Словно из далекого тоннеля до неё смутно донеслось эхо чьих-то голосов, невнятный рокот Она все силилась разобрать слова, но вначале не слышала ничего, кроме невнятного бормотания. - Вы меня слышите? - голос стал громче и теперь она поняла, - Мадам, вы меня слышите?
Сопротивляться было бесполезно - её против воли тащили наверх, где ждала её боль, и в отчаянии она слабо застонала. Она испытывала адские муки - все её несчастное тело болело и ныло, будто в нем не осталось ни единой целой косточки. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью, а когда она попробовала слабо пошевелиться, то чуть не закричала от нечеловеческой боли. Ей удалось приоткрыть глаза, но жалобно застонав, она поспешно прикрыла их рукой, отвернувшись от окна. Даже слабый свет заходящего солнца после полной темноты показался ей ослепительным.
- Эй, кто-нибудь, задерните шторы! - приказал сидевший у изголовья кровати незнакомый мужчина. - Свет режет ей глаза
Наконец к её облегчению комната погрузилась в приятный полумрак. Утонув в высоко взбитых подушках, она машинально потрогала болевший лоб и отдернула внезапно задрожавшую руку, когда нащупала небольшую шишку. Ранка немного саднила, но она никак не могла вспомнить, откуда она взялась. Немного поморгав, она заметила, как неясная тень над ней постепенно приобрела четкие очертания пожилого мужчины с седой бородой. Пышные усы, казалось, посеребрил иней, глубокие морщины свидетельствовали о том, что он уже далеко не молод. Безжалостные годы, однако, оказались бессильны притушить молодой огонек в серых глазах, где и сейчас плясала смешинка. Очки в железной оправе придавали ему довольно строгий вид, но и они не могли скрыть живой блеск глаз.
- А я уж было подумал, что вам, моя дорогая юная леди, явно не по душе наше общество. Если позволите, меня зовут Пейдж, доктор Пейдж. Меня пригласили сюда понаблюдать за вами.
Она уже приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но голос ей не повиновался, из него вырвался неясный хрип. Девушка провела шершавым языком по растрескавшимся губам и доктор, сообразив, что она умирает от жажды, потянулся за стаканом с водой, который подала негритянка. Обняв её за плечи одной рукой, он приподнял беспомощное тело и поднес стакан к её губам. Когда она напилась, он вновь бережно опустил её на подушки и положил мокрую, холодную тряпку на её вспотевший лоб. Боль немного отступила и теперь она могла уже без особых усилий смотреть, не мигая.
- Как вы себя чувствуете? - добродушно спросил он.
Вместо ответа она слегка нахмурилась и обвела комнату вопросительным взглядом. Она лежала на необъятной кровати, укрытая покрывалом, под спину ей подложили подушки. Над её головой висел изумительной работы балдахин бледно-розового шелка с вышитыми по нему розами, которые казались живыми. Стены комнаты были сплошь покрыты розовыми и бледно-желтыми цветами, их краски весело сверкали на фоне изумрудно-зеленой травы, и лишь кое-где в этом разноцветье мелькал коричневый мазок. Шторы на окнах были тоже нежно-розовыми, как утренняя заря, украшенные по краям роскошной бахромой и забавными ярко-зелеными кисточками. В углах тут и там стояли кресла, обитые пестрой тканью в цветочек.
Комната была очаровательна - большая, светлая, роскошно обставленная, но все же она почувствовала себя неловко, словно попав сюда из совершенно другого мира. Все вокруг было ей незнакомо. Ничего этого она прежде не видела - ни картин, ни мебели, даже стакан, из которого она пила, был ей незнаком. Даже теплая фланелевая сорочка, которая была на ней, и ту она не могла узнать, что же говорить о людях, которые смотрели на неё из всех углов?! Две пожилые леди рука об руку замерли у плотно занавешенного окна, а рядом с ними - огромная негритянка в белоснежном накрахмаленном переднике и таком же ослепительном чепце с оборками, она выпрямилась во весь рост за стулом, на котором примостился доктор. За их спиной другой мужчина, помоложе, уставился на пламя в камине. Но лица его не было видно, а чтобы его разглядеть, ей пришлось бы повернуться на бок, но при одной мысли об этом все её мышцы свело болью. Единственное, что она смогла разглядеть, это темные, густые волосы, белую шелковую рубашку и темно-серые брюки, которые были на нем. В ней зародилось невольное любопытство, ведь по сравнению с другими, которые, не стесняясь, разглядывали её, как диковинного зверя, только он один не сделал ни малейшей попытки повернуться к ней.
Молоденькая чернокожая служанка осторожно поскреблась в дверь и направилась к её постели, с трудом удерживая поднос, на котором красовался фарфоровый чайный сервиз и большая чашка бульона. Доктор Пейдж протянул ей чашку.
