года удавалось скрываться от правоохранительных органов, но она не сумела сложить два и два, увязать эту историю с новым полицейским. Ее взгляд переместился на Гейба.
Внезапно все стало на свои места. Она поняла то, что увидела в его глазах. И она была права. Он — поврежденный товар. Да еще какой поврежденный.
Сильвер слушала новости, но смотрела на него. Она была опытным наблюдателем — животных, людей и прочего. Она инстинктивно замечала, как они двигались, разговаривали, как их эмоции трансформировались в их позы, как это заставляло их ставить ноги, оставлять следы. Именно таким образом она часто могла отличить следы ног одного жителя поселка от другого, даже не анализируя, почему. Более того, она часто могла сказать, что они делали, даже думали, когда оставляли эти отпечатки.
В кожаной куртке-бомбере и выцветших джинсах, Гейб Карузо в эти минуты совсем не был похож на полицейского. Волосы взлохмачены, подбородок и щеки поросли темной щетиной, шейные мышцы агрессивно напряжены. Сильная шея. Сильный человек.
Ей нравилось то, что она видела, — даже слишком. И вновь по ее животу разлилось тревожное тепло. Рядом с этим мужчиной она отнюдь не чувствовала себя в безопасности… вовсе нет.
Она проглотила комок в горле и придвинула к Гейбу табурет. Ближе, чем было необходимо, достаточно близко, чтобы ощутить исходящее от него напряжение, похожее на подрагивающий жар от асфальта на дороге в пустыне. Она отметила, как он сжал пульт от телевизора в руке, причем сжал так, что костяшки пальцев побелели. В другой руке он держал бокал с пивом. «Его он сжимает с такой силой, что того гляди раздавит, — подумала она. — Может, убрать его или напомнить ему, что у него в кулаке хрупкое стекло».
Она перевела взгляд на телевизор. На экране появилось еще одно изображение Гейба. Снимок был сделан год назад, он стоял рядом с одним из гробов. На костылях, в парадном красном мундире, поверх на коротко стриженной голове чуть набекрень сидит «стетсон», на лице — отсутствующее выражение. Глаза темные, пустые.
Ведущий напомнил зрителям, как сержант преследовал Стайгера на снегоходе, как он помчался за ним в ту роковую ночь в самую круговерть метели. Завязалась перестрелка и рукопашный бой, в результате чего Гейб получил серьезные ранения, прежде чем ему удалось обезвредить Стайгера с помощью электрошокера.
В новостях говорилось о том, что Гейб быстро продвигался по карьерной лестнице и согласился на должность сержанта в Уильямс-Лейке, чтобы быть рядом со своей ныне покойной невестой. Учитывая это, получается, он явно был недоволен назначением в Блэк-Эрроу-Фоллз. Для него это был карьерный тупик.
Сильвер догадалась — все, что имело для Гейба какое-то значение, лежало в гробу на этом снимке. Новостная программа продолжилась, на экране снова появилась ведущая, и Сильвер ощутила, как гнев вскипает в ее венах. Она знала, на что похожа такая пустота.
Все, что имело значение для нее самой, было погребено под небольшой пирамидой из речных камней к северо-западу от городка, в Ущелье Росомахи. Эти камни она складывала собственными окровавленными руками.
Сильвер разрывалась между негодованием по поводу того, что КККП прислала к ним того, кто не хотел быть здесь, и состраданием к человеку, морально убитому потерей невесты и рухнувшей карьерой. Человеку, чья жизнь пошла прахом. Блэк-Эрроу-Фоллз заслуживал лучшего к себе отношения.
Как и сержант Габриэль Карузо.
В КККП, скорее всего, просто избавились от достойного полицейского, если судить по его послужному списку, который только что высветился на экране. Что, разумеется, не вызвало у Сильвер большей симпатии к федеральному начальству. Зато этот человек неожиданно перестал быть ее врагом.
Или все же оставался им?
Она оторвала взгляд от телеэкрана, чтобы украдкой взглянуть на его суровый профиль. Такому человеку, как он, будет что доказать. И если детективу отдела по расследованию тяжких преступлений из большого города заняться в Блэк-Эрроу-Фоллз больше нечем, он мог запросто начать рыться в папках нераскрытых дел.
И рано или поздно он выйдет на нее.
Новости закончились, но Гейб продолжал сидеть, тупо глядя на плазменный телеэкран. Сама не зная, зачем она так поступает, Сильвер протянула руку и осторожно вынула пульт из его пальцев.
— Они неправильно преследуют его, — произнесла она, приглушив звук, и положила пульт на барную стойку.
Гейб резко посмотрел на нее.
— Что?
— Я о Лесовике. Им его не поймать.
Внезапно он подался вперед и весь напрягся. В его прищуренных глазах вспыхнул неподдельный интерес.
— Почему вы так сказали?
— Потому что они преследуют его как беглеца, пустившегося в бега.
— Но он и есть беглец.
— Нет, — тихо возразила она. — Этот человек не беглец. Он никуда не убегает. Он хищник. Он снова вышел на охоту.
— Откуда вы это знаете?
— По поведению прирожденных хищников. Они охотятся. И когда они ранены и загнаны в угол, они не убегают. Они просто становятся более опасными. Они идут на тебя… нападают.
Мускул на его челюсти начал подергиваться.
— И как бы вы выследили его?
— Точно так же, как я выслеживаю любого хищника.
Гейб покачал головой.
— Нет. Даже не думайте. Стайгер — пограничный гений, хитрый стратег. Этот тип — не животное. Он хитрый психопат.
— Именно это и делает его похожим на животное. Очень умное и очень опасное.
Гейб одним глотком допил остатки пива, со стуком поставил стакан на стойку и поднялся на ноги.
— Не обманывайте себя, Сильвер. — Он указал на экран телевизора. — Вам никогда не выследить этого человека. Наши парни охотились за ним месяцами. Я видел отчеты профайлеров. Я изучил в них каждое чертово слово. Я проник в больную голову этого ублюдка. — Он впился взглядом в ее глаза, и по ее позвоночнику вновь пробежал непривычный холодок. — Вы погибнете, даже не успев это понять. Возможно, вы хороший следопыт, Сильвер, но вы не ровня Курцу Стайгеру. Вы не охотитесь на людей.
Она поджала губы и прищурилась.
— Не думайте, что вы что-то обо мне знаете, сержант, — сказала она очень тихо, поднимаясь на ноги и всем своим видом бросая ему вызов. Ее пульс участился. — Вы хотя бы знаете, откуда взялось слово «игра»?
В его глазах мелькнула неуверенность. Она выдержала его взгляд, отлично понимая, что ее голубые глаза способны сделать с мужчиной.
— Некоторые считают, — продолжала она, — что оно произошло от древнегреческого слова gamos, означающего «брак» или «союз», как особые родственные отношения между охотником и добычей. И да, когда я охочусь, детектив, это моя игра. Отношения, эмоциональная связь с моей добычей. Здесь все так делается. Мы все связаны. И это та
