— Да нет, вы не поняли. Убил не он. Он нанял наемного убийцу. Якобы, — вовремя поправился Гордеев, потому что Евгений Георгиевич вытаращился на него такими невообразимыми глазами, что Юрий подумал о реальности выпадения их из орбит.
— Нанял убийцу?! Час от часу не легче… Нет. Он на такое тем более не способен. Вы что? Да и зачем?
— Вот я, собственно, и хотел поинтересоваться, если вы в курсе дела, конечно… Какие отношения были у Соболева с Колодным? Была у него причина убивать адвоката или нет?
— Ну, я не знаю. Я, вообще-то, мало что знаю об их отношениях. Знаю, что знакомы были. И, по-моему, достаточно близко. Но никаких подробностей.
— А при вас он говорил что-нибудь про адвоката? Как-нибудь о нем отзывался? Разъяренным вы его никогда не видели?
— Михаила Васильевича разъяренным?! — воскликнул заместитель. — Нет, никогда в жизни я не видел его разъяренным. Его вообще трудно вывести из себя. Он на редкость спокойный, уравновешенный человек. Ему, если хотите знать, нужно идти в шоу «Кресло», деньги зарабатывать…
— Ну, — протянул Гордеев, которому уже порядком надоели все эти восхваления. — Согласитесь, что у Соболева и без «Кресла» денег предостаточно.
— Да, но это я так, к слову… Образно выражаясь, — смутился заместитель.
— Ну, так как с Колодным дела обстояли? Какие у них были взаимоотношения?
— По крайней мере, насколько мне известно, — доверительно проговорил Евгений Георгиевич, — бизнесу он не мешал нисколько. Возможно, даже способствовал.
— А поточнее?
— Понимаете, свои личные проблемы Михаил Васильевич со мной не обсуждает. Не так воспитан.
— Хорошо. А как Соболев отреагировал на смерть Колодного?
— А вот этого я не знаю. Михаил Васильевич не успел поделиться со мной своими впечатлениями.
С минуту Гордеев молчал. Он понял, что разговор с этим человеком бесполезен. Он либо действительно ничего не знает, либо не хочет говорить.
— Скажите, — предпринял последнюю попытку Гордеев. — Вы хотите, чтобы Соболева выпустили на свободу?
— Странные вопросы вы задаете, — обиделся Евгений Георгиевич. — Намекаете на то, что я хочу его подсидеть? Между прочим, если бы я даже и хотел, у меня ничего бы не вышло.
— Почему? — насторожился Гордеев.
— Ну, — слегка замялся Евгений Георгиевич. — Не такой я человек. У меня сила воли слабая, если можно так выразиться. Не могу на себя слишком большую ответственность брать, понимаете. Замом работать, это пожалуйста. Но чтобы генеральным директором! Нет, мне самому этого не нужно. Тут нужна масштабная личность, инициативная! Вот именно такая, как Михаил Васильевич. Это такой человек!..
— Ясно, — перебил его Гордеев и разочарованно покачал головой. — Я, собственно, ни на что и не намекал. Я просто хотел сказать, что, если вы действительно хотите, чтобы Соболева быстрее освободили, то лучше бы вам рассказать мне все, что вы знаете.
Евгений Георгиевич с недовольным видом откинулся на спинку кресла.
— Вы говорите со мной, как с — он не мог подобрать нужное слово. — Как с ребенком, который ничего не понимает в этой жизни. Нет. Даже не как с ребенком. А Так, как будто вы меня в чем-то подозреваете! Как будто это я сейчас нахожусь на скамье подсудимых, и от того, что я сейчас скажу, будет зависеть, скостят мне срок заключения или нет! — у него дернулись губы, и ручка, выскочив из теребящих ее пальцев, упала на стол.
«Уф, какой нервный», — подумал Гордеев.
— Нет, поймите, я нисколько не хотел вас обидеть, — поспешил он. — Просто я адвокат, и мне нужно знать о моем подзащитном как можно больше.
— Я понимаю, — сдержанно ответил Евгений Георгиевич. — И я вам уже рассказал все, что я знаю. Чего я не знаю, я, естественно, вам поведать не могу. У вас будут еще какие-нибудь вопросы ко мне?
Сказано это было таким тоном, что Гордеев понял: тут ему ловить больше нечего. Он сухо попрощался с замом Соболева, испросил у него разрешение поговорить еще кое с кем из людей, наиболее приближенных к генеральному директору, на что Евгений Георгиевич усмехнулся и направил его к секретарше Соболева Динаре.
Темноволосая, волоокая Динара, судя по всему, наследница великих татарских ханов, облаченная в тончайшего шелка блузку и обтягивающие брюки с лайкрой, положив ногу на ногу, устремляла томные взгляды в окно. Перед ней стоял компьютер, который казался чем-то лишним, поскольку вообразить, что Динара станет заниматься чем-то утомительнее маникюра, представить было трудно.
