Вынеся рулон в зал, мы развернули его на полу.
— Ах, черт, — огорченно воскликнул директор, — что за ерунда!
Источником досады Сергея Ивановича и моей плохо скрываемой радости был большой прямоугольный вырез прямо на животе изображенного на картине незнакомого мне генерала со странной интеллигентской бородкой.
— Кто это? — спросила я раздосадованного директора.
— Булганин, — укоризненно пояснил он, — молодежь его уже не знает, а ведь большим был человеком, министром обороны. И это при живых-то Жукове, Рокоссовском, Василевском.
Размер выреза, насколько я заметила, значительно превышал габариты «Цыганки». Это легко было объяснить, если предположить, что холст для подделки заготавливался до того, как стало известно, какую именно картину необходимо фальсифицировать.
— Интересно, — продолжал директор, — кто же это такую дыру ему проделал?
— Моль, наверное, — пошутила я. Шутка удалась, Сергей Иванович рассмеялся и покачал головой:
— Ничего страшного. Как вы, наверное, заметили, у нас таких навалом, может, и еще один Булганин есть.
— Это не тот, который попал потом в антипартийную группу? — припомнила я что-то из истории.
— Он самый, — подтвердил директор.
— Булганин, Молотов, Каганович и… и… — замялась я. Память у меня, конечно, хорошая, но не до такой же степени.
— И примкнувший к ним Шепилов, — удовлетворенно закончил мой собеседник, — так во всех газетах и писали. Даже анекдот такой был. Вопрос: какая самая длинная в СССР фамилия? Ответ: и примкнувший к ним Шепилов.
— Вот Шепилова я и забыла.
— Удивительно, что остальных помните, — одобрительно покачал он головой, — я вижу, что ваша организация умеет подбирать кадры. Приятно поговорить с образованным человеком.
Не скрою, его похвала была мне приятна. Знал бы он только, какую организацию я действительно представляю.
— Знаете, Сергей Иванович, вы не первый в этом городе, к кому я обратилась с подобным предложением. И везде мне отвечали, что в период борьбы с культом личности, при Хрущеве, такие полотна были уничтожены. Как же вас миновала чаша сия?
— Очень просто. В те годы директором Дома культуры был один ортодоксальный сталинист. Он на свой страх и риск не стал их уничтожать, а потом это уже никого не интересовало.
— Понятно. Действительно, все просто.
Нужно было как-то мотивировать свой отказ осматривать другие картины. У меня, естественно, не было ни малейшего желания поднимать пыль в кладовке с риском заработать силикоз.
— Сергей Иванович, — задумчиво наморщив лоб, сказала я, — неважное, скажем прямо, состояние этого полотна навело меня вот на какую мысль: не следует ли нам с вами проводить дальнейший отбор картин в присутствии и при участии специалиста-художника. Я уверена, что некоторые полотна нуждаются в реставрации перед транспортировкой. Я опасаюсь также, что своими неквалифицированными действиями мы можем нанести им непоправимый урон. Он пожал плечами:
— Возможно, я в этом слабо разбираюсь.
Я так и думала, скорее всего он был партийным функционером. То есть человеком, который слабо разбирался во всем, кроме антипартийных группировок и собственной выгоды.
— У вас в Доме культуры, наверное, есть такой художник?
— Сейчас нет, — печально ответил директор, — штаты сильно сократили. Но, когда возникает необходимость, — оживился он, — мы приглашаем художника по договору. Очень квалифицированная женщина.
— И когда же возникает такая необходимость?
— Праздники, выборы и тому подобное. Как раз месяца полтора назад были какие-то выборы.
При их нынешнем изобилии упомнить, какие именно, никакая память не в состоянии.
— У вас есть ее координаты? — вкрадчиво поинтересовалась я.
— Есть, конечно. Но давайте я сам с ней поговорю.
— Нет, нет. Я должна предварительно проконсультироваться со своим руководством. Неудобно получится, если они пришлют своего специалиста.
— Да, пожалуй. Тогда пройдем ко мне в кабинет.
Выходя из Дома железнодорожной культуры, я держала в руках клочок бумаги, на котором под телефонным номером значилось: Назарова Зинаида Викторовна.
Вернувшись домой, я позвонила Троицкому.
Он дисциплинированно дежурил у телефона согласно моим указаниям.
— Лев Владимирович, такое имя, как Назарова Зинаида Викторовна, вам что-нибудь говорит? — спросила я без лишних предисловий.
