23
— Давайте подождем, пока разойдется толпа, — сказал Роберт. — Тогда нас выпустят через задний ход.
Интересно, почему Марион такая грустная, почему не радуется? Такое впечатление, что она в шоке. Неужели все на нее так сильно подействовало?
Словно почувствовав это недоумение, она сказала:
— Я все думаю об этой женщине. Несчастная женщина!
— Кто? — глухо спросил Роберт.
— Мать девушки. Представляете, каково ей сейчас? Конечно, лишиться крыши над головой — это плохо… Да, милый Роберт, мы уже знаем. — Она протянула ему последний номер «Ларборо Таймс» с экстренным сообщением: «Прошлой ночью в Милфорде сгорел дотла печально известный Франчес». — Еще вчера это было бы для меня трагедией. Но по сравнению с муками этой женщины — просто пустяк. Узнать, что человек, с которым ты столько лет жила и которого любила, не только не существует, но его никогда и не было — что может быть ужаснее?! Человек, которого ты так любила, не только не любит тебя, но и знать тебя не хочет! Что ей теперь делать? Она же разуверится во всех и во всем. Чем ей жить?
— Да, — сказал Кевин. — Я даже не мог на нее смотреть. Быть свидетелем таких мук — просто неприлично.
— Но у нее замечательный сын, — сказала миссис Шарп. — Надеюсь, он будет ей утешением.
— Ну как ты не понимаешь, — сказала Марион, — у нее теперь нет сына. У нее ничего теперь нет. Она думала, у нее есть Бетти. Она ее любила и была в ней уверена так же, как любила и верила сыну. А теперь все рухнуло. Во что теперь ей верить, если внешность так обманчива? Нет, у нее ничего не осталось. Только пустота. У меня просто сердце разрывается от жалости.
Кевин взял ее под руку.
— Мало вам своих бед, вы еще переживаете из-за чужих. Послушайте, по-моему, нам уже можно идти. А вам понравилось, как полиция со свойственной ей обходительностью и непринужденностью взяла под стражу лжесвидетелей?
— Нет, я не могу ни о чем другом думать — бедная женщина, как же она мучается!
Значит, ей тоже это пришло в голову. Но Кевин не обращал на нее внимания.
— А вы заметили, как газетчики рванули к телефонам, едва красная мантия судьи скрылась за дверью? Вот увидите, абсолютно все газеты в Англии отмоют вас добела. Это будет самое громкое публичное оправдание после дела Дрейфуса. Подождите, пожалуйста, пока я переоденусь. Я быстро.
— Ну что, день-два поживем в гостинице? — сказала миссис Шарп. — У нас хоть что-нибудь осталось?
— Некоторые вещи, к счастью, уцелели. — И Роберт перечислил, что удалось спасти. — Что же касается гостиницы, то есть другой вариант. — И он рассказал о предложении Стэнли.
Итак, Марион с матерью поехали в маленький дом мисс Сим на окраине «нового» Милфорда; там они и отпраздновали победу в тесной компании: Марион, ее мать, Роберт и Стэнли. (Кевину надо было срочно возвращаться в Лондон). На столе стоял большой букет цветов от тети Лин с открыткой с поздравлениями и пожеланиями.
Теплые и изящные открытки тети Лин несли в себе мало смысла, как и ее вопрос: «Ну как прошел день, Роберт?», но жизнь от них становилась приятнее. Стэнли принес вечерний выпуск «Ларборо Ивнинг Ньюз», где на первой странице был отчет о заседании суда. Заголовок гласил: «В тихом омуте…»
— Сыграем завтра партию в гольф? — спросил Роберт Марион. — Вы слишком долго сидели в четырех стенах. Давайте начнем пораньше, пока завсегдатаи еще обедают, и все поле будет в нашем распоряжении.
— С удовольствием. Надеюсь, завтра жизнь начнется сначала, и в ней опять будет, как и всегда, и хорошее, и плохое.
Однако, когда он зашел за ней утром, у нее было отличное настроение.
— Вы даже себе представить не можете, какое это наслаждение — жить в таком доме. Повернешь кран — и льется горячая вода.
— К тому же, можно обогатиться знаниями, — вставила миссис Шарп.
— Знаниями?
— Здесь слышно каждое слово, которое говорят за стеной.
— Не преувеличивай, мама! Вовсе не каждое!
— Ну, каждое третье слово, — исправилась миссис Шарп.
Они в отличном настроении отправились играть в гольф, и Роберт решил, что сделает ей предложение, когда они будут пить чай в клубе. А может, все будут к ним подходить со своими поздравлениями и теплыми словами и ему помешают? Может, лучше по пути домой?
