Алексей Травин - Тигровая балка

Список выступивших на партийном собрании был рекордным. Кандидатуру Кабирова впервые за долгие годы пе выдвинули для тайного голосования. Единодушно поддержали Сангинова. Его избрали в партийное бюро а затем и секретарем партийной организации.

Все, что произошло на собрании, для Кабирова было неожиданностью. Он считал, что все это подстроил Сангинов. О! Как он его сейчас ненавидел!

Как ни странно, а Мирзоахмедов был доволен результатами собрания. Его не огорчило то, что коммунисты наряду с Кабировым критиковали и его и не избрали в партбюро.

«Так и надо,— думал про себя участковый уполномоченный. — Какой я секретарь парторганизации, если не мог делать то, что подсказывала мне партийная совесть, а всегда шел на поводу у начальника».

Мирзоахмедов радовался той правде, которая восторжествовала на партийном собрании. В душе-то он всегда был сторонником этой правды, да высказать ее смелости не хватало. Вез сожаления он смотрел на растерянное лицо начальника.

Многому научило это собрание и Вахоба Сангинова. Он в новом свете увидел своих товарищей по работе, понял, что на них всегда можно опереться. Они поддержат в любом трудном деле, но не потерпят ни малейшей фальши.

Какая-то новая, неведомая ранее сила и радость переполняли Сангинова. Хотелось сделать что-то большое, отблагодарить товарищей за цоддержку и доверие.

Кабиров после собрания заболел. Уехал в Душанбе на лечение.

* * *

Урак выздоровел. В Маргелане он отказался что-либо сообщить и его этапировали в Вахшский. К допросу Урака Сангинов тщательно готовился. Вахоб чувствовал, что

шофер знает всю цепочку преступных связей по расхищению шелка от коконов до ханатласа. Нужно было избрать такую тактику, чтобы преступник не замкнулся, а постепенно рассказывал все.

Урак зашел в кабинет Сангинова совершенно спокойно. Он изучающе посмотрел на лейтенанта. Без приглашения сел. Лицо у него было бледно, поросло черной щетиной, глаза презрительно улыбались.

Сангинов попросил шофера рассказать биографию. Тихо, монотонно Урак рассказал почти все, но о судимостях умолчал.

— Вы, очевидно, забыли сказать, что дважды были судимы? Расскажите, где и за что?

Урак понимал: запираться в том, что известно милиции, — глупо. О судимостях он умолчал не случайно. Хотелось разведать, что известно о нем лейтенанту. Ведь судили Урака в Узбекистане. Возможно забыли. Прошло так много лет. Урак рассказал и о судимостях. Пока лейтенант уточнял кое-какие детали биографии, Урак думал: «Интересно, что им известно о моих последних делах?»

— Расскажите о расхищения коконов в колхозе «Рассвет» и какое участие в этом деле принимали вы?

— Ничего мне о коконах не известно. Я работал шофером на ферме, возил в райцентр молоко, а к коконам не имел никакого отношения.

— Тогда послушайте, что говорит бригадир шелководческой бригады ваш друг Асриев: «Все излишки коконов из колхозного склада увозил шофер Закиров».

Асриев каким-то образом пронюхал, что Урак находится в милиции и, боясь разоблачения со стороны шофера, сам пришел к Сангинову. Он заявил, что на хищения коконов его подбил шофер. Тот завел знакомых где-то на шелкомотальной фабрике в Душанбе и отвозил коконы туда. Но бригадир многое скрывал, рассчитывая всю вину свалить на сообщника.

— Разве Асриев арестован? — удивленно спросил Урак.

— Это не имеет отношения к моему вопросу. Я прошу вас ответить.

Урак молчал, он напряженно думал. Ведь признаться в том, куда он возил коконы, значит навести на след других сообщников. Но, с другой стороны, Урак понимал, что легкое признание может насторожить лейтенанта... «Нет, надо еще потемнить...» — решил он.

— Я ничего не знаю о коконах. Бригадир врет. Он воровал, сам пусть и отвечает. На меня он хочет свалить свою вину.

— Колхозники говорят другое: мы сдавали сверхплановое сырье бригадиру, а он пересылал его куда-то с помощью Закирова Урака. Если хотите, я прочитаю еще некоторые показания, можно провести и очную ставку, — спокойно сказал Сангинов.

А Урак думал: «Если упорствовать, лейтенант будет копаться и может докопаться до главного, если признаться в том, что помогал воровать коконы, может быть, он обрадуется и на этом успокоится?»

Сангинов как раз и рассчитывал на такой ход мыслей Урака.

— Хорошо, гражданин лейтенант, я вам все расскажу.