- Выпейте, если сможете. Это придаст вам сил.
Ей взбили подушки, чтобы она смогла сесть поудобнее. Сделав небольшой глоток, она снова обвела комнату удивленным и непонимающим взглядом.
- А как я сюда попала?
- Несчастный случай - вы чуть не попали под экипаж, - объяснил доктор Пейдж. - Вас привезли в этот дом после того, как вы упали с лошади.
- С лошади?! А что с ней?
И вновь возникла маленькая пауза. Внимательно вглядевшись в её лицо, доктор все-таки решил ответить:
- Мне очень жаль, но её пришлось пристрелить.
- Пристрелить? - Она лихорадочно рылась в памяти, но тщетно. Утихшая на время боль в голове вновь напомнила о себе с такой силой, что ей показалось, будто голова вот-вот лопнет. Она судорожно сжала ломившие виски дрожащими пальцами. - Не помню, ничего не помню.
- Вы довольно сильно ударились, дорогая. Не волнуйтесь ни о чем, просто отдыхайте и набирайтесь сил. Память вернется к вам, я обещаю.
Ее глаза растерянно обежали комнату в тщетной надежды уцепиться хоть за что-нибудь знакомое.
- А где я?
- Вы в Белль Шене ... - Доктор Пейдж заглянул ей в глаза, - Поместье Эштона Уингейта.
- Эштона Уингейта? - Она растерянно уставилась на него широко распахнутыми, недоумевающими глазами. От неё не укрылось, что в комнате мгновенно воцарилась напряженная тишина, как будто все замерли, ожидая, что она скажет.
Мужчина в серых брюках с грохотом отставил в сторону кочергу, и она невольно перевела на него взгляд. Непонятно почему, вдруг острое чувство надвигающейся опасности охватило её ещё до того, как она увидела его лицо. Силы вдруг оставили её. Вся дрожа, она поникла на постели, глядя, как он направился в её сторону. Сколько она не рылась в собственной памяти, все же она была не в состоянии понять, что в этом человеке так встревожило её. Мужественный, четко очерченный профиль, должно быть, заставлял трепетать не одно женское сердце. Тем не менее её собственное при виде незнакомца вдруг будто обратилось в кусок льда. Мужчина остановился в двух шагах от её постели, его испытующий взгляд лишил её последних сил и, заглянув в его дымчато-карие глаза, она резким движением отставила в сторону чашку, так что та задребезжала ,и все изумленно переглянулись.
На губах незнакомца играла странная улыбка.
- До сих пор не могу поверить в это чудо, любимая - ты вновь вернулась ко мне! Но я безмерно благодарен судьбе за эту милость.
Она испуганно взглянула на него, подозревая, что кто-то из них двоих сошел с ума. Вначале ей показалось, что он мертвецки пьян. Но потом она отбросила эту мысль - на вид он выглядел абсолютно трезвым, впрочем, он вообще не был похож на пьяницу. Кроме того, он держался со спокойным достоинством, что выдавало в нем человека, который вполне уверен в себе. Так почему он обращается к ней, будто они знакомы давным-давно?
Если у Эштона к тому времени и оставались какие-то крохи сомнений относительно этой девушки, неизвестно, как и почему вдруг оказавшейся на его пути глухой ночью, то теперь они мгновенно рассеялись, стоило только ему вновь заглянуть в эти незабываемые изумрудно-зеленые глаза. За всю свою жизнь он не видел ни у одной женщины таких необыкновенных глаз - лишь у своей жены.
- Только попробуй представить, что я пережил прошлой ночью, когда ты, можно сказать, свалилась мне на голову! Три года, три бесконечно долгих года я был уверен, что тебя нет в живых, и вот теперь ты вдруг возникаешь из небытия словно по мановению волшебной палочки. Боже милостивый, ты даже вообразить не можешь, до чего же я счастлив, что перестал быть вдовцом ...
Стало быть, это она сумасшедшая! Иначе и быть не может. Все эти люди вряд ли стали бы так спокойно слушать тот бред, что он несет, если бы это не было правдой! Ее трясло, как в лихорадке. Она отчаянно зажмурилась и принялась лихорадочно напрягать все свои силы, чтобы отыскать в ускользающей памяти крохотный уголок, где бы ей можно было хоть ненадолго укрыться от выпавших на её долю страданий. Охваченная ужасом при мысли о собственном безумии, она уже не могла сдержать паники. Крупная дрожь сотрясала худенькое тело. Кровь бешено пульсировала в висках, боль росла с каждой минутой и тошнота подкатила к горлу. Боже, что за пытка! Она корчилась на кровати, судорожно обхватив голову руками и крепко зажмурившись, словно пытаясь всеми силами отгородиться от этого чужого, враждебного мира.