«Вот уж ни за что не поверю, что Соболев не делал никаких поползновений в сторону этой красотки, — подумал Гордеев, глянув на секретаршу. — Да все его Ульяны Старостины, вместе взятые, и в подметки ей не годятся. И этот старый шаловливый зам, сатир чертов, небось не раз подваливал к красотке! Да, такую хочется взять за тонкую талию, посадить рядом с собой на ретивого коня и умчать в бескрайние степи. Там тайно обручиться, ходить на охоту и воспитывать общих детишек. Красота!» Не чуждая романтике душа Гордеева, воспитанная главным образом на книгах о мушкетерах и древних ирландских сагах (ну и, конечно, на Уголовном кодексе тоже, чем вам не романтика?), страстно возжелала подвигов и лишений, которые нисколько не страшили его, ради воплощенного идеала — секретарши Динары. Удивительно, что порою делает с мужчиной женская красота…
На минуту Гордеев даже забыл, зачем он пожаловал сюда. Но в этот самый момент впечатление немного подпортилось. Динара достала сигарету и закурила. В самом деле, где это видано, чтобы воплощенная красота, женственность и чистота оскверняла свои уста проклятым никотином? Чары были развеяны. Гордеев вспомнил, что он молодой преуспевающий адвокат, на котором камнем висит чертово дело об убийстве. Адвокат, а не средневековый рыцарь. Вспомнил он и зачем здесь находится, и уверенной походкой направился к столу, за котором сидела Динара.
«Чего это я? — успокаивал себя Юрий. — Да вовсе она и не так уж хороша, как показалось сначала. Нос с горбинкой, лобик маленький, не очень привлекательная родинка около губы… Кстати, под носом пробиваются небольшие усики».
— Добрый день, — несколько хриплым голосом произнес Гордеев.
Динара, не поворачивая головы, вскинула на него взгляд, протянула изящную руку к графину с водой и спросила:
— Воды?
— Да, будьте добры, — откашливаясь, сказал он.
После выпитого стакана Юрий, наконец, представился:
— Юрий Гордеев, ад…
— …вокат, — закончила вместе с ним Динара.
— Вам известно?
— Да. Евгений Георгиевич предупредил меня по телефону.
— Хорошо. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Сколько угодно, — обворожительно улыбнулась Динара. — Я вас слушаю.
— Расскажите про Соболева. Какой он человек? Какие у вас с ним отношения? — начал Гордеев.
Динара откинулась на спинку кресла, взгляд Гордеева тут же опустился чуть ниже, где вздымалась под ее шелковой блузкой грудь изумительной формы.
— Михаил Васильевич — замечательный человек, — начала она. — Он, по-моему, замечательный во всех планах. И как директор, и как собеседник, и как семьянин, и просто как человек. У меня иногда складывается впечатление, что он состоит только из одних положительных качеств. По крайней мере, я вижу его таким на работе. Очень близко я его не знаю, назвать другом, само собой, не могу и поэтому не берусь утверждать, что он — идеал, что в нем нет ничего отрицательного. С этой стороны его наверняка хорошо знает только жена. — Динара усмехнулась. — Все-таки столько лет вместе прожили. А здесь, на работе, он — очень хороший. Добрый и веселый. Относится ко мне, как к младшей сестре. Вот, пожалуй, что я могу сказать о нем. Скажите, а вы у него уже были? Как он там?
— Н-нет, — замялся Гордеев. — Дело в том, что меня наняли его родственники. Я, по правде сказать, еще у него не был.
— О, это был просто кошмар, — она закатила глаза. — Я прихожу на работу к десяти часам. А Михаил Васильевич намного позже. Его рабочий день может начаться и в двенадцать, и в час, и в два, все зависит от того, есть ли у него в этот день важные дела или встречи. Поэтому я не особенно волновалась, когда в одиннадцать часов его еще не было на работе. А к двенадцати сюда уже стали стекаться люди. И действительно, я ведь знала, что на этот день, начиная с двенадцати, у него назначено несколько важных встреч. Я тогда попросила, чтобы Евгений Георгиевич принял кого-нибудь, а сама решила позвонить Михаилу Васильевичу домой. Но дома трубку никто не брал. Тогда я позвонила на сотовый телефон. Он был отключен. Вот тут я действительно начала волноваться. А потом меня вызвал к себе в кабинет Евгений Георгиевич, он был бледный как мел, и я поняла сразу, что случилось что-то ужасное. Позвонила жена Михаила Васильевича и сказала, что его арестовали. Нам пришлось отложить на неопределенный срок все важные проблемы, важные встречи. Сначала мы ходили вообще как в воду опущенные. Но ведь надежда всегда есть, правда? Вы ведь ему поможете? — Она наклонилась вперед, к Гордееву, и Тот заметил краешек ее белоснежного бюстгальтера в разрезе блузки.
