Ознакомительная версия.
– Так уж устроен мир, – тихо пробормотала Милославская.
Парень даже не услышал ее, смотря в небо и улыбаясь кому-то невидимому.
Несколько отойдя от своего первоначального состояния, он стал расспрашивать Яну об аварии и о том, как, собственно, ей самой удалось остаться целой и невредимой. Милославской, конечно, пришлось в ответ приврать, сочинив совершенно глупую историю. Будущий папаша не особенно-то вслушивался в слова гадалки, а потому никакого подвоха и не заметил.
Между тем совсем рассвело, и сквозь мутную пелену серых облаков стали кое-где проглядывать солнечные лучи, обещая хоть сколько-нибудь приукрасить пасмурный день. Вслед за грузовиком вскоре выстроилось еще несколько машин. Владелец первой из них долго глупо и бестолково глазел на трупы, а когда подъехал еще один автомобиль, то выяснилось, что можно было предпринять и что-то более разумное. Его хозяин вытащил из своего багажника большой кусок какой-то серой ткани и, с трудом порвав его на две части, укрыл тела.
Наконец подоспел и Семен Семеныч собственной персоной. Он на своей многострадальной «шестерке» замыкал вереницу из двух «УАЗиков»: одного простого милицейского, другого – ГАИ, – и одной легковой машины, в которой тоже сидели представители дорожной инспекции.
– Здравствуй, – сухо бросил он Яне и, нахмурившись, подошел к первому трупу.
Постоял минуту-другую, посвистывая, затем закурил и спросил:
– Давно здесь?
– Я или они? – тоже прикуривая, парировала Милославская.
Три Семерки не сразу нашелся что ответить, а потом сердито сказал:
– Я имею в виду, давно ли произошла авария.
Гаишники к тому моменту оцепили злополучное место, отгоняя зевак-водителей, которых становилось все больше: с течением времени дорога заметно оживилась. Перебросившись между собой несколькими фразами, милиционеры все же решили, что нужно всех собравшихся отправить по объездной, возвращаться до которой надо было не менее десяти километров да там еще за счет сделанного кольца прибавлялось два раза по столько же.
В противном случае картина катастрофы могла бы стать смазанной, и экспертам было бы очень нелегко установить ее истинную причину. Некоторые с пониманием вздохнули, некоторые не упустили повода позлословить: жаловались, что опаздывают на именины к теще, на прием к врачу, к утренней продаже молока и еще черт знает куда – до ушедших из жизни им не было абсолютно никакого дела.
– Доброе утро, – подошел к Милославской и Руденко один из сотрудников ДПС, майор, – вы очевидица аварии? – спросил он, глядя исподлобья на гадалку.
– Нет, – ответил за нее Руденко, – это моя помощница, по счастливой случайности она просто оказалась здесь вперед всех нас.
– Какая уж тут счастливая случайность… – с грустью ответила Яна.
– В общем, увиденное вы ничем дополнить не можете? – разочарованно покачивая головой, протянул майор.
Яна сделала гримасу, означающую – «увы». Майор отошел к своим коллегам и влился в их бурные обсуждения, среди которых слышался и смешок, и отборный мат, и последние политические новости, и предположения о причине автокатастрофы.
– Ты мне насчет машины узнал? – с азартом шепотом спросила гадалка, оказавшись наедине с Руденко.
Семен Семеныч, конечно, мог в этот миг спросить, а почему с машиной, как она предполагала, должно было быть что-то нечисто. Но Яна нашлась бы что ему ответить – просто так видение не могло привести ее к этой аварии.
– А ты, Яна Борисовна, действительно считаешь, что не только ГАИ, но и мне стоит этим заняться? – лукаво протянул он в ответ.
– Се-о-ма! – закатив глаза, протянула гадалка. – Я же тебе все объяснила!
– Да ладно, шучу, – упиваясь своей значимостью, посмеиваясь, ответил тот. – Узнать я пока ничего не узнал: не успел, – но указания соответствующие дал, и результаты не заставят себя ждать. Вот вернемся и, уверен, нас сразу же порадуют.
– А как скоро произойдет это возвращение? – обрадованно спросила гадалка.
– Да можем двинуться сейчас же. Или тебя что-нибудь тут задерживает?
– А тебя?
– Смеешься?
Приятели улыбнулись друг другу и не спеша зашагали к машине Руденко. На ходу Семен Семеныч коротко попрощался с коллегами и с редкой любезностью открыл перед Милославской дверь своей легковушки.
– Ты превращаешься в галантного кавалера? – с иронией спросила Яна.