Роберт решил, будет лучше всего, если он оставит старый дом тете Лин — она так сжилась с ним, что сама мысль о возможности ее переезда казалась абсурдной — а для себя и Марион он найдет в Милфорде небольшой дом. Теперь, правда, это не так уж и просто, но на худой конец они поселятся на верхнем этаже конторы «Блэр, Хэйвард и Беннет». Придется убрать оттуда архивы двухвековой давности, но ведь они годятся разве что для музея, и их в любом случае нужно оттуда убирать.
Да, решено — он сделает ей предложение по дороге домой.
Однако очень скоро он понял, что эта мысль не дает ему спокойно играть. Поэтому возле девятой лунки он вдруг прекратил размахивать клюшкой и сказал:
— Марион, я хочу, чтобы вы стали моей женой.
— Правда, Роберт? — Она достала из сумки свою клюшку и бросила сумку у края лужайки.
— Ведь вы согласны?
— Нет, дорогой Роберт, нет.
— Марион! Почему? Почему нет?
— Потому — как говорят дети.
— Почему потому?
— По целому ряду причин, каждая из которых достаточно серьезна сама по себе. Во-первых, если мужчина не женился до сорока лет, брак ему вообще не нужен — это как болезнь, что-то вроде гриппа, ревматизма или осложнений с налоговой инспекцией. Я не хочу быть приступом ревматизма.
— Но это не…
— Во-вторых, я считаю, что не принесу пользы конторе «Блэр, Хэйвард и Беннет». Даже…
— Разве я прошу вас выйти замуж за контору «Блэр, Хэйвард и Беннет»?
— Даже теперь, когда доказано, что я не избивала Бетти Кейн, все равно я «женщина, которая проходила по делу Кейн», — и, значит, неподходящая жена для старшего компаньона фирмы. Поверьте мне, Роберт, это не принесет вам ничего хорошего.
— Марион, ради Бога, перестаньте…
— В-третьих, у вас есть тетя Лин, а у меня мама. Мы не можем просто так взять и переставить их как мебель. Я не просто люблю маму, она нравится мне как человек. Я ей восхищаюсь, и нам хорошо вместе. А вы привыкли к тому, что вас балует тетя Лин — да-да, вы ужасно избалованы! — и вам будет страшно не хватать всех земных благ и пестований, к которым вы так привыкли и которые я не смогу вам дать — и не дала бы, даже если и могла, — добавила она с улыбкой.
— Марион, я хочу жениться на вас именно потому, что вы меня не будете баловать. Потому что у вас зрелый ум и…
— Зрелый ум — это прекрасно, особенно если пригласить его на ужин раз в неделю, но после целой жизни с тетей Лин — едва ли достойная замена домашнему печенью и атмосфере обожания.
— Вы кое-что забыли.
— Что же?
— Я вам совсем не нравлюсь?
— Нравитесь, и даже очень. Пожалуй, больше всех, кто мне встречался в жизни. Может, отчасти и по этой причине я не выйду за вас замуж. Есть еще одна причина, но она относится только ко мне.
— К вам?
— Понимаете, я не расположена к замужеству. Я не хочу мириться с чужими причудами, желаниями и насморками. Мы с мамой отлично ладим, потому что ничего не требуем друг от друга. Если у кого-то из нас насморк, она тихо-спокойно идет в свою комнату и сидит там до тех пор, пока не приведет себя в нормальное состояние для жизни с другими людьми. С мужем, даже самым хорошим, так не получится. Он будет ждать сочувствия — даже если простудился по собственной глупости: выскочит разгоряченный на сквозняк — сочувствия, внимания и еды. Нет, Роберт. На свете сотни тысяч женщин, которые спят и видят, как бы заполучить мужа с насморком. Почему вы выбрали меня?
— Потому что вы та самая единственная из сотни тысяч, и я вас люблю.
Марион виновато взглянула на него.
— Вам кажется, что я пренебрегаю вашими чувствами? Но в том, что я говорю, есть здравый смысл.
— Марион! Но ведь это пустая жизнь…
— По моему опыту «полная» жизнь, как правило, заполнена исключительно чужими желаниями.
— …да и ваша мать не вечна.
— Насколько я знаю маму, меня еще она переживет. Загоняйте мяч в лунку: на горизонте появился полковник Виттакер.
Роберт машинально загнал мяч в лунку.
— Но что вы собираетесь делать? — спросил он.
— Если не выйду за вас замуж?
Он чуть не заскрежетал зубами. Да, она права: ее манера поддразнивать и пересмешничать вряд ли украсит его жизнь.
— Что вы с матерью думаете делать теперь, когда у вас больше нет дома?
Она медлила с ответом, словно не знала, что сказать, и все возилась с сумкой, повернувшись к нему спиной.
— Мы едем в Канаду.
— Вы уезжаете!
— Да, — ответила она, не повернувшись.
