Я пытался отключиться от всей этой карусели мыслей, летящей по кругу. Бродил по такой родной, такой близкой, любимой и совершенно неузнаваемой Петроградке. Вот тут когда-то был кинотеатр, куда мы бегали, удрав с последних уроков. Сейчас здесь здание какого-то банка с невнятным названием. А здесь было кафе «Орбита» – двухэтажный круглый домик, в котором вечером можно было потанцевать, выпить пару-другую коктейлей. Не ядовито-цветных из полного набора элементов таблицы Менделеева, разбавленных сомнительным спиртом, а старых добрых «Фруктов в шампанском» – помесь дешёвого шампанского и «Полюстрово», с добавлением одинокой замороженной вишенки… Или «Коньячный пунш», который готовился совершенно не по правилам и содержал в себе лишь равное количество коньяка «КВ» и нарзана. Всё это засыпалась доброй порцией льда, создавая объём, и приносило душе радостное тепло. Сейчас здесь вместо «Орбиты» помпезное здание из стекла – навороченный торговый центр. Что только в голову лезет?! Хотя, пусть лучше лезут рецепты коктейлей и ностальгия по Ленинградской жизни, нежели ворох сомнений: что да как?.. Вот здесь была рюмочная – кондовая «стоячая» забегаловка, сохранившаяся до последних дней, чудом уцелевшая в эпоху перемен. Называлась он «Щель между мирами». Узкий проход, бывший когда-то то ли дворницкой, то ли частью подъезда… Сейчас это помещение присоединили к элитному винному магазину, в котором не наблюдается ни единого покупателя. Вот тут был комиссионный магазин, где можно было за совсем небольшие деньги урвать настоящий фирменный кассетник, какой-нибудь «грюндиг», сданный туда моряками. Теперь тут меховой бутик… Здесь была пирожковая, она же закусочная. Ещё год назад тут можно было поесть тушёной квашеной капусты с сосисками, выпить водки из гранёного стакана, вытереть губы салфеткой, сделанной из старой кассовой ленты, заплатив за всё это цену поганого ущербного гамбургера. Вот здесь был мой детский сад. Сейчас это то ли офис богатой фирмы, то ли просто частный дом, устроившийся в самом сердце Петроградки. Охрана, львы у подъезда, черепичная крыша… Интересно, куда ходят дети из этого микрорайона? Вот тут была чебуречная с самыми вкусными в городе чебуреками, после чебуреков на Полтавской. Теперь это японский ресторан. Пустой зал, двое– трое посетителей. Вот это был Дворец культуры. Всё, что осталось от него, это одинокий зальчик, до сих пор по вторникам собирающих состарившихся бардов и фотостудия. Вся остальная культура отдана под ярмарки дешёвых китайских шуб, дорогих модных пальто и конторам, организовывающим свою культуру в виде корпоративов и шальных праздников. Как всё изменилось! Вот тут мы жили. Сюда меня принесла мама из роддома, здесь я сделал первые шаги, отсюда пошёл в первый класс. Родная коммуналка, на кухне которой обсуждался широчайший круг проблем от первого подорожания мяса до глобальных изменений в политике. Сейчас дома уже нет. Вместо него опять-таки, какой-то бизнес-центр. Никогда не считал себя сентиментальным человеком, скорее наоборот. Вот он – кризис среднего возраста. Маюсь ностальгией.
Сашкин звонок вывел меня из таких глубоких раздумий, что я даже не сразу понял, что за звук и откуда он идёт.
– Чем занят? – бодро спросил напарник. Или, бывший напарник? Или, бывших напарников не бывает?
– Брожу по Петроградке, – честно ответил я.
– Хорошее дело, – похвалил Сашка. – Компания не нужна?
– Нет, – твёрдо решил я. – Наверно, нет.
– А мне почему-то кажется, что – «да»… Давай подъеду через полчасика. Прогуляемся вместе. Я ведь тоже на Петроградке родился. Это после развода родителей мы с мамой на Херсонскую переехали. Так что мне там каждый камень знаком.
– Нет, Саня! Теперь тут нет этих камней. Здесь теперь другие камни. Новые…
– Да брось! Сергеев! Я тебе найду старые, не дрейфь! Короче, через час встречаемся на… ты машину где бросил?
– На Ждановской…
– Во! Значит, через полчаса, на Спортивной. Бывай!
Ровно через полчаса я припарковался у выхода из станции метро. Сашка был уже на месте. Он бодро запрыгнул в машину и ухмыльнулся:
– Не… Ну и понтярщик ты, Сергеев! Мне бы и в голову не пришло, что ты можешь выбрать такую машину. Просто дешёвый понтярщик! Бегает-то хорошо?
