- Упал с самолета?
- Да.
- Вы можете определить, что это за предмет?
Кояма покачал головой.
- Все, что я могу сказать вам, это что он, похоже, опускался медленно, словно на парашюте.
- Подводный чувствительный датчик, может быть? - задумчиво сказал Куродзима, главный директор центра "Дракон".
- Это возможно, хотя он выглядел слишком большим для гидроакусгического буя. - Очень странно, - подумав, заметил Ёсису.
- С тех пор, - продолжал Кояма, - самолет находится в этом районе, описывая круги над местом сброса.
Цубои посмотрел на него.
- Как долго?
- Почти четыре часа.
- Вы перехватили какие-нибудь радиопереговоры?
- Несколько очень коротких сигналов, но они были электронно кодированы.
- Рекогносцировщик! - выпалил Кояма, словно на него вдруг сошло откровение.
- Что такое рекогносцировщик? - спросил Ёсису.
- Самолет со сложным радиоэлектронным оборудованием для обнаружения и разведки целей и аппаратурой связи, - объяснил Кояма. - Они используются в качестве летающих командных центров для руководства боевыми операциями.
- Президент - коварный лжец! - внезапно прошипел Цубои. - Он пустил мне дым в глаза и притворился, что готов принять наши условия, чтобы выиграть время. Теперь все стало ясно, он собирается начать нападение на остров с помощью сил специального назначения.
- Но зачем тогда он действует столь очевидным образом? - тихо сказал Цубои. - Американской разведке хорошо известно, что мы можем обнаруживать и отслеживать интересующие нас цели на таких расстояниях.
Кояма глядел на изображение самолета на экране радара.
- Он может выполнять задание по электронной разведке нашей оборонительной системы.
На лице Цубои застыло гневное выражение.
- Я немедленно свяжусь с президентом и потребую, чтобы он убрал этот самолет из наших вод.
- Нет, у меня есть лучший план. - Губы Ёсису раздвинулись в зловещей, ледяной улыбке. - Послание, которое президент поймет.
- Какой у тебя план, Корори? - с уважением спросил Цубои.
- Очень простой, - ответил Ёснгу с бесстрастной прямотой. - Мы собьем его.
В течение шести минут после этого разговора две ракеты "Тосиба" класса "земля-воздух" с головками инфракрасного самонаведения взвились со стартовых установок и устремились к "С-5", экипаж которого ни о чем не подозревал. Беззащитный, устрашающе уязвимый самолет не был оснащен системами оповещения о нападении. Он продолжал выполнять свое задание по отслеживанию продвижения "Большого Бена", кружа над морем в полном неведении относительно страшной угрозы, стремительно приближающейся к его огромному фюзеляжу.
Сэндекер пошел в отсек связи, чтобы послать доклад о ходе операции в Белый дом, пока Джиордино оставался в штабном отсеке. Джиордино стоял, склонившись над столом и изучая отчет морского геолога о подводном желобе, который предстояло пересечь Питту, чтобы оказаться в безопасности на берегу Японии. Он, наверно, уже в пятый раз промерял расстояние, когда первая ракета попала в самолет и взорвалась со страшным грохотом. Ударная волна, а за ней волна декомпрессии швырнула его на стол. Оглушенный, он едва успел опереться на стол локтями, как вторая ракета ударила в нижний грузовой отсек и вырвала огромную зияющую дыру в брюхе самолета.
Конец должен был быть быстрым и драматическим, но первая ракета не взорвалась сразу после удара о бок самолета. Она пробила обшивку в промежутке между шпангоутами в верхней части фюзеляжа, пролетела через грузовой отсек и взорвалась, когда прошивала нервюры корпуса на противоположной стороне отсека. Основная сила взрыва была направлена в ночной воздух снаружи, что спасло самолет от немедленной гибели. Взорвись ракета на долю секунды раньше, его бы разорвало на части.
Еще не успев оправиться от шока, Джиордино подумал: теперь самолет должен рухнуть вниз, он не сможет лететь дальше. Однако он ошибся в каждом из этих предсказаний. Огромная машина "Гэлакси" вовсе не собиралась умирать. Чудесным образом ничего не загорелось, и только одна из систем управления аэродинамическими отклоняющимися плоскостями была повреждена. Несмотря на свои зияющие раны, машина уверенно держалась в воздухе.
Пилоту пришлось послать подбитый самолет в пикирование, прежде чем снова выровнять машину менее чем в тридцати метрах над морем и лечь на курс в южном направлении, прочь от острова Сосеки. Двигатели работали нормально, и кроме вибрации и возросшего сопротивления из-за пробоин в фюзеляже, главной заботой пилота была потеря управления рулем высоты.
