у тебя уже был мой вирт… Лейн, почему ты продолжал это делать? Зачем?! Объясни мне, черт возьми! – последние слова она выкрикнула ему в лицо.
Повисла долгая пауза. Он не отвечал. У нее ничего не выйдет. Не стоило и пытаться. Но когда молчание стало невыносимым, Лейн заговорил:
– Потому что я хочу тебя. Тебя, – его голос дрогнул, – а не виртуальных запрограммированных кукол, пусть и с твоей внешностью. Потому что стоит хоть однажды испытать это по-настоящему… Изучать тело, наблюдать за реакцией, угадывать, что тебе понравится, дарить наслаждение – и видеть, как ты отзываешься… – Лицо Лейна приняло такое мечтательное выражение, что захотелось размахнуться и влепить оплеуху. Чтобы опомнился. – Достаточно испытать это однажды – и вирты будут казаться скучными.
Испытать это однажды… У Тринни холодок пробежал по спине. Она читала, что так все и начинается. Тех, кто попробовал вживую, нормальный секс потом уже не интересует. Извращенец! Ее официальный парень – извращенец. Ужас! Пожалуй, лучше сменить тему. Иначе она просто свихнется.
– Как ты вообще смог взломать «Виртиссимо»? – спросила Тринни. – Уму непостижимо!
Лейн рассмеялся.
– Ты шутишь? Взломать «Виртиссимо» невозможно. И даже если бы такой умелец нашелся, от него в считанные секунды осталась бы лужица… Корпорации бы из-под земли его достали и стерли в порошок. Только бы никто не сомневался, что «прайвиси» неприкосновенно.
– Тогда… как?
– Я и сам не знаю. Я не собирался ничего такого… Вы в тот день были на работе, Ая попросила подождать мастеров-установщиков. А мне что, трудно? Дома никого не было. Мастера опаздывали, я стал рассматривать машину и увидел, что она не закодирована.
– И?
– Это было так странно… Машины же всегда кодируют. Я не удержался и запустил в нее программу-шпиона. Прости. Я не должен был…
– Что еще за шпион? – нахмурилась Тринни.
Лейн рассказывал совсем не то, что она планировала услышать. Значит, или он врет, или она ошиблась.
– Он позволяет… – Лейн замялся, – видеть. Наблюдать, понимаешь?
Наблюдать?!
– Ты… Ты!.. – задохнулась Тринни.
Наблюдать. Как это гадко, нет слов! Ее официальный парень не просто извращенец, а извращенец в квадрате. Тринни помолчала, стараясь взять себя в руки.
– И откуда у тебя та программа? – уже спокойнее спросила она.
– Написал на заказ. Она пользовалась спросом. Ну, знаешь, кому-то нравится наблюдать, кому-то – чтобы за ним наблюдали. Да не смотри ты на меня так! Без разрешения хозяина ее невозможно установить. Всё было с согласия клиента.
– Я что-то не помню, чтобы давала согласие.
Лейн опустил глаза.
– Я потом хотел ее убрать. Приходил специально. На следующий день. Но машина была уже закодирована…
Вот как. Оказывается, он дважды был в ее доме, несчетное количество раз – в ее постели, а она и не знала.
– И как же ты научился управлять виртами?
– Ты мне расскажи, Тринни.
– Что это значит?
– Я не знаю, как управлять виртами. Вернее, не так. Невозможно управлять виртами. Это программы. Они создаются, а потом начинают работать сами по себе. Вмешаться не получится никак. Всё, что происходит между человеком и виртом, остается между человеком и виртом. Иначе чего бы стоило наше «прайвиси»? Но однажды, когда я… – он снова замялся, – смотрел… Там был сюжет про яхту и молодого капитана…
Тринни вспыхнула. Тот сюжет она помнила очень хорошо – первый, который она испытывала на новой машине.
– Короче говоря, я вдруг провалился. И всё стало осязаемо… Это я был там, в каюте. Это я касался тебя, я…
– Достаточно! – перебила Тринни. Слушать подробности не хотелось. К тому же история начинала выглядеть странно, тут запросто можно было совсем запутаться. – И как часто ты «проваливался»?
– Раз десять. Может, больше. Знаю одно: от меня это никак не зависело.
– И от кого же зависело?
Лейн одарил ее красноречивым взглядом. Ясно. Он уверен, что она во всем виновата. Очень удобный подход – с больной головы на здоровую.
Тринни задумалась. То, что рассказал ее официальный парень и тайный любовник, было неожиданно. Новых вопросов появилось куда больше, чем было получено ответов. И она с ними обязательно разберется. Потом. А сейчас…
– Ты сделаешь для меня кое-что, Лейн. Ты же не хочешь сесть в тюрьму лет на тридцать за нарушение чужого «прайвиси».
Она думала, что после всего, что он ей сделал, сказать это будет легко. Он сам виноват. Он заслужил.
Но только произнесла – и почему-то стало противно. Она была противна сама себе.
Ая считала, что у Тринни было тяжелое детство. Поэтому и перебарщивала с заботой, словно пытаясь компенсировать ей недополученные радости. Сама Тринни так не думала. Детство как детство. Ну интернат. Вернее – три разных интерната, по которым малышню тасовали будто колоду карт. Но не было там ничего такого, о чем любят писать в слезливых историях. Никто ее не обижал: ни воспитатели, ни другие дети. Ни в чем не было нужды: еда, одежда, игрушки – всего хватало.
И все же каким-то образом она умудрилась из вполне благополучного детства вынести принцип: всегда гни свою линию, а если тебе неловко – засунь свою неловкость сама знаешь куда!..
В работе это очень помогало. Поможет и сейчас.
Тринни вскинула голову и решительно продолжила:
– Хотя… Полтора года регулярных нарушений… – она сделала театральную паузу. – Я бы на твоем месте не рассчитывала на тюрьму. Думаю, присяжные линчуют тебя прямо в зале заседаний.
Если она и преувеличивала, то совсем немного. Так уж исторически сложилось. Лет сто назад, когда выяснилось, что информационный гигант Гогл собирает и обрабатывает частные данные своих пользователей (вплоть до личной переписки и разговоров в приватных видеочатах), возмущенные люди вышли на улицы. Они громили офисы компании по всему миру, а руководителей и владельцев – человек двадцать – рассвирепевшая толпа жестоко казнила на площади. Впрочем, рядовым сотрудникам тоже досталось, как всегда бывает в таких случаях. Лес рубят – щепки летят. Гогл-погромы не стихали еще несколько лет.
Корпорации воспользовались шумихой, чтобы свергнуть правительства по всему миру и захватить власть, пообещав разгневанному электорату навсегда покончить со слежкой и не вторгаться в частную жизнь людей. Это, пожалуй, было первое за всю историю человечества правительство, которое сдержало предвыборное обещание.
С тех пор нарушения «прайвиси» караются самым строгим образом. Серьезно, лучше бы Лейн ее убил, чем вторгся в ее сексуальные забавы. За убийство вышел бы лет через двадцать.
– И как ты собираешься это доказать? – невозмутимо спросил Лейн.
– Ты забываешь: я юрист, – гордо парировала Тринни. Ну ладно, не юрист, а младший помощник юриста,
