Ознакомительная версия.
– Потом Игорь хотел открыть свое дело, его семью знали в городе, заказчики звонили. Был тут один, пообещал поддержку, не вылезал от нас, в друзьях ходил – все сидели они за полночь, планы строили. Он и деньги достал под залог квартиры. А потом кинул нас, а Игорь как ребенок, и, главное, я говорила ему, а он не слушал, сам все знает! Ну, и прогорели мы в итоге, а деньги возвращать надо! Или квартиру отдавать. Покупатели косяком пошли, мы уже присматривать себе однокомнатную начали. А потом меня как толкнуло что-то: картины! Ведь можно продать картины! У них же не только по стенам, а и в ящиках полно – чертежи, рисунки в папках, ничего не разобрано. Мне Леонид Стоянович показывал коллекцию эскизов, рассказывал, я запомнила: студия ар-деко Александры Экстер в Киеве; театральные художники – Петрицкий, Вадим Меллер, экспрессивный конструктивизм, кубофутуризм; театр «Березиль», декорации, сценические костюмы, все такое. Для меня это было как филькина грамота, но в памяти застряло. Говорил, им цены нет, наследство от тетки, актрисы этого самого театра «Березиль». Особенно мне нравились наброски Меллера Нижинского для «Ассирийских танцев»…
Ну, порылась я в Интернете, нашла, почитала! И пошла потихоньку к знающему человеку, расспросила его. Оказывается, можно это продать за хорошие деньги. Я к Игорю, а он ни в какую! «Как ты можешь!» – кричит. Квартиру отдать можно, а «духовное наследие», видите ли, нельзя! А куда его девать в однокомнатной? И он ушел из дома. Вернулся утром, грязный, избитый, пьяный. Я чуть с ума не сошла, кричу, что случилось? Оказывается, на пешеходном мосту через реку на него напали и ограбили. Спрашиваю, как ты там оказался – молчит. И я поняла, что он пошел туда с моста бросаться! Он однажды сказал, что самый удачный способ самоубийства – броситься с моста. Летишь вниз и знаешь, что ничего уже нельзя изменить. У него вообще шутки странноватые были, до меня не всегда доходили. И все с таким серьезным видом, а я – дура дурой! И сразу моя жалость к нему прошла, как рукой сняло. Я барахтаюсь, а он руки на себя накладывает! Пусть лучше подохнем, а торговать наследием предков он не будет. Все на моих плечах, устранился. Больше мы об этом не заговаривали, он не протестовал, молчал. Ну, и продала я эти рисунки. Даже с какой-то радостью – вот тебе! Отбились от бывшего друга. Он очень удивился, не ожидал, что мы найдем деньги, уже эту квартиру на себя примерял. Сволочь! Известный человек, весь на виду теперь…
А с Игорем у нас все с тех пор пошло наперекосяк. Он перешел спать на диван, мы и разговаривать перестали. Дверь в кабинет закрыл, не заходит, как будто алтарь осквернили. Я осквернила! Меня такое зло взяло! Бросил на меня свои проблемы, я их разгребла, как могла, он ведь не протестовал, он же знал! А теперь не может на меня смотреть. Чистоплюй! И я поняла еще раз – все держится на женщинах! Все они вытягивают на своих плечах, у них выбора нет. В одиночку. Ему все легко доставалось – талант, хорошая семьи, ему никогда не приходилось выбирать, все за него решали. Бороться он не умел. То ли дело с моста…
Кристина так увлеклась, что стала колотить Шибаева кулачком по плечу.
– Слабак и трус! Я с утра на работу, а он дома на диване. И музыку отцов скупо гоняет. Я даже не знала, что он работу за границей ищет. Нашел в Португалии, оформил паспорт и лишь тогда сказал. Как гром с ясного неба. Я только и спросила: а как же я? Он плечами пожал, в глаза не смотрит. Ну, достаю я чемодан, вещи его, чуть не реву, но держусь, гордость не позволяет, а он говорит, не нужно! Я налегке. – Кристина смотрит на Шибаева, в глазах закипают скорые слезы. – Понимаешь, он ничего не хотел брать из старой жизни! И меня как стукнуло – меня он тоже не хочет! А я, идиотка, надеялась! Он на диване целый год спит, а я все надеюсь, вспоминаю, как он меня цветами заваливал и на любом клочке рисовал, даже на салфетке в ресторане! Не нужна. Не простил. Слабак, а прощать не умеет. Не нужна я, там новую найдет. И в аэропорт не позволил ехать, сказал, не люблю, когда провожают. Позвонил уже оттуда, что долетел нормально, устраивается, будет звонить, а телефон свой не дал. И все. Позвонил еще три раза – всего три раза – на мои дни рождения, да лучше б вовсе не звонил… И за все время не прислал ни копейки! А тут одна квартира… знаешь, сколько коммуналка теперь стоит? А одеться?