Сэндекер прошел в заднюю часть самолета вместе с бортинженером, чтобы оценить размеры повреждений. Они увидели Джиордино, осторожно ползущего на четвереньках по грузовому отсеку. Цепляясь за шпангоуты, как утопающий за соломинку, он с явным отвращением завороженно смотрел через зияющую дыру на море, проносящееся мимо и сверкавшее, как ртуть.
- Будь я проклят, если я собираюсь прыгать! - прокричал он, стараясь перекрыть свист ветра, насквозь продувающего самолет.
- Я тоже вовсе и не думаю этого делать! - крикнул в ответ Сэндекер.
Бортинженер со страхом и изумлением смотрел на повреждения.
- Что здесь, черт возьми, произошло?
- В нас попали две ракеты "земля-воздух"! - прокричал ему Джиордино.
Джиордино замахал руками Сэндекеру, показывая на нос самолета и предлагая уйти подальше от ураганного ветра. Они пробрались в кабину пилотов, пока бортинженер начал обследовать повреждения в развороченном днище. Они нашли пилотов спокойно борющимися с механизмами управления машиной и вполголоса совещающимися между собой, словно они выполняли пример из учебника, как надо действовать в случае аварии, отрабатывая его на учебном тренажере.
Джиордино устало опустился на пол, благодаря судьбу, что остался в живых.
- Поверить не могу, что эта большая пташка все еще летит, - радостно пробормотал он. - Напомните мне, чтобы я не забыл расцеловать ее конструкторов.
Сэндекер склонился над приборным щитом между креслами пилотов и быстро окинул взглядом приборы, чтобы оценить повреждения. Затем он спросил:
- Какие у нас шансы?
- У нас еще сохранились электрические приводы и часть гидравлических, управляемость достаточна для маневрирования, - ответил первый пилот, майор Маркус Тернер, крупный краснолицый техасец, обычно веселый и любящий пошутить, но теперь напряженный и мрачный. - Но взрыв, должно быть, перерезал топливные магистрали от главного бака. Показания уровня топлива сильно упали всего за две минуты.
- Вы можете оставаться барражировать над точкой за пределами радиуса действия ракет?
- Нет.
- Я могу приказать это от имени президента, - резким тоном сказал Сэндекер.
Тернеру это не понравилось, и он не собирался уступать.
- Не сочтите это проявлением неуважения, адмирал, но этот самолет, похоже, в любую секунду может разломиться на части. Если у вас есть склонность к самоубийству, то это ваша проблема. Мой же долг - спасти свой экипаж и свой самолет. Как профессиональный военный моряк вы понимаете, о чем я говорю.
- Я вполне понимаю ваши чувства, но мой приказ остается в силе.
- Если машина не развалится и мы будем очень экономно расходовать горючее, мы сможем совершить посадку на аэродроме Наха на Окинаве, - продолжал невозмутимо Тернер. - Это ближайшая длинная посадочная полоса вне самой Японии.
- Окинава исключается, - кратко объявил Сэндекер. - Мы выйдем из зоны действия зенитных систем острова и будем держаться в радиусе возможности связи с моим человеком на дне. Эта операция слишком важна для нашей национальной безопасности, чтобы ее можно было прервать. Постарайтесь удержать нас в воздухе так долго, как только сумеете. В крайнем случае сажайте машину в море.
Лицо Тернера покраснело, с него начал катиться пот, но ему удалось натянуто улыбнуться:
- Хорошо, адмирал, но советую приготовиться к дальнему заплыву до ближайшего берега.
Но тут, словно судьба хотела добавить к удару еще и оскорбление, Сэндекер почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Он быстро обернулся. Это был радист. Он посмотрел на Сэндекера и безнадежным жестом покачал головой, что означало дурные новости.
- Сожалею, адмирал, но радио не работает. Мы не можем ни передавать, ни принимать.
- Это решает дело. Мы не сможем сделать ни черта, летая здесь с неисправной рацией.
Сэндекер смотрел на Джиордино, и в каждой глубокой морщине на лице адмирала читались досада и душевная боль.
- Дирк не узнает, в чем дело. Он подумает, что его бросили.
Джиордино оцепенело уставился через ветровое стекло в какую-то точку между черным морем и черным небом. Он чувствовал боль в сердце. Уже во второй раз за последние несколько недель у него возникло ощущение, что он подвел своего лучшего друга. Наконец он обернулся к адмиралу, и, как ни странно, тот улыбался.
