Затянулся что-то допрос. Никак не может выговориться Арсеньич... Жаль. Очень хороший мог бы быть помощник. Василий вздохнул с досадой и подумал, что честность сегодня тоже, к сожалению, бывает разная...
Закончив свои показания, Арсеньич выполнил положенный в таких случаях ритуал: расписался сто раз где надо, ознакомился с подпиской о невыезде ввиду необходимости дачи дополнительных показаний в связи с вновь открывшимися фактами...
Арсеньич предъявил свой паспорт, где был указан адрес забытой им квартиры. Теперь он полностью свободен, делать нечего. Руководство охраной примет на себя Витюша Степанов — последняя светлая душа в окружении Никольского.
Господи! Как это все давно было!.. Женя сказал сегодня... нет, когда же? Сто лет назад. Когда мы были счастливы...
На глаза навернулись слезы, и Арсеньич понял, что теперь он окончательно опустошен и начинает оттаивать его окаменевшая, ожесточившаяся душа. Осталось лишь навестить Татьяну, чтобы сообщить ей эту страшную весть. В последний раз найти в себе силы...
Он попрощался и вышел из кабинета следователя.
Во дворе прокуратуры, окруженном черной стройной решеткой ограды, он остановился, взглянул в предвечернее небо, подумал, какой длинный оказался день. Проклятый день! Вспомнил слова пожилого прокурора с мудрыми больными глазами и короткой седеющей бородкой:
— А вы не боитесь теперь за свою жизнь?
На что Арсеньич, знающий все, что может и даже не должен знать человек, лишь горько усмехнулся:
— Мне уже не за кого бояться. А за себя? Какой смысл, если я сам сегодня закрыл глаза покойнику... — И эти его последние в жизни слова каждый из присутствующих истолковал по-своему...
Арсеньич закурил, затянулся глубоко, но вдруг вздрогнул, откинул голову назад и, словно подрубленный, рухнул всем своим могучим телом на асфальт...
И в то же мгновение от тротуара с противоположной стороны Пушкинской улицы отъехала серая «Волга».
Меркулов бесцельно перекладывал с места на место заявление Ивана Арсеньевича Кашина и протокол его свидетельских показаний. Бумага... Бумаги, будь они прокляты!
Вернулись добитые увиденным во дворе Турецкий с Грязновым. Молча расселись по углам.
Костя достал «Дымок» и закурил.
— Они... — не спрашивая, скорее утверждая, сказал он.
Турецкий кивнул. Грязнов откашлялся и добавил:
— Не смогли перехватить на Садовом, достали тут...
— Так. — Костя решительно поднялся, деловито сложил бумаги в папку. —Я еду на Огарева. Генерального нет на месте, поэтому я принимаю решение самостоятельно — о задержании полковника Подгорного. Нет, еще не вечер! Ты, Саша, выезжай обратно в Малаховку, к Наталье Кузьминой. Все решишь сам на месте. Ты, Слава, с группой — на Шаболовку. Не теряйте времени.
Костя помолчал, поглядел на своих друзей и мрачно добавил:
— Хотя я почти уверен, что все это уже пустой номер.
Степан Серафимович Козлов, начальник Управления кадров Министерства внутренних дел, ничего конкретного объяснить Меркулову не мог. Или не хотел.
— Постановление на обыск и задержание, — читал он вслух, — на основании заявления Кашина? Но ведь он же... Ах ну да, конечно, а как же... Вы спрашиваете, есть ли у нас такой товарищ. Есть, конечно, а как же.
— Где он? — сухо спросил Меркулов.
Козлов оказался единственным начальником, находившимся на своем рабочем месте. Министра, по его словам, принимали на Гостелерадио, записывали для прямого эфира, а замы кто где: на форумах, презентациях, приемах, — у них много обязанностей.
— Ну так все-таки? — повторил свой вопрос Меркулов.
— Сейчас все узнаем. — Козлов в десятый, наверное, раз поднял телефонную трубку: — Попрошу личное дело полковника Подгорного Ивана Федоровича. Да-да... Ах вон как! Ну хорошо. — Он положил трубку и мило улыбнулся Меркулову: — Вы представляете? Оказывается, наш с вами полковник с сегодняшнего утра в очередном отпуске. А приказ был подписан еще вчера на основании его собственного заявления и визы первого заместителя министра. И, предваряя ваш следующий вопрос, отвечаю: где он — никому не известно. Адреса не оставил. Вероятно, отдыхает где-нибудь на море... Пока у нас еще имеется такая сладкая возможность.
