«Явно не дома, – подумал Петр Иванович, – может, в вытрезвителе? Да их отменили уже несколько лет назад. Нет, что-то здесь не так. Надо встать и осмотреться…»
Петр Иванович попытался встать, но не смог.
– Что это еще за новости? – хотел грозно рявкнуть он, но не смог даже пошевелить языком.
У него не получилось даже повернуть голову, чтобы лучше рассмотреть комнату, где он находится; более того – Петр Иванович вдруг понял, что он совершенно не чувствует своего тела.
«Это сон, – почти теряя сознание от ужаса, подумал Петр Иванович, – просто сон. Закрою глаза. Потом открою их – и все пройдет… Я окажусь дома в своей кровати – рядом с любимой Риммой Михайловной, чтоб она сдохла…»
Но веки не слушались Петра Ивановича – перед его глазами стоял белым потолок, переплетенный змеями трещин.
«Что же это такое… – катились в голове Петра Ивановича коротенькие и легкие, как высушенные горошины, мысли, – что со мной? Почему я не такой, как всегда. Почему я не чувствую своего тела… А, может быть, никакого тела у меня уже нет! – вдруг толкнулась одна из горошин в воспаленный мозг Петра Ивановича, – ничего нет – ни рук, ни ног, ни туловища… Только голова… Нет, головы тоже нет – я и говорить не могу и глаза закрыть не могу… А чем же я тогда думаю… И, если я вижу, значит у меня есть глаза?»
Тут гулкая пустота повисла в сознании Петра Ивановича и начала медленно таять, а когда она растаяла окончательно, Петром Ивановичем уже овладела ясная мысль:
«Я умер, – догадался он, – я умер и поэтому у меня нет тела… А комната, где я нахожусь – это морг. Черт возьми, говорил же я этому придурку Витьке, чтобы не гнал так машину. Сам же и накаркал себе смерть – сам же говорил в машине про морг… А что, интересно, с самим Витькой произошло? Он тоже умер или теперь в больнице? А, может быть, его даже не поцарапало – бывают же такие случаи…»
Если бы Петр Иванович владел бы своим природным голосовым аппаратом, он сейчас завыл от охватившей его смертельной тоски и неописуемой зависти к Витьке, который сейчас, должно быть, живой и ходит по земле в то время, как сам Петр Иванович – человек, безусловно, много более значимый для общества, чем этот никчемный Витька – лежит в ячейке городского морга.
«Сука, – яростно подумал Петр Иванович, – поганая сука! Но почему я? Я – почему?»
Тут потолок затуманился перед глазами Петра Ивановича.
Уже вполне стемнело, когда шофера Витьку, скованного наручниками, вывели из машина два автоматчика.
– Прямо стой, – приказал ему кто-то, Витька послушно выпрямился, успев, впрочем, оглянуться по сторонам.
Более десяти человек окружали его – люди в милицейской форме, в военном камуфляже (сотрудники того самого отдела вневедомственной охраны, – догадался Витька) и люди в штатском, на лицах которых все равно прекрасно читался синий штамп ментовской печати – как на раскрытом удостоверении.
– Давай-ка, иди сюда…
Витька обернулся на голос и увидел того самого опера, который допрашивал его в кабинете несколько часов назад.
Витька двинулся к нему. Автоматчики следовали за ним неотступно. Люди вокруг Витьки перебрасывались короткими фразами, значения которых Витька не вполне понимал. Он – после долгих часов в переполненной урками камере, где с него успели снять связанный женой свитер и дорогой кожаный ремень – перестал в полной мере воспринимать действительность.
И теперь… Он даже не заметил, как освободили его руки, скованные за спиной, но тотчас же приковали к одному из автоматчиков.
– Ну что, друг, – проговорил опер, – давай показывай, где она находится, твоя дача. На которой – как ты говоришь – проживает страшный бандит с пистолетом и золотыми цепями – тот самый, что похитил Петра Ивановича.
Опер, широко ухмыляясь, оглянулся по сторонам, но никто из присутствующих его веселья не поддержал.
– Не тяни, Олег Петрович, – грянул откуда-то сзади начальственный бас, – времени мало, а дело серьезное. Скоро совсем темно будет… Пускай подозреваемый покажет дачу…
Опер Олег Петрович тут же стер со своего лица ухмылку и вытянулся.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – проговорил он.
Автоматчик, повинуясь кивку опера Олега Петровича, двинулся за ним следом, увлекая прикованного Витьку. Отставая на десяток шагов вся процессия направилась за ними.
– По какой улице вы ехали? – вполголоса спросил опер, когда прошли метров двести.
– Вроде, по этой, – ответил Витька, – но сейчас темно… Я не вполне уверен…
– Думай быстрее! – сквозь зубы прошипел Олег Петрович. – Сам полковник здесь, он что – ждать будет, пока ты вспомнишь… Или ты совсем уже в своем вранье запутался?