— Назарова, Назарова, — прошептал он про себя, — что-то припоминаю. Кажется, есть такая художница, член Союза. А что?
— Ничего особенного. Можете, не привлекая лишнего внимания, узнать ее адрес?
— Очень просто.
— Сделайте это, пожалуйста, прямо сейчас и перезвоните мне.
— Хорошо, — охотно согласился он и положил трубку.
Едва я успела на скорую руку перекусить тем, что удалось обнаружить в давно не пополняемом холодильнике, как раздался звонок Троицкого:
— Таня, записывайте адрес Назаровой.
— Одну минуту, я возьму карандаш и бумагу. Давайте.
Троицкий продиктовал адрес и добавил:
— У нее есть еще мастерская. Ее адрес нужен?
— Еще как.
— Смурский переулок, шестнадцать.
— Спасибо, Лев Владимирович. На сегодня вы свободны. Ждите моего звонка завтра утром.
— Хорошо, до завтра.
— Всего хорошего.
Придется сегодня вечером нанести один непрошеный визит. И сделать это необходимо втайне от хозяев, вернее, от хозяйки. Но для этого необходимо должным образом подготовиться.
* * *
В подготовку входит обязательная консультация с магическими костями.
На этот раз выпало:
22 + 35 + 12
«Осторожно, Вы можете быть привлечены к суду за действия, нарушающие закон».
Своевременное предупреждение.
* * *
Смурский переулок представляет собой окраину города в самом его центре. Буквально в двух шагах от оживленных и ярко освещенных центральных улиц находится это скопление старых одно, редко двухэтажных, тесно скученных старых домов.
Интересующее меня строение имело три окна и вход из маленького дворика. Окна, что очень важно, просматривались с улицы.
Свой визит я запланировала часа на два ночи, но наблюдать за домом, сидя в машине, начала, как только стемнело. Мне, естественно, не хотелось, войдя в дом, обнаружить там спящих хозяев.
Сидеть в машине с десяти часов вечера до двух ночи — это, доложу я вам, не самое веселое в мире занятие. Но что делать — издержки профессии. Спасают термос, магнитофон и, внимание, открываю секрет профессии, памперсы. Да, да, обыкновенные детские памперсы. Дело в том, что объект слежки может не дождаться, пока вы разыщете внезапно понадобившийся вам туалет. А от этого может зависеть ваша жизнь. Выводы делайте сами. Правда, мужчины при наблюдении из автомобиля часто пользуются бутылкой из-под кефира, но женщинам-детективам это, увы, недоступно.
Все сказанное относится главным образом к детективам-индивидуалам. Службы наружного наблюдения государственных правоохранительных органов и служащие крупных частно-розыскных контор работают, как правило, группами и могут себе позволить отлучиться в поисках туалета. Правда, они и зарабатывают соответственно.
За время наблюдения в интересующее меня здание никто не вошел, свет в окнах не горел, поэтому в два часа ночи, в соответствии с планом, я подошла к двери.
Широко распространенный, так называемый «английский» замок производства тверского завода металлоконструкций, который, как я успела заметить, был единственной преградой на моем пути, с помощью самой примитивной отмычки открывается секунд за десять-пятнадцать, в зависимости от квалификации взломщика. Я, не очень торопясь, управилась за одиннадцать. Замки этого типа предназначены исключительно для предотвращения проникновения в помещение абсолютно честных людей.
Войдя внутрь и захлопнув дверь, я включила электрический фонарик, стараясь не попасть лучом в окно. На этой ошибке попалось больше грабителей, чем из-за всех видов охранной сигнализации, вместе взятых.
Обнаружив на окнах шторы, я старательно задернула их. Они были недостаточно плотными, чтобы можно было включить свет, но дополнительная преграда лучу фонарика помешать никак не могла.
Помещение, в котором я оказалась, было изрядно захламлено, бестолково меблировано и давненько не убиралось. Последнее обстоятельство повышало шансы на успешное завершение моего не совсем законного предприятия.
Мысленно разбив все помещение на квадраты, я принялась за поиски.
Примерно через полчаса выяснилось, что, помимо основного помещения, здесь имеется кладовка, отделенная занавеской из того же материала, что и шторы на окнах.
Сразу за этой самой занавеской, на сметенной в угол кучке мусора, я нашла то, что искала, — вырезанный в виде буквы Г кусок холста, закрашенный с одной стороны краской цвета хаки. Это был остаток мундира маршала Булганина.
