Максимов нахмурил брови.
- Какая клешня? Первый раз слышу,
Он не играл, не притворялся.
- Ладно, Максимов, вы свободны.
Глава V
АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ
Двадцатисемилетнему человеку, который за пять лет службы видел семнадцать трупов и который ежедневно общается с себе подобными людьми, общающимися, в свою очередь, - опять-таки по роду службы - исключительно с преступным миром, - такому человеку очень трудно сохранить изначальную веру во всеобщую чистоту человечества. Об очерствении и бесчувственности сыщиков Синельников читал и слышал, но когда искал среди старших примеры подобных очерствении почему-то не находил их. Скажем, кто-кто, а его начальник, Андрей-Сергеевич, сорок лет работающий в розыске, смог бы явить в этом смысле отличный образец. Между прочим, его немцы расстреливали, он два раза бежал из плена, у него сволочи полицаи убили жену и сына, и, когда он был в партизанах, посчастливилось ему, на свое горе, поймать полицая, который насиловал его жену перед тем, как скинуть ее в ров. Но даже того грязного полицая, за которого никто бы и слова не сказал, Андрей Сергеевич своей рукой, своей волей не казнил - отдали его под трибунал.,.
Дружба по профессии - это хорошо, и Синельников дружил со старшим инспектором угрозыска Малининым. Но какой-то здоровый инстинкт (впрочем, нездоровых инстинктов не бывает) устроил так, что у Синельникова образовалось два близких друга, не имеющих отношения ни к дознанию, ни к следствию, ни к суду. Один работал тренером по плаванию в спортобществе "Динамо" и был ему ровесник, другой, на тринадцать лет старше, сосед по лестничной клетке, отец шустрого конопатого второклашки и забавной трехлетней девочки с белыми косичками, которая называла Синельникова дядей Лесей, работал на металлургическом комбинате начальником мартеновского цеха. И главное, жила в городе девушка, которую Синельников, кажется, всерьез любил - во всяком случае, он готов был жениться на ней хоть завтра, но возражали ее родители, и не потому, что Синельников обитал в коммунальной квартире, занимая комнату в шестнадцать квадратных метров, и не по каким-нибудь иным причинам, а лишь потому, что они постановили так: их дочь выйдет замуж после окончания института. Она перешла на пятый курс - значит, ждать (поскольку она была тоже за) оставалось какой-нибудь год.
Здоровый инстинкт повелевал ему ежедневно общаться с людьми иной профессии и не в рабочей обстановке, ион был рад, что у него есть друзья, не говоря уже о невесте. Порою у него возникало ощущение, что он все время идет по тем тайным тропам, по которым ходят разоблачаемые угрозыском преступники. Он знал, что в любом государстве существуют преступные элементы - другое дело, какой процент они составляют и каков характер типичных преступлений. Он сознавал, что ему не грозит опасность стать человеконенавистником в силу своей специфической профессии, ибо тот процент, против которого он поставил себя на службу, ничтожно мал. И все-таки...
Все-таки он никак не мог забыть нечаянно подслушанный однажды разговор. Это было в апреле. Он шагал в обеденный перерыв мимо кинотеатра, из которого высыпал целый рой маленьких школьников - кончился сеанс. Среди этой низкорослой, пестрой, шумливой толпы возвышались, как маяки, три или четыре женские фигуры - должно быть, учительницы. Две девочки,обе с широко раскрытыми глазами, остановились у тротуара, и Синельников услышал, как одна сказала другой: "А я не верю, что Наташке не страшно было". Другая сказала: "Чего не страшно?" - "Ну, когда он его сжигал, она говорит - не страшно". - "Врет она, всем было страшно..."
Кто кого там сжигал, для Синельникова осталось неясно, но зачем же водить детей на такие фильмы? С тех пор всякий раз, когда он думал о циническом воздействии одних людей на других, он вспоминал этот детский разговор и, к стыду своему, по какой-то нелепой аналогии сравнивал себя с Наташкой, которая из голой бравады врала, что ей не страшно...
Конечно, он ни за что на свете никому бы не признался в таких сопоставлениях. Но от себя-то самого никуда не денешься, и ему приходилось успокаиваться лишь тем, что с возрастом и с опытом все эти рефлексии исчезнут...
В последнюю неделю Синельников ни с кем, кроме как на работе, не встречался, однако тоски по друзьям не испытывал - не было для нее ни места, ни времени, потому что дело закручивалось очень серьезно. К нему подключился и следователь.
Инспектор ОБХСС Ковалев, вместе с ревизором-бухгалтером изучавший деятельность покойного Перфильева на ниве распределения фондируемых материалов, пришел к Синельникову в четверг утром. Он положил на стол перед собою отпечатанную на машинке копию реестра из блокнота Перфильева, и Синельников обратил внимание, что строчки, обозначающие колхоз "Золотая балка" и, по-видимому, садовый кооператив, отмечены карандашными галочками.
