Но настоящее, полноценное ограбление коммерческого банка многие из отечественных налетчиков видели только в американском кино.
Смотреть кино можно по-разному. Кондрат до ареста любил погонять на видео боевичок из заграничной гангстерской жизни, особо выделив для себя «Схватку» с Робертом де Ниро и Аль Пачино и заиграв кассету до того, что в какой-то момент порвалась пленка. Только из каждого, даже самого дебильного фильма, и уж тем более из такого суперкино, каким Кондрат считал «Схватку», он обязательно делал для себя некоторые выводы.
Голливудские картины — сказки.
Сказка — ложь.
Да в ней — намек…
Свой джип Кондрат припарковал недалеко от серого дома со шпилем в центральной части города, но, несмотря на жару, из салона не вышел. Наоборот, прикрыл дверь, скрывшись за тонированными стеклами, и включил кондиционер. В своих ребятах он был уверен, и сейчас оставалось только ждать сообщений о ходе операции. Ему даже не интересно было смотреть, как все будет происходить. Если знаешь, что увидишь, интерес теряется. А пойдет сбой — тем более не нужно ему светиться в окрестностях.
Нельзя сказать, что пятнадцать лет за колючей проволокой в колонии строгого режима прошли для Александра Кондратенко в полной изоляции от внешнего мира. Адвокат сдержал слово — его не расстреляли. Но зато обманул в другом: за примерное поведение срок ему сокращать не собирались. Убедившись в этом, Кондрат стал вести себя не то чтобы совсем плохо, но достаточно для того, чтобы с ним считалась администрация, боялся актив, уважала братва. Особенно молодежь, та самая, отмороженная, на которую, вынашивая все эти годы план мести, Кондрат начал делать ставку последние пять лет, когда разница в возрасте между ним и новым поколением бандитов существенно увеличилась.
Со временем он добился для себя газет, возможности регулярно смотреть новости по телевизору. И даже не строил особых иллюзий, когда в конце две тысячи четвертого начальник оперчасти вызвал его для беседы и посулил похлопотать об уменьшении срока, если он, Саня Кондрат, организует голосование на выборах за того кандидата в президенты, которого ему назовут. Кондратенко тогда не согласился не потому, что имел какие-то специальные политические симпатии и был против опустить бюллетень за «донецкого парня». Ему было все равно, кто станет главой государства. На его биографию и дальнейшие жизненные планы это никак не влияло. К тому же был еще один, более существенный момент: послушать «кума» значило сыграть на поле «красных». А тюремную администрацию Кондрат не любил, определяя любые формы сотрудничества с ней емким понятием «западло». Все равно «кум» ничего ему не сделает. Позже срока не отпустит. И Кондрат на тех выборах вообще воздержался…
В результате, выйдя на свободу хоть и с чистой совестью, но, так и не решив стать на путь исправления, сорокалетний Саня Кондрат хорошо представлял себе, в какой мир попадет и что его здесь ожидает. Он догадывался, что его могут встречать совсем не те, кто рад его освобождению. Потому позаботился, чтобы к воротам колонии подъехали все те, кого он успел собрать под свои знамена на зоне и кто вышел раньше. И оказался прав в своих подозрениях: на солидном расстоянии, не особо прячась, за ними двинулся «бумер» неприметного тусклого цвета. Когда Кондрат приказал оторваться, погони не было, из чего он сделал вывод: ему напомнили о себе, однако всерьез не воспринимают.
А зря…
На кожаном пассажирском сиденье завибрировал мобильник.
Кондрату вручили этот телефон с безлимитным тарифом сразу же по выходу, но и на зоне несколько последних лет он имел доступ к мобильной связи — трубка к тому времени полагалась ему по тюремному статусу. Кондрат не быковал, звонил на волю нечасто, только если надо было дать указания пацанам, которые уже освободились и решали необходимые для него вопросы. Но в первые несколько месяцев собственной свободы Кондрат в полной мере оценил все возможности, которые давала мобильная связь для человека с его образом жизни. Его первая «труба» размером и весом с кирпичину таких возможностей, как помнил Александр, не обеспечивала.
Мазнув взглядом по циферблату часов, Кондрат отметил: Костя Докер отзванивает точно по плану, и такая точность по отношению ко времени радовала. Подбирая команду, Кондрат делал упор именно на это обстоятельство: каждый из парней должен работать как часы. Многих приходилось муштровать, и только Докер, получивший кличку благодаря своей профессии — какое-то время он трудился докером в мариупольском порту, — соблюдал установленные правила не потому, что того требовал старший, а из-за того, что относился ко времени точно так же, как и сам Кондрат: четко и правильно работает тот, кто «не думает о секундах свысока».
Протягивая руку к телефону, Кондрат увидел в зеркале заднего вида, что к его джипу с левой стороны направляется, как бы невзначай касаясь на ходу пистолетной кобуры на правом боку, сержант патрульно-постовой службы. Это задержало его на долю секунды, но рука уже сама взяла трубку, поднесла к уху.
— Что там, Костя? — отрывисто спросил Кондрат, не спуская глаз с сержанта, — тому до машины оставалось каких-то три шага.
— Нормально. Загрузились, сейчас поедут.
— Все на местах?
— Обижаешь, Кондрат!
— А ты не обижайся! Как сегодня сработаем, так и дальше пойдет. Я загадал.
Патрульный тем временем приблизился к джипу и, не наклоняясь, требовательно постучал в самую середину тонированного стекла костяшками пальцев.
Палец Кондрата нажал нужную кнопку — стекло медленно поехало вниз и опустилось ровно до половины.
— Какие дела, командир? — Он говорил нарочито громко. В нескольких кварталах отсюда заволновался Докер.
— Э-э, Саня, что у тебя там? Проблемы?
— Сержант Ковалев! — одновременно услышал Кондрат снаружи. — Выйдите из машины… пожалуйста.
Судя по всему, последнее, «волшебное» слово далось патрульному нелегко и произнес он его скорее из уважения к автомобилю, которым заинтересовался, а не к водителю.
— Проблемы? — спросил в свою очередь Александр, эхом переадресовывая сержанту вопрос начальника своего штаба.
— Из машины выходим. Требование патрульного звучало теперь резче — видимо, он привык, что даже здешние владельцы джипов не спорят с ним, представителем власти на этом квадратном километре города.
— Я слушаю тебя, говори.
Тон Кондрата, нарочито спокойный и даже в чем-то слегка ироничный, должен был успокоить и одновременно подбодрить Докера: мол, все идет пучком, главное — дело, а тут он сам разберется.
— Саня, у тебя там точно все нормально? — Судя по всему, тот забеспокоился всерьез.
— Не отвлекайся.
Открыв дверь, Кондрат высунул левую ногу из машины, стараясь не обращать внимания на патрульного. Причем так, чтобы тот понял: на него действительно не обращают внимания. Боковым зрением отметил: молоденькому и наглому сержанту его поведение уже не нравится. Значит, начнет психовать первым, и тогда несколько нервная реакция на его действия со стороны водителя джипа не вызовет особых подозрений.
Выбравшись из прохладного салона в липкую мариупольскую жару, Кондрат чуть отодвинул трубку от уха, вопросительно взглянул на патрульного.
— Я что-то нарушил?
— Саня, блин, дай ему сотню, пускай отваливает! — Докер уже начинал нервничать не на шутку.
— Я сейчас разберусь, Костя. — Тон Кондрата по-прежнему оставался спокойно-отстраненным. — Лучше скажи, двинулись уже?
— Двинулись. Пацаны их повели.
— Пускай не особо рвут пупы, — проговорил Кондрат в трубку, а патрульному пояснил: — Извини, командир, там ребята грузятся, переезд у меня. Офис купил новый, вот фаршируем после ремонта. Дело ответственное.
— Что? — Сержант не заметил, как из отдающего приказы блюстителя порядка превратился в обычного собеседника.
— Ну как? — Кондрат улыбнулся уголками губ. — Офис — лицо фирмы. Ну, как лицо бизнеса. Или не так?
— Саня, не резвись! — Докер все не успокаивался, даже на таком расстоянии Кондрат почувствовал его напряжение. — Не заводи придурка, дай денег, пускай гуляет дальше, слышь меня?
— Я нарушил? — поинтересовался Кондрат.
Он по-прежнему держался расслабленно, всем своим видом показывая сержанту готовность и желание получить замечание, исправить ошибку, словом, максимально эффективно сотрудничать с властью и поддерживать порядок. При этом он демонстрировал детское непонимание своей провинности, в чем бы она ни заключалась. Потому продолжал, не отвлекаясь от основного дела, давать указания своим подчиненным, представ перед сержантом донельзя занятым человеком.
— Тут нельзя парковаться, — выдавил из себя сержант, все еще пытаясь переключить основное внимание водителя джипа на себя.
