Я был доволен тем, как повел себя с Реей. Теперь я не сомневался, что она перестала относиться ко мне с подозрением, а это было важно. Услав ее во Фриско, а Фела в Луисвилл, я обеспечил себе свободу маневра. Многое теперь зависело от того, вызовет ли Сидни полицию после ограбления. С ним надо проявить крайнюю осторожность. Он будет в ужасном состоянии и разъярен до бешенства. Когда он такой, то с трудом поддается контролю. Нужно его предостеречь, и очень убедительно. Ведь если делом займется полиция, Том Люс, несомненно, узнает о делишках Сидни. Все зависело от того, что перевесит: ярость Сидни или его страх перед Люсом. Я делал ставку на второе. В 18.35 я поднялся к себе. Вспомнив, что предполагается, будто я ужинаю с Джонсонами, я принял душ, побрился и переоделся в темный костюм. Хотя я проделывал все это медленно, у меня оставалось еще три с половиной часа до начала акции. Я налил себе почти неразбавленного виски и уселся перед телевизором, но не смог заставить себя увлечься программой. Выключив его, я принялся ходить взад и вперед по гостиной, волнуясь и нервничая, то и дело поглядывая на часы. В желудке начались спазмы, но виски сняло неприятные ощущения. Ни с того ни с сего я вдруг вспомнил о Дженни и решил поговорить с ней. Полистав записную книжку, я нашел телефон городской больницы Луисвилла и позвонил туда. После недолгого ожидания послышался голос Дженни:
— Алло?
— Приветствую тебя, — я сел, неожиданно чувствуя, как меня покидает напряжение. — Говорит ваш старый коллега. Как здоровье, Дженни?
— Ларри? — Неприкрытая радость в ее голосе сразу подняла мне настроение. — Как мило, что вы позвонили. У меня все отлично. Я уже могу ковылять на двух палочках.
— Вы уже ходите? Это замечательно. Когда вас выпишут?
— В конце будущей недели. Я жду не дождусь поскорее уйти отсюда. Скажите, Ларри, у вас все хорошо?
Интересно, как бы она реагировала, сообщи я ей, что собираюсь совершить ограбление.
— Полный порядок. Работаю на прежнем месте. Вот договорился поужинать с клиентами. Почти собрался уходить, когда вспомнил о вас.
— Я тоже о вас думала. Как я рада, что вы уехали из этого города. Луисвилл не для вас.
— Может быть, и так. И все же иногда я по нему скучаю и о вас тоже.
Мне вдруг захотелось снова ее увидеть, но я понимал, что это невозможно. Через четыре-пять дней я отправлюсь в Европу и, вероятно, никогда больше сюда не вернусь. Мне вспомнились ее небрежно причесанные волосы, ее энергия, ее доброта.
— Через несколько дней я буду вынужден съездить в Европу. Бизнес есть бизнес. Иначе я с удовольствием повидался бы с вами.
— О! — последовала пауза, потом она продолжала: — Вы долго пробудете в отъезде?
— Точно не знаю. Все зависит от обстоятельств. Может быть, придется и в Гонконг завернуть. Да, это займет порядочный срок.
— Понятно. Что ж, доброго вам пути, — в ее голосе прорезалась безнадежная нотка, сказавшая мне, что она расстроена. Я смотрел на стену, но ничего не видел перед собой. Я думал об одиночестве, которое ждало меня впереди. Изгнанник в чужой стране. Я даже не знаю ни одного языка. Все выглядело совсем иначе, будь со мной Дженни. С такими деньгами мы смогли бы устроить чудесную жизнь. Такие мысли шевелились у меня в голове, в то время, как она говорила:
— У вас наверняка светит солнце. Здесь же оно ужасное. Бывают дни, когда так хочется увидеть настоящее солнце.
Я подумал о том, как весело и интересно было бы показать ей Гонконг, но тут же с чувством тягостного уныния осознал, что теперь поздно. Я не мог сказать ей: «Поедем со мной!» Я не мог вот так, без всякой подготовки, ошарашить ее подобным предложением. И потом, она ведь пока не может ходить. Нет, поздно. Уезжать нужно через несколько дней после ограбления, пожалуй, в следующий понедельник. Оставаться здесь чересчур опасно.
— Солнце здесь чудесное, — сказал я, только чтобы не молчать. — Я буду писать, Дженни. Ладно, время позднее, береги себя.