Урак снова задумался. Надо было так рассказать, чтобы не вызвать вопросов об Усмане, об Яроцком. Урак, конечно, не знал, что Сангинову известна история ханатласа и что известен ему и Яроцкий. Только об Усмане он пока ничего не знает.

— Когда я поступил на работу в колхоз «Рассвет», познакомился с бригадиром Асриевым. Как-то летом он мне сказал: есть возможность заработать. Надо отвезти в Душанбе коконы. С тех пор я каждый год отвозил коконы на шелкомотальную фабрику. Сдавал их прямо на склад. Как рассчитывался Асриев, я не знаю. Мне кладовщик давал триста рублей, Асриев их у меня не требовал...

Вахоб был удовлетворен допросом. Усталый, но довольный возвращался домой. Удалось найти еще одно звено цепи: коконы из колхоза «Рассвет» поступали прямо на фабрику. Сангинов сразу же написал об этом сообщение в ОБХСС республики для проведения оперативных мероприятий в Душанбе. Но остался без ответа вопрос «кто и когда отправлял переработанный шелк в Маргелан?»

Урак ушел с первого допроса тоже немного успокоенный, ему казалось, что на этом, то есть на обвинении его в хищении коконов, все и закончится.

Когда Сангинов улетел из Маргелана, он захватил с собой оранжевый чемодан, изъятый при обыске у Яроц-кого. Следующую встречу с Ураком он решил с него и начать. Он поставил чемодан справа от стула, на который должен был сесть Урак.

Побритый и посвежевший, Урак уверенно зашел в кабинет Сангинова. Не торопясь, сел на стул. Увидел чемодан. Повернул голову к нему, секунду смотрел на него, а затем резко отвернулся и искоса взглянул на Сангинова — заметил ли тот его взгляд. Убедился — заметил. Понял — чемодан оказался здесь не случайно. В глазах мелькнул страх.

— С этого чемодана мы и начнем, — как бы угадав мысли Урака, сказал Сангинов.

— Кому принадлежит этот чемодан?

Такого оборота событий Урак не ожидал. Этот чемодан напомнил ему об очень многом. Хриплым от волнения голосом он ответил:

— Первый раз его вижу. Да мало ли таких чемоданов. Во всех магазинах есть!

— Нет, я уточнил! Таких чемоданов не было и нет на в одном магазипе Таджикистана и никогда не продавались. Этот чемодан опознали доярки с фермы. Они его видели у какого-то парня, которого вы привезли на машине, перед тем как исчезли из дома. Признал его и завмаг, которому вы передали ханатлас.

Урак подавленно молчал. От затылка к пояснице ползли ледяные муравьи. Лейтенант добирается до самого главного. При этой мысли у шофера все вылетело из головы. Даже врать он теперь не мог. В глазах преступника мелькнуло отчаяние. Что дальше? Какой вопрос еще задаст лейтенант? Только бы не о том — не об Усмане!

Сангинов заметил отчаяние во взгляде Урака. Понял: противник сдается и особенно боится разговора о том человеке, который приезжал к нему с оранжевым чемоданом. Когда преступник поймет, что все проиграно, он может замкнуться, прекратит показания и все будет испорчено, поэтому Вахоб решил, как говорят военные, отступить на заранее подготовленные позиции. Отступить не потому, что он был слаб, а чтобы поставить врага в невыгодное для него положение и тем быстрее и с меньшими потерями добить окончательно.

— Скажите, как этот чемодан попал в квартиру Яроцкого? Почему в нем оказались бабины шелка?

С одной стороны Урака этот вопрос напугал: значит милиции известен и Яроцкий. Может быть, он арестован? Но обрадовала мысль: возможно об Усмане-то ничего и не знают? Просто надо сказать, что чемодан увез Усман.

А Сангинов продолжал:

— Меня удивляет ваше поведение. Вы не рассказываете о человеке, который хотел вас убить. Вы знаете, кто вас ударил ножом в Маргелане?

— Нет, я в тот день был очень пьян.

— А где вы пили?

— В ресторане.

— С кем?

— Один.

— Вы говорите неправду, но я подскажу вам, как было дело. Сдав ханатлас завмагу, вы бросили машину и уехали в Душанбе. Взяли на фабрике бабины шелка и привезли Яроцкому. Он встретил вас приветливо, хорошо угостил, но ваше бегство из Таджикистана ему почему-то не понравилось. А что было дальше — знаете отлично сами. Яроцкий пытался разделаться с вами, но ему помешали. Стоит ли покрывать такого человека?

«Лейтенант почти точно рассказал, как было дело, но об Усмане, слава богу, ничего не упомянул, видимо, об этом ничего не знает. То, что он, Закиров, являлся еще и посредником при сбыте ханатласа в магазинах, почти не усугубляло его вину. Стоит ли молчать? Тянуть время? Не стоит»,— решил Урак. И он рассказал: