— Не спеши, — предостерегла ее Мирьям. — Это портрет кисти неизвестного художника, а у Альберты есть картины Лильефорса, французских импрессионистов и других знаменитых художников.
— Но мне очень нравится эта девушка с бархоткой на шее, — стояла на своем Полли.
— Да ведь она тебе даже не родственница, она из семьи управляющего Фабиана.
— Вы, Люндены, мне тоже никто!
Лиселотт Люнден, до сих пор не вступавшая в разговор, ткнула пухлым пальцем в список и деловито сказала:
— Что Полли действительно должно остаться от Альберты, так это рояль. Она единственная из всех всерьез занимается музыкой.
— В самом деле, — поддержал жену пастор. — Пусть девочка возьмет нотную библиотеку Альберты и ее «бехштейн». Это мудрое и справедливое решение.
— А куда я его поставлю? — горько спросила Полян. — Разве что в комнату для прислуги в квартире Мирьям?
Черные глазки-бусинки Лиселотт задумчиво уставились на Полли.
— У нас достаточно места, — осенило ее. — Можешь оставить его на хранение у нас в усадьбе.
— Превосходная идея! — саркастически воскликнул Еспер. — У меня в настоящее время тоже нет собственного угла. Л моему ковру требуется изрядная площадь. Сделай милость, возьми и его к себе на хранение.
— Пожалуйста, — с радостью согласилась Лиселотт, не замечая иронии. — А какой у тебя ковер?
— Настоящий персидский. Выткан кочевниками на юго-западе Персии. Темно-синий бордюр, кирпично-красная середина со стилизованными птицами, лошадьми и цветами. Он лежит…
— На веранде? Этого еще не хватало! Я ведь тоже хотела его… Я не сомневаюсь…
Тут не выдержала Мирьям, и тон ее был гораздо резче, чем у брата:
— Ковер? Ты надеялась, что дяде Рудольфу достанется и ковер? По-твоему, дядина доля резиновая?
Сванте Странд мысленно застонал. Если обе женщины чуть не вцепились друг другу в волосы из-за проклятого бюро, даже не дочитав список до конца, то теперь катастрофа и вовсе неминуема.
Но грозу неожиданно пронесло мимо. В прихожей раздались голоса, и Мирьям осеклась на полуслове. Эдуард Амбрас распахнул дверь гостиной и, пародируя английские телеспектакли из жизни королевских особ и высшей аристократии, возвестил:
— Комиссар по уголовным — делам Кристер Вийк. Фру Елена Вийк.
После чего скромно удалился, прикрыв за собой дверь. По лицу Эдуарда Мирьям видела, что вся эта история забавляет его.
— Кристер! — воскликнул пастор Люнден. — Вот не ждали!
Мать комиссара не стала, однако, тратить время на приветствия, а сразу перешла к делу.
— Мы пришли, — начала она, не успев толком отдышаться, — так как я заподозрила, что вы неправильно делите наследство Альберты.
— Неправильно? — изумленно переспросил Сванте Странд. — Почему неправильно?
Он машинально подвинул ей стул, и она так же машинально села.
— Спасибо. Я думаю, в вашей фирме хранилось не то завещание; которое нужно. — Что значит «не то завещание»?
Теперь славного молодого адвоката обуревали уже не сомнения, а форменный ужас. Он боязливо поднял взгляд на комиссара, и тот поспешил его успокоить.
— Похоже, что существуют два завещания. Какое из них имеет силу, решит дата на документе.
— Завещание, которое хранится у нас в конторе, датировано июлем тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.
— А мы с доктором Северином засвидетельствовали подпись Альберты Фабиан на ее завещании двадцатого февраля этого года, — твердым голосом произнесла фру Вийк. — По словам Альберты, она переменила решение относительно виллы, про остальное она не сказала ничего.
— Переменила решение? — удивилась Мирьям.
— Относительно виллы? — подхватил Еспер.
— В феврале? — недоумевала Лиселотт.
— Три месяца назад, — с расстановкой сказал пастор. — Значит, есть новое завещание?
И только Сванте Странд задал вопрос по существу:
— Где же сейчас находится этот документ? В нашей конторе его нет. В банковском сейфе фру Фабиан — тоже. Где же оно может быть?
— Если Альберта его не уничтожила, оно должно храниться здесь, в доме, — решил Кристер Вийк. — Полли, ты лучше всех знаешь дом. Куда Альберта могла поло жить такой документ?
— А каков он с виду?
— Один или несколько листов бумаги.
— Надо посмотреть в маленьком секретере.
