Ознакомительная версия.
– Вот что, – сказал мне Риволан. – У меня в саду еще четыре жандарма. Но лучше будет, если кто-то осмотрит все свежим взглядом. Мало ли что. Может мы что упустили.
Я пошел в сад. Ничего сколько-нибудь заслуживающего внимания там не было. Сад очень небольшой. И он действительно сильно запущен. На деревьях – сухие ветки. Две клумбы заросли сорняками. Но ни примятой растительности, ни сломанных веток, ни следов борьбы я не заметил. Не было и никаких посторонних предметов, если не считать ракеток для бадминтона, брошенного прямо на дорожке, идущей от бассейна и двух-трех бутылок из-под пива, поблескивающих в траве. Права была мадам Ронсо: если не садовник, то уж уборщик здесь был бы совсем нее лишним. На дорожке, ведущей от дома к морю (а, точнее, к калитке, выводящей к лестнице, которая спускалась на дорожку-променад, тянущуюся вдоль берега… занудно – да?) остались следы, как будто бы волокли что-то тяжелое. Ну не совсем волокли. Скорее несли, потом опускали, потом двигали чуть-чуть по дороже. И тут сохранились характерные полоски, которые оставляют мелкие камешки, когда их придавливают тяжелым грузом и этот груз тащат, не поднимая. А потом снова несли. Я сфотографировал три таких фрагмента из педантичности. Но связано ли это со смертью в бассейне? Не знаю. Если бы так волокли тело Жаны, то следы от камешков были бы направлены в другую сторону: от моря вглубь сада, а не наоборот как сейчас. Да и на теле Жанны я не заметил никаких царапин, а они непременно должны были появиться. Что-то отволокли к променаду и бросили в море? А что?
Я вышел на променад, прошелся метров десять-двенадцать в одну и в другую сторону, глядя вниз на скалы. Но ничего подозрительного не обнаружил. В паре десятков метров от виллы, ближе к «Чесночному замку», из которого в понедельник нам звонили с жалобами на шум, есть на скалах металлическая лестница для купальщиков. Я сфотографировал ее и вернулся на виллу.
Там в саду, ближе к калитке, чем к дому, есть небольшое одноэтажное строение. Оно стоит среди деревьев и почти совсем скрыто от взглядов разросшимися кустами. Я подумал, что это может быть гостевой дом и направился к нему. Но я ошибся. Это какая-то хозяйственная постройка, старая, с почти облезшей со стен желтой краской и незакрывающейся, разбухшей от влаги, дверью. Внутри – нечто вроде склада ненужных вещей, которые их владельцы почему-то не решаются выбросить. Я заглянул туда, сделал два-три шага в полутьме. Под ногами оказался ящик со слесарными инструментами. Я запнулся, протянул руки, пытаясь ухватится за ближайшую полку. Мне это удалось, но одновременно, в руку что-то впилось. Позже оказалось, что это рыболовный крючок на леске. Я отдернул руку и на меня свалился с верхней полки спиннинг, за ним – теннисная ракетка, коробка с теннисными мячами, без крышки (и эти проклятые мячи раскатились по всему полу), ласты, весла для надувной лодки и две коробки со старыми кроссовками. Для полноты картины не хватало только одной или двух летучих мышей. И чтобы они с шумом вылетели откуда-то из тьмы. Или, лучше – больших черных птиц, устрашающе хлопающих крыльями и Хичкока. Чтобы он стоял где-то тут неподалеку, рядом с камерой и говорил: «Снято»!18
Но мне хватило и этого, тем более, что все, что свалилось мне на голову и плечи, было в пыли, а ласты или весла забросили в этот сарай еще влажными. И куски корки застывшей пыли теперь были у меня в волосах и на лице. А о рубашке и писать не буду. Хорошо, что в машине есть еще одна. Но до машины нужно было еще добраться.
Я не стал возвращать упавшие вещи обратно на полку, а просто раскидал их ногами по углам и под самую нижнюю полку стеллажа. Не думаю, что ближайшие сто лет, что-то из этого понадобится хоть кому-нибудь. Скорее, скорее на свет!
Когда я вернулся в дом, тело Жанны, везли на каталке к машине. Его отправили в Ниццу, для проведения вскрытия. Телефон Жанны, осколки бокала и что-то еще, упакованное в целлофановые мешочки, были сложены в коробку, коробка опечатана и стояла у ног Ле Гуна, а тот, в свою очередь, пребывая в своей неподвижности, что то снисходительно цедил Риволану.
Ирина сидела на кресле, на террасе, держала в руке бутылочку воды и смотрела в одну точку, куда-то в сад. Я подошел, представился, дал ей свою карточку и попросил разрешения с ней побеседовать сегодня или завтра. Она повела плечом. Надо же, как у людей, пусть неродных, но живущих под одной крышей, вырабатываются общие привычки. Ночью, в разговоре со мной, Жанна тоже повела левом плечом. Правда, сначала она приподняла и опустила оба плеча. А потом уже этот жест левым. Ирина же плечами не пожимала. Просто повела левым и все.
