
– Не уходи, – повторила Нана.
У нее было такое чувство, как будто она готовится выполнить прыжок, но не уверена, что сможет правильно приземлиться. Лед ненадежен, он может не принять конек так, как нужно, и она или «сядет» на зубец или на заднюю треть лезвия, или вообще не сможет сохранить равновесие на опорной ноге и упадет. Но пока что она еще разгоняется, еще выполняет подход к прыжку, и до момента толчка есть время, и можно передумать и не прыгать…