— И вы тоже.
Мы обменялись еще несколькими стандартными фразами, я положил трубку и теперь сидел, уставившись в стену. Неужели я люблю ее? Я задумался. Мне начинало казаться, что это так, но вот любит ли она меня? Может быть, оказавшись в безопасности в Швейцарии, я напишу ей и поведаю о своих чувствах? Я попрошу ее выехать ко мне и вышлю авиабилет. Мне казалось, что она согласится приехать. Я посмотрел на часы. Ждать еще более двух с половиной часов. Не в состоянии больше торчать в четырех стенах, я вышел из дома и поехал в магазин «Интерфлора», открытый допоздна. Там я сделал заказ на букет роз для Дженни и написал карточку, в которой обещал скоро связаться с ней. Понимая, что нужно что-то поесть, я поехал оттуда в отель «Спаниш-бей» и зашел в бар. Там заказал сандвич с семгой и рюмку водки.
Там меня увидел и сел рядом поболтать один из моих давнишних клиентов, Джек Калшот, богатый биржевой маклер, с лицом заправского выпивохи. Мы поговорили о том, о сем. Он сказал, что подыскивает браслет с изумрудами и рубинами, и выразительно подмигнул:
— Не для жены, сам понимаешь. Я нашел такую цыпочку, огонь-баба! Только нужен подход. Найдется что-нибудь в этом роде, Ларри?
Я сказал, что это не проблема, стоит только завтра зайти к нам в магазин. Еще час я провел, выслушивая его болтовню. С ним было полезно поддерживать знакомство. От него я не раз получал полезные биржевые советы. Где-то в глубине подсознания вертелась мысль, что вскоре все изменится — еще одна перемена обстановки. Интересно, найду ли я друзей в Швейцарии? Судя по тому, что слышал о швейцарцах, они не особенно привечают иностранцев, но, по крайней мере, я был верен, что там обязательно есть американская колония, в которой я заведу знакомства.
Наконец стрелки моих часов показали без четверти десять. Я попрощался с Калшотом, который пообещал зайти в магазин завтра часов около десяти. Садясь в машину, я подумал о Феле и внутренне поежился. Получить по лицу пистолетом — не шатко. Будет больно. Но миллион долларов никогда не дается легко.
Когда я позвонил у подъезда и Лоусон вышел открывать, я увидел Клода, выходившего из лифта. Лоусон открыл мне дверь, и они оба поздоровались со мной. Когда Лоусон рысцой вернулся в дежурку, заметив, что сейчас по телевизору интересная передача, Клод сказал:
— Мистер Сидни сегодня непривычно возбужден. Я с трудом уговорил его поужинать. Надеюсь, вы успокоите его?
Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.
— Приложу все старания, Клод. Доброй ночи.
Я пошел к лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился вниз по лестнице. Достигнув вестибюля, я осмотрелся. Лоусон торчал в дежурке, откуда раздавался звук работающего телевизора. Я отпер замок и поставил его на предохранитель, а затем поспешил вверх по лестнице. Как я и предвидел, открыть входную дверь было совсем просто. Сидни примчался на звонок и распахнул дверь настежь.
— Входи, мой милый мальчик! — воскликнул он. Его глаза искрились. — Ужин, наверное, был ужасный?
— Скверный.
Я закрыл дверь и, взяв Сидни под руку, провел в гостиную, зная, что дверь осталась незаперта.
— Она колеблется. Не думаю, что ее муж захочет тратиться. Но я встретил Калшота, и ему нужен браслет с изумрудами и рубинами. Он придет завтра. У него появилась очередная цыпочка.
— Бог с ним. Иди посмотри на эскизы.
Идя вслед за ним к столу, я взглянул на часы. Было десять минут одиннадцатого. Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что. Я почувствовал, что слегка вспотел, и, достав платок, вытер ладони.
— Смотри! — он разложил на столе четыре эскиза. — Какой тебе нравится?
Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.
— Тебе не кажется, что вот этот превосходен? — он положил свой длинный изящный палец на второй с краю рисунок. Я овладел собой и усилием воли прогнал пелену, застилавшую мне глаза.
В течение нескольких минут я разглядывал эскизы. Тот, на который он показывал, был лучшим произведением дизайна, когда-либо виденным мной. Я выпрямился.
