Виктор стал медленно двигаться по комнате, стараясь припомнить, что он заметил в ней при свете. Но память мало что подсказала — какие-то полки, ларь… Да и как запомнишь, когда в землянке и при открытой двери был полумрак.
Виктор осторожно встал и нашарил полку. Наверное, он сделал неловкое движение: что-то упало, разбилось, и помещение наполнилось запахом керосина.
«Летучая мышь», — вспомнил он.
Виктор наступил на осколки стекла от лампы. Теперь даже если отыщутся спички, зажигать нельзя — спалишь себя заживо.
Он повернул назад и нашел лежанку. Снова прилег.
Виктор клял на чем свет стоит и Чикомаса и свою глупость: позволил запереть себя, словно мышь в мышеловку.
Он то впадал в забытье, тогда ему представлялась вода, холодная, чистая, вкусная, то приходил в себя. Казалось, что в этой землянке он находится уже целуй вечность.
«Будет история, если Чикомас бросил меня насовсем, — размышлял Виктор. — Интересно, сколько времени может прожить человек без воды и пищи?»
Вдруг его подняло, словно пружиной. Он прислушался. Неужели кажется? Нет, все-таки наяву.
Снаружи послышался звук автомобиля. Все ближе, ближе. А потом громом прозвучал звук открываемой двери землянки.
— Витя! — извинительно и в то же время тревожно произнес Михаил Семенович, шурша коробком спичек. — Прости, браток…
— Не зажигай! Керосин! — закричал Берестов.
— Что, лампу разбил? — Силуэт Чикомаса вошел в землянку, растворился в темноте. Слышно было, как шарили по полке. Затем вспыхнул луч фонарика. — Пошли, пошли… Надо сматываться поскорее…
— Пить хочу, — прохрипел Виктор.
— Один момент! — Чикомас осветил полки, вынул откуда-то бутылку. Минералка! А вот жратвы нету… Не догадался…
Они вышли на воздух. Ярко светила луна. Берестов сорвал о ручку двери пробку и присосался к горлышку. Вода обжигала горло, щипала углекислым газом, а он пил не переставая.
— Сколько сейчас времени? — спросил Виктор, отдышавшись.
— Около четырех… Ну, поехали? — нетерпеливо попросил Михаил Семенович.
Виктор сел за руль «Волги», вставил ключ зажигания и завел двигатель. Чикомас устроился на заднем сиденье.
— Есть у меня желание хорошенько врезать тебе! — в сердцах сказал Виктор, закуривая.
— Извини, Витя… Но и меня пойми… Один раз я уже накололся. Червонец схлопотал. Строгого режима. За доверчивость… Как еще от «вышки» бог уберег, сам не знаю…
Берестов включил свет в салоне, оглянулся на пассажира. Тот прижимал к себе большой потрепанный портфель желтой кожи.
— Ты чего? — испуганно спросил Чикомас.
— Ничего. — Виктор выключил свет и тронулся. — Ну что, убедился? — зло усмехнулся он.
— Убедился, — вздохнул Михаил Семенович. — Говорил с Казаком…
— В город заедем?
— Нечего там делать. Все, что надо, здесь, — похлопал Чикомас по портфелю и ухмыльнулся. — Прощай, Ростов-батюшка!
Некоторое время ехали молча. Берестов осторожно вел машину по степи.
— Куда меня повезешь? — нарушил молчание Чикомас.
— В Таганрог.
— Лучше бы подальше, — заметил Чикомас.
— Как приказано… Да и доктор там есть, свой в доску… Может так физиономию изменить — дочь родная не узнает, — успокоил его Виктор. — А она у вас симпатяга…
— Какая дочь? — подозрительно покосился на него Чикомас.
— Ну, твоя, с родинкой… Та, что направила меня сюда…
Чикомас довольно ухмыльнулся:
— Это не дочь… Жена.
— Да ну! — присвистнул Берестов. Он вспомнил красивую женщину, которая отворила ему дверь квартиры Чикомаса. — Законная?
— Законных давно не держу… Была одна… Не успел судья огласить приговор — тут же побежала в загс подавать на развод… Сухарика не прислала в колонию, падла. А сама на мою заначку по курортам разъезжала! Он зло сплюнул в окно.
Наконец выбрались на шоссе.
— Теперь я с ними по-другому, — продолжал Чикомас. — Подержу годик-другой и ауфвидерзейн! Новую беру. Молодку. Новая всегда слаще…
Виктор глянул на своего пассажира и усмехнулся.
— Чего лыбишься? — спросил Чикомас.
— Так, ничего…
— Думаешь, с моим портретом не любят? — насмешливо произнес Михаил Семенович. Берестов ничего не ответил. — Еще как любят! Красивые ведь в мужике ценят не внешность, а наличность…
Чикомас оглянулся. Сзади догоняла их какая-то машина. Виктор уже давно заметил ее.