Все напряженно следили за стройной девушкой в трауре, скользнувшей к изящному старинному секретеру, Прислонясь к которому стоял адвокат Странд. Полли откинула крышку и ощупью поискала кнопку или пружину.
Внезапно что-то щелкнуло, и открылся неглубокий потайной ящик.
Полли молча вынула оттуда коричневый конверт и подала его Сванте Странду. Конверт не был запечатан, от руки на нем было написано: «Моя последняя воля».
Разворачивая два густо исписанных листа линованой бумаги, Сванте Странд думал с унынием, почему именно ему, неопытному и неискушенному адвокату, выпало на долю столько трудностей в его первом же крупном деле о наследстве. Пока он просматривал завещание, в гостиной царила мертвая тишина, лишь с Хюттгатан доносился треск мотоцикла.
— Так и есть, — сказал он, наконец. — Это более позднее завещание, чем-то, которое хранилось у нас. Старое было написано одиннадцать лет назад, оно отпечатано на машинке. В январе этого года, когда фру Фабиан назначила меня своим душеприказчиком, она попросила нас прислать ей копию этого документа. Новое завещание целиком написано от руки. В феврале его засвидетельствовали Елена Вийк и Даниель Северин. Со старым завещанием оно совпадает лишь в мелочах.
— В каких же именно? — спросил Кристер Вийк, который все это время стоял, прислонясь к косяку двери в холл.
— Она по-прежнему оставляет меня своим душеприказчиком, жертвует те же суммы церкви в Лубергсхютта-не и гимназии в Скуге.
— А дальше?
— Дальше речь идет о недвижимости. — Адвокат помедлил. — Этот пункт она изменила полностью. Теперь вилла отходит воспитаннице фру Фабиан Полли Томссон, и только ей одной. Налог ей платить не придется, его вычислят из остального наследства.
Новоявленная владелица недвижимости стала еще бледнее, чем была за минуту до этого.
— Все прочее, включая движимость, делится на четыре части между пастором Люнденом, Мирьям Экерюд, Еспером Экерюдом и Полли Томссон.
Наследники потеряли дар речи, поэтому слово взял комиссар Вийк:
— Значит, виллу получит Полли? И, кроме того, четверть всего имущества? Я правильно понял?
— Совершенно верно. К тому же Полли предстоит получить страховку Альберты, — сказал Сванте Странд. — Но, насколько я понимаю, страховой полис фру Фабиан с самого начала был завещан Полли.
Елена Вийк с сочувствием посмотрела на двадцатилетнюю девушку.
— Бедное дитя, все эти деньги будут тебе теперь очень кстати. Содержать такой старый дом недешево, а в этом году тем более — черепицу повредило снегом и подвал затопило.
Полли наконец осознала свалившееся на нее счастье, и щеки ее порозовели от волнения. На худом лице Еспера мелькнула зависть.
— Судя по всему, нам достанется не так уж много?
— Да, если говорить о деньгах, — сказал Сванте Странд. — Зато движимого имущества вы с сестрой получите больше, чем прежде. Серьезнее всех пострадал пастор.
— Ну что ж, — смиренно улыбнулся пастор. — По край ней мере нашим семейным раздорам пришел конец. На этой бренной земле не следует слишком высоко заносить ся в своих надеждах.
— Мне очень жаль, — сказала фру Вийк пастору. — Выходит, я тебе оказала медвежью услугу.
— Рано или поздно это завещание все равно бы всплыло, — вмешалась Мирьям. — Чем раньше, тем лучше. Что и говорить, все мы, конечно, разочарованы. Но не удивлены. Вполне логично, что большую часть наследства получит Полли, она всегда была любимицей Альберты.
— Мудрое и справедливое решение, — подхватил пастор. — Она жила в этом доме как дочь.
В дверях веранды, окруженный облаком табачного дыма, появился Эдуард Амбрас. Некоторое время он наблюдал за Полли: обычно бесцветная и унылая, она сияла от негаданного счастья.
— Права была моя бабушка, когда говорила: счастье женщин украшает, — загадочно произнес он.
Но безмятежная радость Полли длилась недолго. Лиселотт Люнден, до которой не сразу дошел смысл происшедшего, теперь просто рассвирепела.
— Справедливое решение? — взорвалась она. — Чтобы из наших денег вычли налог за ее виллу? Хороша справедливость!
Лиселотт злобно, с ненавистью сверлила Полли маленькими черными глазками. У Полли по спине пробежал холодок.
— Ты это знала все время! — вопила пасторша. — Ты обманом заставила Альберту отписать все тебе. А потом… потом… — Она чуть не задохнулась от бешенства и, наконец, разразилась бранью, несколько необычной для жены пастора: — Интриганка чертова! Подлая дрянь!