Наступило молчание. Шибаев гладил Кристину по спине, не зная, что сказать. Да и что скажешь? Он догадался, что она продает картины, жить-то надо! И это ее мучает, и ее жалобы на мужа – просто попытки оправдаться.
Ему вспомнилось, как Инга[3] однажды назвала Кристину принцессой. Она сказала: «Я таскалась за вами следом, подыхая от ревности, а вы шли, никого вокруг не видели, держались за руки и целовались. Она была такая красивая, я называла ее принцесса Кристина». Она спросила, что стало с Кристиной, и Шибаев придумал, что принцесса растолстела и у нее трое детей. «Неужели трое?» – не поверила Инга, заглядывая ему в глаза и пытаясь понять, не шутит ли.
Принцесса Кристина сидела у Шибаева на коленях и плакала о своей загубленной жизни. Выплакивала обиды на мужа и судьбу. А он думал об Инге. Инга, любовь моя… Он помнит, как они встретились – столкнулись случайно, и он не узнал в красивой сероглазой женщине малышку с большими бантами, которую помнил смутно. Помнит, как она пришла к нему… в своем платье в белые цветы… готовила завтрак на его кухне… Помнит их последнюю встречу в Нью-Йорке, когда она бросилась к чужому мужчине, словно искала спасения от него.
Они оба, Кристина и Шибаев, жили в прошлом, каждый в своем, и оно для них не закончилось и не отболело. Они готовы были броситься в него как в омут головой, прекрасно зная, что добром это, скорее всего, не кончится. Ну и пусть!
И при всем этом они любили друг друга! Возможно, это не любовь, а нечто другое – доверие, близость, радость возвращения, тоска и ностальгия по детству. Плюсквамперфект. Давно прошедшее время. Или все-таки любовь? Какая-то из ее разновидностей. Одна и та же река со светлыми обманными водами…
– Я его ненавижу! – горячо произнесла Кристина, и Шибаев подумал, что она говорит о муже, но ошибся. – Как таких земля носит? Сейчас отовсюду полезла такая мерзость и подлость, предают, продают, убивают… Когда Игорь уехал, он ко мне подкатывался как ни в чем не бывало, представляешь? Звонить стал, я сначала относилась к этому спокойно, а однажды не выдержала и закричала: «Чтоб ты сдох, подонок! Ненавижу!» И еше разное кричала, сама не своя была, даже испугалась, и он отстал, не звонит больше.
Кристина замолчала, только дышала влажно ему в шею. Потом сказала:
– Сашенька, не обижайся! Я никому никогда… понимаешь? А ты родной, я тебе все могу сказать, как будто мы снова школьники, да? Если бы ты только знал, как я тебя любила!
Он чувствовал так же. «Как будто мы снова школьники…»
Они целовались. Кристина всхлипывала и смеялась, сидя на коленях у Шибаева, болтала ногами, сбросила расшитые бисером шлепанцы, обнимала и обвивалась вокруг него, покусывала за мочку уха. Кончилось тем, что Шибаев поднялся с Кристиной на руках, отшвырнул попавший под ноги шлепанец и стремительно вылетел из кухни…
– Забыла тебе сказать!
Они снова сидели на кухне, пили кофе. Кристина еще более растрепанная, в розовом халатике-кимоно, босая. С шальными глазами и яркими малиновыми пятнами на скулах.
– Забыла тебе сказать, приходил мой сосед по даче, отставник, склочник страшный, требует, чтобы я прекратила «самодеятельность по скелету». Мол, кому надо, этим занимаются, и нечего всяким сомнительным личностям соваться и порочить память генерала Савенко. Пригрозил, что натравит Совет ветеранов. Я ему говорю, при чем тут ваш генерал, я хочу знать, кто эта женщина, я хочу похоронить ее, раз уж так получилось, раз уж такое выпало мне счастье. При чем тут ваш генерал? Это мой участок, в конце концов, что хочу, то и делаю. И узнал же, проныра! Видел бы ты его собаку! Ужас!
– Я был у него, – сказал Шибаев. – Он мне тоже пригрозил. И собака… была недовольна. А жена…
– Я знаю ее! – перебила Кристина. – Славная такая, всегда здоровается первой, всегда скажет что-нибудь приятное. Зоя Владимировна…
– Славная, – согласился Шибаев. – Рассказала, что у генерала была подруга, женщина в белом платье и белых туфельках, она их видела вместе однажды на даче.
– И отставник об этом, конечно, знает! Вот почему он орал про осквернение памяти!
– Возможно.
– Ты думаешь, это… она? – Кристина смотрела на Шибаева испуганными глазами.
Он невольно рассмеялся.
– Ничего я не думаю. Рано еще думать.
– Собираешь оперативную информацию? – догадалась Кристина.
– Любишь детективы читать? – спросил он вместо ответа.
– Люблю! А что? Только твоего Чейза не люблю, там всегда плохо кончается.
– А ты любишь детективы с хорошим концом? Всех убили, но убийц нашли, и все поженились, да?
Ознакомительная версия.