Закурив сигарету, Ковалев спросил:
- Как считаешь, чем крышу лучше крыть - черепицей или железом?
- Затрудняюсь. Но одно могу сказать совершенно точно - соломой хуже.
- Правильно. - Ковалев постучал пальцем по реестру. - Они тоже так считают.
- Что-нибудь раскопал?
Ковалев достал из кармана записную книжку в клеенчатой обложке, полистал ее.
- Грубо твой Перфильев работал. Вот, например, колхозу "Золотая балка" по разнарядке полагалось пять тонн кровельного железа, а выдано согласно накладной - шесть.
- А получил колхоз все же пять?
- Правильно.
- За что же взятки?
- Слушай дальше. По разнарядке ему выделили двадцать пять кубометров пиломатериалов, а по накладной - тридцать. Считать умеешь?
- А получил двадцать пять?
- Нет, двадцать восемь.
- Понятно.
- Сколько три кубометра стоят, знаешь?
- Не покупал.
- По госцене - ерунда, а если налево - будь здоров Не жалко и взятку. Вот, например, у Перфильева записано девятьсот рублей, а толкач говорит: он две
тысячи девятьсот дал.
- Куда же разница ушла?
- Наверно, кому-то покрупнее.
- Популярно.
- Это мы с ревизором только по двум позициям прошлись, а там, кроме пиломатериалов и кровельного железа, еще много чего есть.
- С председателем колхоза говорил?
- Председатель ничего не знал. У него других забот хватает. Там жук-толкач есть. Его я допрашивал.
- Ну и что?
- Бьет себя в грудь и размазывает по щекам скупую мужскую слезу. Говорит, бес попутал.
- А как зовут беса? Случаем, не Владислав Коротков?
Ковалев слегка удивился.
- Правильно. А ты откуда знаешь? Почему сразу не сказал?
- Да у меня одни догадки, а теперь, видишь, сошлось. Так еще лучше... А толкач что же, Перфильеву из лапы в лапу давал?
- Через Короткова.
Синельников показал на реестр.
- Ты, кажется, и садовый кооператив навещал?
- Да. У них оборот, сам понимаешь, помельче, но два раза и их нагрели. Или облагодетельствовали.
- Кто нагрел? Перфильев?
- Коротков, конечно. К Перфильеву у кооперативников хода нет.
- Какой план?
- Слушай дальше, я еще не все вытряхнул. Тут как из мохнатого одеяла. Вчера на выезде с центральной базы по моей просьбе задержали грузовик с прицепом, вез кровельное железо. Груз перевесили - три тонны сверх накладной. Я организовал учет по железу - оказалось восемнадцать тонн излишков.
- А директор базы что же?
- Сейчас ревизоры общий учет производят. Он при них. Но не суетится.
- Ты с ним не беседовал?
- Рано еще. Между прочим, он у нас давно на примете. Дважды делали ревизию, но тогда было все в порядке.
- Знать бы, какие у них отношения были...
- С Перфильевым? - насмешливо спросил Ковалев. - Думаю, довольно теплые,
- Почему?
- Перфильев без этого Казалинского фигу с маслом имел бы. Дома восемнадцать тонн кровельного железа не спрячешь. Тут все в одной завязке.
- Перфильев работал грубо, Казалинский - тонко. Коротков - посредник. Так?
- А еще как же? Только никакой тонкости нет, ребенок придумал бы. Тут наглость, звериная ненасытность.
Синельников тоже закурил, взял у Ковалева отпечатанный на машинке реестр.
- Не оскорбляй зверей. А у Перфильева еще автомобили имелись. Мог бы обойтись и без Казалинского.
- Ну-ка, ну-ка, - оживился Ковалев, доставая авторучку.
- Не надо, - сказал Синельников. - У тебя и так хватает. Оставь на потом.
- Ну ладно, дорогой Алеша. - Ковалев примял сигарету в пепельнице, встал. - Это все от утопленника у тебя пошло?
- Угу. Какой же план? - спросил Синельников.
- Буду разрабатывать Казалинского. А у тебя?
- Мне что же? Надо передавать Короткова целиком и полностью следствию.
- Пока наполовину, - возразил Ковалев.
- Да, извини. Но мне хочется еще кое-что уточнить. А Короткова надо брать..
- Видишь, сколько чести одному мазурику - его персоной занимаются и розыск, и ОБХСС, и следствие.
Зазвонил телефон. Синельников снял трубку и услышал голос Малинина:
- Здравствуй, Леша.
