- Знаешь, о чем я думаю? - Он смотрел в потолок и жмурил один глаз, морщась от дыма папиросы. - Мы забываем, что у нас две взаимосвязанные задачи, не считая деталей: найти преступника и объяснить, каким образом он и Самохин попали в номер, так? Так. Вот мы и шли по этому пути, в такой именно последовательности. А если взяться с другого конца? Ведь обстоятельства убийства очень странные, необычные, и именно это дает нам серьезный шанс. Что, если попытаться решить вторую часть задачи? Пойти, так сказать, назад. Не приведет ли нас эта дорожка к главной цели?
Я молча слушал, не понимая, к чему он клонит.
- Вот смотри, по нашей схеме все время, пока Самохин находился в номере - живой или мертвый, - комната была заперта и окно было закрыто изнутри; или же - в нем были люди: почтенные старушки, Саша с Олей по очереди.
- Ну?
- Ну-ну. - Яков приподнялся, едва успев подхватить пепельницу. - Как ты не можешь понять! Самохина ударили ножом именно в то время, когда в номере были люди. Улавливаешь? Постарайся понять разницу: Самохина ударили, когда в номере были люди, или - когда в номере были люди. Дошло?
- Нет, - честно признался я. - Что-то уж слишком сложно.
- Напротив - очень просто. Самохина ударили в то же время, но в другом месте. Убийца и не был в номере. Самохин попал туда уже раненный, смертельно.
- Да, - насмешливо кивнул я. - Его любезно подвезли на "скорой помощи", раз уж ему непременно хотелось умереть в моем номере.
Яков оставил без внимания мой выпад.
- Нет, он добрался туда сам. Если бы там был убийца, что помешало бы добить Самохина? Ведь в номере никого не было и он был заперт.
- Пожалуй, ты прав, - согласился я. - Может, оранжерея?
- Может. Вход в нее должен быть из подвала музея. И ведет она прямо к флигелю, если судить по галерее.
- Посмотрим.
- Я тебе посмотрю!
- А что? Мне кажется...
- А мне кажется, что тебе надо быть поскромнее, чтобы вновь заслужить мое расположение, как выразился бы Староверцев.
- И все-таки: мне кажется, что оба происшествия - убийство и попытка ограбить музей - связаны между собой.
- Безусловно. У меня уже что-то складывается. Вот что, Серега...
- Яков, - взмолился я. - Посмотри на часы. Я уже с ног валюсь.
- Черт с тобой, - сжалился Яков. - Отдыхай, а я тут смотаюсь неподалеку на полчасика.
Я выждал некоторое время, потому что Яков имел скверную привычку возвращаться с полдороги, потом отыскал в его письменном столе фонарик и вышел на улицу. Предостережение Якова "не зарываться" вылетело из головы другая мысль не давала мне покоя, мысль об этой чертовой "галдарее".
Когда я подошел к музею, было совсем темно. Как в ту ночь, когда мне показалось, что я видел свет в его окне.
Пробраться в музей мне было нетрудно: кое-какой опыт, которым время от времени делились со мной мои "подопечные" во время работы в розыске, сослужил-таки мне добрую службу.
Свет я, конечно, зажигать не стал, только включил фонарик и, минуя зал с манекенами, спустился в подвал.
Довольно долго, спотыкаясь и поругиваясь, я лазил по подвалу, пока не нашел дверь. В самом дальнем углу. Похоже, что раньше она действительно была завалена, но не так давно кто-то старательно разобрал проход к ней.
Дверь оказалась запертой большим висячим замком. Я подергал его петли держались крепко. Кроме того дверь была забита поперек толстыми досками. Но не может она быть заперта!..
Внимательно ее осмотрев, я заметил на полу возле нее горелые спички. Были они свеженькие, будто только что из коробки. "Сто лет не пользовались", - вспомнил я. В косяке торчал большой гвоздь, загнутый кольцом. Я сначала осторожно, потом сильнее потянул за него: косяк вместе с забитой дверью повернулся с тихим скрипом на невидимых петлях. Ловко!
Из черного отверстия дохнуло холодом. Я шагнул в темный проход. Луч фонаря не доставал до его конца - казалось, он тянулся бесконечно. Под ногами ватным слоем лежали пыль и мусор, по сторонам грудились, отбрасывая причудливые тени, разодранные корзины, набитые чем-то мешки, ящики. Но идти можно было довольно свободно, иногда только приходилось нагибаться. Луч фонаря вырывал из темноты то перевернутое кресло с надетой на ножку рваной шляпой, то пружины, торчащие из лопнувшего дивана...
Было до жути тихо, только гулко стучало мое сердце. Я невольно ускорил шаги.
И вдруг кто-то схватил меня сзади за руку. Я с силой дернулся, что-то загрохотало у меня за спиной, с треском порвался рукав куртки, и плечо стало мокрым и горячим. "Нож!" - мелькнула мысль.