А вообще-то я вам советую встретиться с заместителем министра по кадровым вопросам. Сегодня его уже не будет, это естественно, время, извините, позднее. Это я здесь по долгу, знаете ли... А что касается кабинета, который якобы имел Подгорный в нашем помещении, то это, извините, абсурд чистой воды, да. Отряд же, о котором упоминает свидетель... э-э... Кашин, такой отряд имеется. Собственно, это не отряд, а тренерская группа, занимающаяся подготовкой других отрядов специального назначения. ОМОН, знаете ли, и прочее. Она, эта группа, действительно имеет небольшую базу в Кунцево. Я бы вам знаете что посоветовал? Вы, товарищ Меркулов, выходите лучше всего на первого заместителя министра. Но есть, правда, и другой вариант. И возможно, более успешный, поверьте. Пусть генеральный прокурор сообщит об этом заявлении Кашина нашему министру, он даст указание, и мы немедленно проведем служебное расследование. И примем соответствующие меры. О чем вы будете поставлены в известность в первую очередь.
Козлов поиграл бровями, придумывая, чем еще можно помочь настойчивому посетителю, представляющему сейчас как бы самого генерального прокурора. Но ведь только «как бы»...
— А касаемо второго, этого... Кузьмина, как я уже вам доложил, такой человек с указанной вами фамилией у нас в кадрах не числится. Вероятно, это какая-то ошибка. А может быть, и оговор. Такое тоже, к сожалению, случается. Бывает, да... И если позволите, вернусь к тому, с чего я начал: подобного подразделения, о котором вы говорили, я это утверждаю с полной ответственностью, в нашей системе не существует. И существовать не может...
Грязнов и Залесский вместе с ребятами из ОВД муниципального округа вскрыли в присутствии понятых квартиру Кузьмина на Шаболовке, осмотрели ее и ничего стоящего внимания не нашли. Такое складывалось впечатление, что здесь никто давно не жил. Даже пустых бутылок и банок не было. Однако и пыли на столе и серванте — тоже. Сняли лишь отпечатки пальцев на дверных ручках для возможной идентификации.
В Малаховке, в отделении милиции, сообщили Турецкому, что интересующее его дачное строение было недавно, буквально вчера, поставлено на охрану, причем указание о постановке на охрану вне очереди пришло из Москвы, из управления кадров министерства. Владелицей выплачена крупная сумма, и пока никто не обращался ни с вопросами, ни с просьбами и в дом не входил.
Впрочем, раз Турецкий интересуется, можно пригласить понятых и вскрыть квартиру.
— Ну и денек! — пожаловался Саше майор, начальник отделения. — То эти ваши обыски, то взрывы с трупами, а в конце еще этот долбаный пожар! Все сгорело! Одна черная коробка осталась... И что они за люди? Никому от них покоя...
На следующий день — это была пятница 8 мая — Романова, Грязнов и Турецкий собрались в кабинете Меркулова. Костя, сгорбившись, стоял у окна и курил.
— Не слыхали сегодня утром по «Маяку» выступление министра внутренних дел? — Он оглядел присутствующих и по их глазам понял, что не имели они этой радости. — Так вот, он почему-то, хотя никто не задавал ему моих вопросов, довольно подробно отвечал на них. И почти полностью повторил слова генерала Козлова, у которого я был вчера вечером: нет, не может быть, никогда ничего подобного у нас не было...
Костя сделал длинную паузу, прошел к своему месту и сел за стол. Поставил локти и положил подбородок на сдвинутые кулаки.
— Ну что, товарищи юристы? Среди наших потерь нет. Дело Никольского прекратить в связи со смертью обвиняемого. А розыск убийц продолжать. Исходя из списка, представленного нам генералом Гореловым... На всякий случай, если я вас сегодня больше не увижу, хочу вас поздравить...
Россия готовилась встретить свой честный и горький праздник — День Победы...