– Я не вру, – устало проговорил Витька, – да, да… По этой улице, точно по этой. Вон – упавшее дерево. Я вспомнил – оно в темноте на дракона похоже… Я еще вздрогнул, когда здесь проезжал…
Олег Петрович саркастически усмехнулся, но ничего не сказал.
«Поскорее бы все кончилось, – подумал вдруг Витек, – устал я… Страшно устал. Смертельно. Пускай меня опять в камеру, только бы не мытарили больше… Я уже и сам не уверен, было ли на самом деле то, что было на самом деле – или нет. Отпустить они меня не отпустят – все равно, я наши законы знаю… Если настоящего преступника не найдут, то я сяду – это точно. Ментам лишь бы отчитаться перед друзьями Петра Ивановича… Что-то, однако, мы слишком долго идем. А той дачи – с забором из тонких металлических реечек – нет как нет. Даже странно…»
К Олегу Петровичу подбежал невысокий человек в штатском – черноусый и сухопарый – очень похожий на популярного киноактера Олега Меньшикова. Витька вспомнил, что видел этого человека в том самом кабинете, где его несколько часов тому назад допрашивали. Этот в штатском – тоже был оперуполномоченным и звали его, кстати, насколько помнил Витька, Олегом Владимировичем – как популярного киноактера.
– Ну что, тезка? – искоса взглянув на тоскливо озирающегося по сторонам Витьку, спросил Олег Владимирович у своего коллеги. – Успехи есть?
– Ни хрена, – ответил Олег Петрович, смачно сплюнув в придорожные кусты, – только вертит головой и молчит. Ну, врал он все, как я и говорил уже… Надо его в отделение и колоть там дальше. К утра все расскажет… Слышал?
– Через сто метров улица закончится, – заметил черноусый Олег Владимирович.
– Это, наверное, не та улица, – подал голос Витька, – я, наверное, перепутал. По-моему, мы свернули на следующую. Да… Точно на следующую.
Олег Петрович заскрипел зубами.
– Время тянет, – сказал Олег Владимирович, – пора завязывать со следственными экспериментами и катить обратно в отделение. Пока мы тут прогуливаемся под луной, его дружки давно все следы замели.
– Ничего, – промычал Олег Петрович, – они следы замели, а мы ихнего корешка замели… Вот этого вот унылого козла.
– На следующей улице, – повторил Витька, – давайте посмотрим…
– Конечно, посмотрим, – вздохнул Олег Владимирович, – сам полковник здесь. Придется этот номер до конца отработать. Сколько, тезка, здесь улиц – в этом поселке.
– Пять, кажется, – сказал Олег Петрович, – или шесть. Не больше…
– Вот все их и обойдем, – кивнул Олег Владимирович, – а вообще-то, я с тобой, тезка согласен. Время он тянет, а не это… И про поселок все наврал, и про дачу, и про костер, и про бандита… Ребята из охраны говорили, что никого в этом поселке уже неделю не было, а они врать не станут – зачем? Этого козла… – он легонько пихнул кулаком в бок дернувшегося Витьку, – нужно в отделение и колоть, колоть… Пока не расколется.
Смутные мысли шевелились в одурманенной голове Витьки.
«Улица та самая, – вяло думал он, – в этом я не ошибся – помню дерево. И вообще – на местность у меня память хорошая – я же шофер. Но, хотя улица та самая, дачи нет. Нет даже ничего похожего на ту дачу, на которой остался Петр Иванович. Что же это такое происходит, дорогие товарищи? Как это объяснить?»
Вчетвером они дошли до конца улицы. Олег Владимирович побежал к полковнику докладывать, а Витька, сопровождаемый молчаливым автоматчиком и шипящим от досады и злобы Олегом Петровичем, повернул на соседнюю улицу.
– Смотри, падла, – услышал он голос своего опера, – смотри лучше… Лучше смотри… Лучше… Лучше бы тебе вспомнить тот самый дом… ту самую дачу. Потому что иначе – я тебе все почки отобью за вранье… Понял? После того, как мне полковник голову оторвет за хорошую работу, – добавил он. – У-у, урод!
Олег Петрович явно сдерживался от того, чтобы не ударить Витьку.
«Ладно, – подумал Витька, – в моих же интересах подольше здесь побродить. Все лучше, чем в камере с уголовниками сидеть. А тут, глядишь – через несколько часов они все устанут и отстанут от меня на время… К тому же – можно просто указать на первую попавшуюся дачу. Пускай ищут. Может, найдут чего… А мне – все. Абзац. Менты мне не верят, дачу я почему-то найти не могу… Голова кругом идет. Все равно теперь…»