Я отпрыгнул, как смог, в сторону, чтобы не получить второй удар, наткнулся на ящики и выронил фонарь. Он упал очень удачно - стеклом вниз, прямо в пыль.
В темноте я слышал рядом чье-то хриплое, тяжелое дыхание и на всякий случай присел. И стал тихонько шарить по полу. Левая рука горела.
Наконец я нащупал фонарик и резко повернул его. Мелькнула какая-то тень. Никого. Только хриплое, тяжелое дыхание: мое. А в проходе лежит здоровенный ящик. За торчащий в нем гвоздь зацепился рукав моей куртки. С досады я пнул ящик ногой и вдобавок ушиб палец.
Дальше я шел осторожнее, приложив платок к глубокой царапине на плече и держа фонарик в левой руке. Но идти пришлось недолго: обойдя водруженную на бочку тяжелую раму от зеркала или картины, я оказался в тупике. Вернее, опять перед массивной дверью - без ручки и даже без замка. Ручка - черт с ней, хорошо, что замка нет.
В ярком луче фонаря у двери я увидел ботинок. На правую ногу. Самохина?
Я взялся за дверь. К моему удивлению, она легко подалась, когда, вцепившись в крайнюю доску ногтями, я потянул ее на себя. Она широко раскрылась, и я чуть не засмеялся от неожиданности: за дверью была стена. Самая обычная, деревянная, из вертикальных досок, плотно подогнанных и чуть сыроватых. Мне показалось, что подобное я уже где-то видел, и не так давно. То ли в кино, то ли во сне.
Старенькая батарейка уже садилась, но все-таки в слабом свете фонаря можно было разглядеть массивные кованые петли, вделанные в верхнюю кромку стены. Я налег плечом, и она медленно повернулась вокруг заскрипевших петель. Я пролез в щель и оказался на полу... своего бывшего номера. Щит опустился за мной, глухо стукнув.
Когда я встал на ноги, держа в одной руке фонарик, а другой придерживая оторванный лоскут рукава, сухо щелкнул выключатель и вспыхнул свет.
В комнате стоял Яков и держал в руке направленный на меня пистолет.
- Убери, это неприятно.
- Ну и вид, - сказал он, медленно пряча в карман пистолет. - Кто это тебя?
- Ящик с гвоздем.
- Ну, ну. Нашел?
- Нашел. А что ты делаешь в темноте?
- Я погасил свет, когда услышал, что ты сопишь и возишься за стеной. Ты меня удивил.
- Я и сам удивлен. Там ботинок лежит, на правую ногу, с пряжкой.
- Самохинский?
- Похоже, его. А перед первой дверью - чуть не полкоробка горелых спичек. Впечатление такое, что кто-то подготовил проход заранее.
- Дать бы тебе по мозгам за "инициативу", - высказался Яков. - Я тебе что говорил? Забыл?
- Победителей не судят, - отмахнулся я.
- Как знать, - проворчал он. - Еще одна такая победа, и мне придется отказаться от твоих услуг. Серьезно.
Яков включил настольную лампу и погасил верхний свет. Шторы на окнах были плотно задернуты.
Мы сели за столик и закурили.
- Значит, я был прав: стукнули Самохина в музее, и он бежал сюда. Знал, выходит, куда бежать. И знал отлично. Его кто-то преследовал, но не смог, как я понял, открыть дверь, где спички, так?
Я кивнул осматриваясь. Теперь трудно было найти, какую из дубовых панелей, покрывающих стены, я только что поворачивал. Она так точно стала на место, что все вертикальные доски слились в один ровный ряд.
- То-то я замечал, - сказал я, - сквозит здесь немного.
- Ну уж не ври, - остановил меня Яков. - Подогнано будь здоров.
Он откинулся на спинку кресла и потянулся.
- Подведем итоги. Самохин бежал из музея по подготовленному пути.
- А что он делал в музее? Ночью-то?
- И кто с ним был? Что он делал, это понятно.
- Как? - удивился я.
- Не совсем, конечно, - поправился Яков. - Не совсем. Ты обратил внимание на то, что ценные вещи были увязаны в узлы?
- Конечно. Кто-то подготовил их для реализации, если можно так выразиться. Но не успел.
- Ему помешали. Кто помешал? Самохин? Или Самохину? Здесь важно собрать воедино, связать логически три известных момента: попытка ограбить музей, убийство и поиски в кабинете - тогда многое станет ясным.
- А почему именно в этой последовательности? - поинтересовался я.
- Потому что не такие мы глупые, какими кажемся на первый взгляд, не захотел объяснить Яков.
- Но и не такие умные, какими хотим казаться, - уточнил я.
- Ко мне это не относится, - махнул рукой Яков. - А что касается кандидатуры на главную роль, у нас она теперь только одна.
- Кто же? - спросил я, вставая.
- Тот, кто бывает в музее после его закрытия, тот, кто всем Дубровникам известен своими похождениями, тот, кого выгораживает тетка Маня.