– Не жалуюсь, – проворчал я, отруливая от тротуара. – Куда едем?
– А всё равно! Давай куда-нибудь, где покрасивше…
Где сейчас «красившее» – чёрт его знает. Всё, что перестроили, пугает стеклом и излишней помпезностью. Всё, до чего не дотянули свои руки градоубийцы, находится в удручающем запустении.
– Поехали на Каменный, – предложил Сашка, – там, вроде, ещё не всё порушили…
Мы остановились у тихой набережной. С чего начать разговор, у меня не было ни малейшего понятия. Вроде, вчера всё обсудили. Хотя, вопросов осталось довольно много.
– Саш, а вот эта школа ставропольская, это что – государственная программа какая-то?
Сашка посмотрел на меня внимательным долгим взглядом и нехотя ответил:
– Ты, Сергеев, я смотрю, на долгосрочную бессонницу нарываешься. Меня не во всё посвящают. Я знаю только то, что я должен знать. Чего я знать не должен, в это я не лезу. Себе дороже. Вкратце, там готовят спецов… Ну, скажем так, для внедрения…
– Здесь? Там?
– И здесь, и там. Кому как придётся. Есть некое подразделение…
– Чьего подчинения? – перебил я Сашку.
– Вот ты любопытный! – возмутился напарник. – Говорю же, спать будешь плохо. На кой тебе эти знания? Хочешь раскрыть заговор? Так никакого заговора нет. Есть некое промежуточное самостоятельное подразделение, которое имеет свои интересы, свои цели и, соответственно, свой штат хорошо подготовленных и законспирированных сотрудников. Они учатся, практикуются…
– На таких, как Куприянов, Бершадская, Лисицына?..
– Дурак ты! Эти подонки – это не практика, а обычное рабочее задание. Просто, понимаешь ли, коррупция в судебно-правовой системе достигла уже таких размеров, что справиться с ней на сегодняшний день нереально. Этим занимаются. Этому противостоят. Но система прогнила настолько, что в одночасье что-либо изменить, практически невозможно. И вот, до тех пор, пока коррупция не будет уничтожена, если, конечно, когда-нибудь это произойдёт, некая параллельная организация берёт на себя функции суда высшей инстанции.
– Последней инстанции… – задумчиво протянул я.
– Можно и так сказать, – согласился Сашка. – Просто до Страшного суда ждать долго. И непонятно ещё, будет он там или не будет ни черта. И совершенно неизвестно, как ТАМ с коррупцией обстоят дела. Вдруг у этих ублюдков и там всё схвачено.
– Если у них и ТАМ всё схвачено, то какой смысл туда их переправлять? – я незаметно для себя включился в бредовый разговор.
– Это не наше дело, – совершенно серьёзно заявил напарник. – Нам без разницы, что там, в другом городе, в другой стране, на другом материке, на другой планете, на том свете… Нам важно, чтобы сегодня и сейчас, здесь, в нашем с тобой родном городе, те, кто заслужили реальное наказание, его получили, независимо от наличия у них индульгенций в виде бумажек с портретами чужих мёртвых президентов. Вот и всё. Что тебе ещё непонятно?
Я молчал и думал. Долго. Мне пришла в голову интересная мысль:
– Слушай, Сань! А вот это ты сейчас меня что, вербуешь?
Сашка ухмыльнулся:
– Нет. Сергеев. Нет у меня таких полномочий. И Жанну сюда, пожалуйста, тоже не приплетай. Не мешай в кучу работу, задание и личную жизнь. Я тебе отвечаю: то, что вы познакомились – это случайность. Зигзаг судьбы. Карта так легла. И то, что она в тебя влюбилась, это тоже нелепая случайность. Но в любой случайности есть закономерность. И вот по этой самой закономерности, вы должны были встретиться.
– Это почему это? – не понял я.
– Да потому! Вы познакомились в «Поляне». Как ты туда попал? Я тебя привёл! А почему я тебя привёл? Потому что, ты мой друг. Друг, который не предаст, не бросит, не подведёт. Я тебя привёл туда, потому что ты – клёвый чувак, с которым приятно общаться и хочется общаться. А то, что Жанна тебя там срисовала, так это воля судьбы. Я, в общем-то, ничего против не имел. Вот ты спросил, не вербую ли я тебя… Нет, Серёга, не вербую! Но если бы меня спросили, достоин ли Сергеев Сергей Константинович быть среди нас, я бы не задумываясь ответил: «Да, достоин! Потому как он – нормальный мужик, крепкий и честный, который знает, что такое долг, которому знакомо чувство справедливости и который никогда не пойдёт на компромисс со свой совестью». Вот так бы я сказал.
