Старик должен был рассчитаться за ее визите Полем. Значит, в доме должны быть наличные деньги. Девушка принялась рыться в ящиках стола, комода, шкафов… В прикроватной тумбочке обнаружился пухлый конверт. На первое время этого хватит. А там что-нибудь придумаю. Она сгребла деньги в сумочку, причесалась, переоделась, осторожно вышла на улицу. Было еще не поздно: часов девять вечера. Поль приедет за ней завтра в восемь утра. Значит, в ее распоряжении целая ночь.
«Нет, не лежит у меня душа к этому делу, братцы…» — снова подумал Турецкий уже в собственном кабинете, собрав в папке все, пока немногие, документы, которые имели отношение к смерти Егора Калашникова.
Бумажек действительно было пока немного, но Турецкий был рад и этому — все лучше, чем ничего, чем начинать с полного нуля. Итак, что мы имеем…
Он углубился в протокол осмотра места происшествия.
«…Кольцевые гонки этапа «Формулы-1» на трассе подмосковного автодрома… На одном из виражей (отдельно приложена схема), уже после пересечения финишной прямой, водитель гоночной машины «ситроен» Калашников Е. А. не справился с управлением, в результате чего на скорости свыше 200 километров в час врезался в бетонную стену ограждения… Удар был такой силы, что автомобиль, ударившись в бетонную стену, отскочил, перелетел трассу и, частично рассыпавшись, рухнул на противоположной стороне. Для извлечения водителя из салона машины пришлось привлечь спасателей. Водитель Калашников Е. А., получивший в результате аварии травмы, несовместимые с жизнью, скончался на месте еще до приезда «скорой помощи».
Так… Что нам сообщает судебно-медицинская экспертиза? Могло ведь и сердце отказать. Такие случаи известны: то хоккеист от инфаркта после матча погибает, то фигурист, то велогонщик. Такова цена современного профессионального спорта…
Турецкий прочитал протокол вскрытия. Нет, никаких недугов, кроме несовместимых с жизнью травм, не отмечено. Так же как и присутствия в крови какого-либо допинга или вещества, которое могло бы изменить координацию, реакцию и так далее…
Что еще? Вот заключение технической экспертизы о состоянии автомобиля, управляемого Калашниковым… Все в порядке… Техсправка от команды. Читаем: «…Автомобиль прошел обычную спецподготовку к соревнованиям и был выпущен на трассу в совершенно исправном состоянии…» Несколько подписей: старший тренер, инженер-конструктор, механики Лавреньков и Тетерин…
А здесь у нас показания тренера команды — франко-итальянца Леонардо Берцуллони: «…На всем протяжении гонок пилот был на связи… Никаких сбоев в движении болида… Самочувствие гонщика не вызывало никаких опасений… Заявляю о полностью адекватной реакции пилота на мои указания… Я потрясен…»
И что? Реакция адекватная, а гибель налицо. Потрясен он… А что толку?
Далее следовало постановление районной прокуратуры: происшествие квалифицировать как ДТП со смертельным исходом виновника; уголовное дело по факту гибели Калашникова Е. А. решено не возбуждать.
Интересно, что пишет Соболевский, приводит ли он хоть сколько-нибудь убедительные аргументы в пользу своей версии — что авария Калашникова была подстроена, произошла в результате злого умысла?
Заявление Соболевского было в отдельной папке. Итак, что пишет олигарх?
«Прошу провести тщательное расследование… трагическое происшествие, в результате которого…» Ага, вот: «Ранее уже имели место факты невыполнения отдельными механиками распоряжений гонщика. В акте о готовности машины в день роковых соревнований не зафиксирован тот факт, что в мастерских команды по просьбе пилота в самый последний момент проводились какие-то работы по усовершенствованию рулевой колонки…»
И резюме:
«Предполагаю, что это преступление связано либо с деятельностью околоспортивной мафии — возможно, представители преступного мира оказывали на погибшего гонщика давление в целях получения так называемого «договорного результата», — либо, что наиболее вероятно, этой акцией оказывается давление непосредственно на меня как на владельца команды, за которую выступал погибший Калашников. Не случайно в нашей прессе появились вдруг интервью с представителями руководства «Формулы-1», из которых явствует, что проведение этапа мирового первенства в России — затея преждевременная. Между тем в новую трассу вложены очень большие деньги, мой холдинг выиграл тендер на эту стройку в жесткой конкурентной борьбе. Естественно, эта борьба породила и недовольных поражением. Все, вместе взятое, делает для меня очевидным тот факт, что смерть Калашникова не случайна, что это именно убийство…»
Ладно, Шерлок Холмс мамин… Факты, видишь ли, для него очевидны. А где хоть один факт? Так, эмоции на трех страницах…
Турецкий раздраженно отодвинул сшитые степлером листки.