– Не надейся, – парировал тот, – просто я нутром чую, что найду в этом дельце и свой интерес.
– Фу, Сема! Терпеть не могу, когда ты начинаешь прикидываться конченым карьеристом, – поморщившись произнесла гадалка.
Звук загудевшего мотора заглушил ее слова, которые последовали дальше.
– Тут подождать? – спросила Милославская приятеля, когда они остановились перед обшарпанной деревянной дверью, единственным украшением которой была массивная ручка, украшенная железными круглыми резными набалдашниками.
Дверь эта вела в помещение 12-го отдела милиции, где Семен Семеныч сейчас надеялся получить информацию о «жигуленке», которую, по его представлению, к этому времени уже должны были раздобыть его коллеги, связавшись с ДПС.
Собственно говоря, для него и для самого такая задача была вполне посильна. Однако, узнав, что Милославская находится одна посреди загородной трассы, да еще в таком «окружении», он не смог остаться к этому равнодушым. Сообщив о произошедшем куда следует и отдав соответствующие приказания первым из явившихся на работу подчиненных.
Три Семерки поспешил навстречу подруге, а по дороге встретился с на удивление быстро сработавшей дорожно-постовой службой, спешащей на место происшествия.
– Здорово, товарищ капитан, – громко сказал, остановив Руденко, какой-то пузатенький коротконогий майор.
Они заговорили о каких-то посторонних для гадалки вещах, а она тем временем просто глазела по сторонам, оглядывая просторный холл, желтая плитка на полу которого местами уже откололась, а верхние углы стен были затянуты паутиной, поглотившей в себе отошедших в мир иной мух и прочих насекомых. Из большого окна, скрывающего за собой дежурную часть, на Милославскую с любопытством поглядывал молоденький опер, очевидно, новенький – старые работники гадалку здесь знали, кто просто в лицо, а кто и лично, познакомившись с ней через Семена Семеныча.
– Ну давай, – завершил наконец Руденко, сотрясая в своей большой ладони маленькую руку пузатенького майора, и они с Милославской пошли дальше по узкому коридору, который своим убранством был нисколько не лучше холла.
– Здорово мужики, – произнес, снимая фуражку, Три Семерки, войдя в один из кабинетов.
За столом сидел и что-то писал на стандартном белом листе мужчина в гражданке, с коротко стриженными курчавыми волосами, плотный, широкоплечий. Рядом с кучей бумаг по правую руку от него стояла пепельница из резного стела, до краев наполненная окурками, в которой он тщетно, не отрываясь от своей писанины, пытался затушить левой рукой маленький остаток сигареты.
Посеревшие занавески с восточным цветочным узором, прошитым люрексом, были небрежно заправлены за батарею. Их, похоже, с вечера никто не открывал, и потому в кабинете, и без того затуманенном густым табачным дымом, царил полумрак.
На узком металлическом сейфе, аккуратно вписавшемся в угол, в этот миг затрещал желтый выцветший телефон с крутящимся диском. Мужчина вынужден был оторваться от своего занятия и, бегло кивнув вошедшим головой, стал после некоторого молчания что-то непонятное для Милославской кричать в трубку.
Яна в ожидании опустила голову. Светлый линолеум, рисунком напоминающий паркет, испещрили тут и там черные полоски, остающиеся обыкновенно от резиновых подошв ботинок.
– Садись, – сказал ей Руденко, пододвинув угрожающе скрипнувший стул, а сам закурил.
Милославская присела, осторожно оперевшись рукой о двустворчатый неполированный шифоньер, вероятно, недавно купленный, который пожалуй, был единственным украшением кабинета.
Разумеется, за исключением самого хозяина. Когда он поднял на вошедших глаза, Милославская не смогла не удивиться их необыкновенно голубизне. Тонкие губы сослуживца Семена Семеныча, тронула едва заметна улыбка, и он протянул Руденко руку.
– Яна Борисовна. Петляков Алексей Александрович, – коротко представил незнакомых друг другу Три Семерки.
Яна с сожалением заметила на безымянном пальце Петлякова обручальное кольцо. Давно не испытанное чувство, возникшее в эту минуту где-то в самом потаенном уголке ее души было ей непонятно и объяснить его она не сумела ни в этот миг, ни потом.
– Ну, чем порадуешь? – спросил, поглаживая усы, Семен Семеныч.
Милославская вдруг подумала, что видела уже Петлякова раньше, но отогнала от себя эти мысли, решив сосредоточиться на более важном – работе.
Петляков оторвал от настольного перекидного календаря листок, на котором было что-то размашисто записано и протянул его Руденко.
Ознакомительная версия.