— Слышь, прибавь-ка ходу, — попросил Михаил Семенович.
— Тебе что, жизнь надоела? — покачал головой Берестов. — Не видишь, сплошные колдобины…
Чикомас нервно вертел головой, непрестанно оглядываясь назад. Расстояние между ними и ехавшим сзади автомобилем сокращалось.
— Гони! — не выдержав, крикнул Михаил Семенович. Виктор увеличил скорость. — Наверняка хвост!
— Брось ты! — огрызнулся Берестов. — Мерещится всякая ерунда…
«Волгу» подбрасывало на неровном, выбитом грузовиками асфальте. А свет фар догоняющих их «Жигулей» уже заливал салон «Волги», золотил рыжую шевелюру Чикомаса.
И вдруг, словно с неба раздался голос, многократно усиленный мощным динамиком:
— «Волга» номер двадцать четыре семьдесят, остановитесь!
Неожиданно для Берестова Чикомас вытащил из-под пиджака пистолет.
— Не вздумай останавливаться! Жми на всю железку! А то пристрелю! — зашипел он, щелкнув предохранителем пистолета.
«Волга» рванулась вперед.
— Повторяю! «Волга» двадцать четыре семьдесят, остановитесь! — снова прозвучал голос.
И тут Чикомас выстрелил прямо в слепящий их свет. Вокруг дырочки в заднем стекле разбежалась паутина трещин.
Машину качнуло с одного бока на другой — это Берестов обходил ухабы.
— Брось пушку! — закричал он Чикомасу. — Слышь, брось, а то подведешь под вышку!
— Теперь уже все равно! — прохрипел Чикомас. — Семь бед — один ответ…
«Волга» неслась вперед, словно в слаломе. Показался поворот. Виктор прижал автомобиль к внутренней бровке. Отчаянно взвыли скаты.
— Заслон! — вырвалось у Берестова.
Впереди поперек дороги стояли два огромных самосвала.
Берестов, что называется, лег на тормоз. Его кинуло грудью на баранку. От оглушающей боли он чуть не потерял сознание. Чикомас по инерции перелетел на переднее сиденье. Пистолет шмякнулся о щиток с приборами и упал на пол. А к машине уже подбегали работники милиции…
Через три часа Берестов и Чикомас были доставлены в Южноморск.
Там Виктор узнал, что произошло с пассажирами «Жигулей» Анегина после того, как они расстались возле дачи Боржанского.
…Когда Берестов выезжал из Южноморска, «Жигули», за рулем которых сидел замначальника ОБХСС города, мчались к центру города. А там, неожиданно для Боржанского и Анегина, вдруг влетели в какие-то ворота и остановились посреди просторного двора.
— Приехали! — бросил Мурадян, выходя из машины.
Боржанский открыл дверцу со своей стороны. И застыл.
К машинам подбежало несколько милиционеров. Это было городское управление внутренних дел.
Совершенно ошеломленного Боржанского, Анегина и девицу провели в здание, в дежурную часть. Здесь уже находился Заремба.
При виде своих ближайших помощников по фабрике Фадей Борисович так опешил, что у него отвисла челюсть.
Но особенно сильное потрясение он испытал, когда один из милиционеров снял с арестованной девицы парик.
— А-о-о-а… — вырвалось из уст перепуганного насмерть директора.
Это оказался… Козолуп. Бывший шофер-экспедитор смущенно запахивался в женский плащ и неловко переступал с ноги на ногу. Голова Зарембы откинулась на спинку жесткой скамьи, лицо побледнело и покрылось крупными каплями пота.
Дежурный офицер поспешно налил воды, поднес Фадею Борисовичу. Тот выпил, стуча зубами о край стакана.
— Я же сам хоронил его… — наконец вымолвил он. — Такую речь произнес…
Арестованных увели.
В тот же день в Южноморске было арестовано еще несколько человек. Операция, так тщательно разработанная в горуправлении внутренних дел, прошла успешно. У преступников было изъято ценностей на сумму свыше миллиона рублей.
Комната, которую отвели Авдееву на время ведения следствия, после обысков, произведенных у членов подпольного «синдиката», походила на склад. На одном столе — стопки джинсов, маек, рулоны ткани, крахмал, кожа, коробки с фурнитурой, бобины капроновых ниток, большая кипа разноцветной замши. Все это служило неопровержимыми доказательствами преступной деятельности шайки Боржанского. На другом столе — «дипломат» Анегина, желтый портфель Чикомаса, полные драгоценностями, бутылки, наполненные золотыми червонцами, груды золотых колец, сережек… Жемчуг, бриллианты… Золотые подсвечники. Огромные чемоданы, точно такие, как и тот, что в свое время был обнаружен в радиомастерской Зубцова. В них шубы из норки и соболя, другие не менее ценные вещи… И пачки, пачки сотенных купюр… Всего на один миллион двести пятьдесят тысяч.