Чего Косте нужно? Дело-то вроде очевидное. Гонки есть гонки, риск неизбежен, и спортсмены идут на него сознательно, вернее, как раз из-за него и идут во всякие экстремальные виды спорта.
Он закурил, глянул в окно. Там шел дождь. Унылый, скучный… Да, скоро осень. Вон и верхушки берез уже пожелтели. И рябина краснеет. И грачи, того и гляди, улетят. А ты, генерал Турецкий, будешь расследовать гибель гонщика, которую тот сам себе, видно, и устроил. Рисковать нужно уметь!
От размышлений его оторвал телефонный звонок.
— Турецкий у аппарата.
— Александр Борисович, вас беспокоят из секретариата мэра. Юрий Георгиевич хочет переговорить с вами. Я вас соединяю.
Еще не хватало! Мало генпрокурора. Теперь еще градоначальник на мою бедную голову.
— Александр Борисович?
— Да, Юрий Георгиевич.
— Здравствуйте, мой дорогой.
С каких это пор я ему дорог? Вроде как лично не знакомы…
Собеседник словно прочел мысли Турецкого:
— Мы с вами лично, к сожалению, не знакомы, но я наслышан о вас как о талантливом сыщике и достойном человеке.
Премного благодарны… А чего надо-то?
— Я вот по какому вопросу, — мэр продолжал телепатировать, — знаю, что вам поручено расследовать причины гибели нашего гонщика, Егора Калашникова, так?
— Так, — осторожно ответил Турецкий.
— Так вы уж постарайтесь, Александр Борисович! Разберитесь, что да как. Классный парень был, да и первый наш пилот, что гонку «Формулы» выиграл. И такой финал печальный… Знаю, что на следствие давить не полагается, да я и не давлю. Я по-человечески скорблю, это во-первых. А во-вторых, всякие слушки идут…
— Разберемся, Юрий Георгиевич.
— Вот-вот! Разберитесь! Я со своей стороны любую помощь оказать готов. Любое содействие. Слово мэра!
— Спасибо. Вроде полномочий хватает.
«Бойтесь данайцев, дары приносящих!» — про
себя добавил Турецкий.
— Да вы раньше времени не отказывайтесь. Это наша общая потеря, считай, всероссийская. Нету нас другого такого гонщика, как Калаш. Согласны?
Турецкий издал в ответ некий неопределенный звук, который можно было трактовать по-разному.
— Буржуи крик подняли: дескать, непригодна наша трасса для соревнований такого уровня. Может, и вправду смухлевали дорожники? Сами знаете, кто в генподрядчики подвязался… Что молчите?
— Слушаю, — вздохнул Турецкий.
Как-то много надо мной развелось начальников… Начальников много, а за коньяком послать некого…
— Ладно, Александр Борисович, не буду мешать. Хочу, чтобы вы знали: будут какие затруднения — обращайтесь!
Трубка дала отбой. И вовремя, так как в открывшуюся дверь просунулась голова Грязнова.
— Александр Борисович, к вам генерал Грязнов, — запоздало сообщила через селектор секретарь Наташа.
— К тебе, Сан Борисыч, сразу два Грязновых! — поправил девушку Вячеслав и пропустил вперед племянника.
— Вай, Слава, ты в двох? — Турецкий обрадованно скопировал Семена Семеныча Моисеева, гениального старика-криминалиста, их общего друга.
— Таки да! — подыграл Грязнов-старший, — Ничего, что без предупреждения? А то мы уж подъезжаем, я вдруг испугался: не помешаю ли проводить другу допрос какой-нибудь очаровательной свидетельницы? Проходящей по безнадежному делу.
— Увы, никаких свидетельниц на горизонте не отмечается. И вообще, я ведь образцовый семьянин, пример для подражания.
— Ну это, может, временно… — хмыкнул Вячеслав. — Мы чего приехали-то… Был я нынче у племяша в «Глории». Позвонил оттуда Косте, нам для решения одного вопроса заковыристого нужна санкция прокуратуры. А он мне между делом сообщает, что нагрузил тебя расследованием обстоятельств гибели Калашникова. Тут мой Денис оседлал боевого мустанга, говорит: мол, нужно Сан Борисычу передать все, что есть по этому вопросу в прессе, — он, как поклонник погибшего, все газетные материалы собирал. Авось, мол, сгодится. Возьмешь?