Впрочем, я опять отвлекся, как с Бэзилом, которого, я сам того не желая вставил в журнал. В общем, так. Ирина, конечно же, ответила, что уже все рассказала офицеру судебной полиции (а что она еще могла мне ответить?). Но если так надо, если без этого никак, то да, конечно, она поговорит и со мной.
Вот и славно. А могла бы и скандал закатить. Она же в шоке. Я записал ее телефон и телефон Виктора, на всякий случай, затем попрощался с Ле Гуном, Риволаном и бригадиром жандармов. И пошел к себе в участок, доложить начальству обо всем происшедшим. Шеф куда-то уехал, ненадолго, как сообщил мне Киттель, скучающий в комнате дежурного. Он предложил мне кофе, но я предпочёл использовать паузу для того, чтобы нормально пообедать (и не прогадал) и, заодно, обдумать увиденное.
16.35. Полицейский участок в Капдае.
Сейчас мне нужно кое-куда подъехать. Придется отложить журнал в сторону.
18.47. Капдай. Авеню Раймонд Громадья. Открытая веранда кафе «Ла Пинеда»
Ну вот. Весь день мои записи опаздывали, по отношению к событиям. Сейчас я могу кое-что наверстать.
Совещание у шефа началось в 13.40. В его кабинет собрались все свободные от дежурства офицеры. Лейтенант-колонель произнёс речь, начав с того, что ситуация в городе обострилась, налицо очевидный кризис. Поэтому все свободные от дежурства сотрудники должны бросить текущие дела и, получив персональные задания, приступить к их выполнению Я ожидал, что речь пойдет смерти мадам Жанны и пропаже ее мужа. Думал, что прямо сейчас меня попросят рассказать о том, что видел при осмотре виллы «Палома». Но речь зашла совсем о другом.
– В отеле «Normandy» всю ночь бушевали студенты из Германии. Поступили четыре жалобы от постояльцев и персонала. Су-лейтенант Дюлон…
– Да шеф!
– Берите бригадира и двух полицейских. Опросите свидетелей дебоша и всех, кто себя считает пострадавшими. Составьте протокол и далее решайте, что делать с виновными.
– Будет сделано шеф.
– И обращаю внимание всех. Первая жалоба на шум и крики рядом с отелем, поступила в ноль часов двадцать минут. Если бы двое подвыпивших подростков своевременно попали к нам в участок и провели там ночь, то остальные семь не потрошили бы отель, а спокойно бы спали в своих номерах. Но полицейский наряд ограничился внушением, которое оказалось бесполезным. Это нам урок. Мир меняется. Мы должны стать жестче, быстрее и четче отвечать на вызовы современности.19 Далее… собака мадам Раку укусила мсье Могу. Они оба подали жалобы. Да, Гастон.
– Шеф, а собака на что жалуется?
– Жалуется мадам Раку. И ее жалоба, прошу заметить, в четыре раза длиннее жалобы мсье Моги. У ее псины скол эмали на зубе. Она, в смысле, мадам, утверждает, что во всем виноват мсье Гай Моги, сорок пять лет, проживающий по улице… в общем, су-лейтенант Шарль Секонда, оторвитесь от этого устройства с двумя экранами…
– Но там…
– И сегодня же возьмёте объяснения со всех лиц, замешанных в этой истории, включая…
– Но…
– Мадам Анн Шрапнель, свидетельницу происшествия. Адреса и телефоны получите у дежурного. Подумайте о том, как урегулировать конфликт, не доводя до судебного разбирательства. Далее… лейтенант Гастон Карир. Я знаю, что это не по правилам, но не могу бросать новичка в пекло на третий день службы в нашем участке.
– Что опять?
– Да. Мсье Лионель Тарою вновь пришел на городской пляж. И, по нашим сведениям, находится там до сих пор.
– Вы же не думаете, что…
– Думать надо было раньше. У нас на руках решение суда.
– И опять я?
– Обещаю, в следующий раз, я пошлю кого-нибудь другого.
– Но могу я хотя бы высказаться по этому поводу.
– Можешь, лейтенант. Но предупреждаю, моего решения это не изменит. Давай.
Гастон встал, отодвинул стул, повернулся к нам лицом и с выражением продекламировал:
«Два полицейских мыли тарелки
И вспоминали о перестрелке
О перепалке и перебранке
С бандой грабителей в маленьком банке».
Все, кроме лейтенант-колонеля, захлопали. Гастон раскланялся, а наш начальник постучал ручкой по столу.
Ознакомительная версия.
