У их столика остановился Линднер, оперный певец.
— Не нравятся мне такие миссионеры, — сказал он, и на его усталом жирном лице появилось выражение обиженного ребенка. — Теперь опять придется принимать снотворное, а я уже совсем хорошо себя чувствовал.
— Никаких снотворных! — воскликнула вдова. — Присаживайтесь к нам! Петер! Бутылку чинцано… синьор Линднер… господин Вангольд…
— Рад познакомиться, — проговорил коммерсант, приподымаясь, чтобы пожать руку Линднеру. — Когда-то я был поклонником вашего голоса. Еще в молодости, конечно. Вы чудесно пели Лоэнгрина, да и фигура у вас была великолепная! Эх, где те старые, добрые времена…
Вангольд вздохнул и, кажется, так и не понял, почему Линднер присел за столик с таким ледяным выражением на лице.
— А теперь выпьем все до дна! — воскликнула синьора Релли, поднимая бокал с рубиново-красным вермутом. Все выпили, даже Линднер, которому пить вовсе не хотелось. Вдова поднялась и, проговорив: — Прошу извинить меня, — вышла из зала.
— Исключительно симпатичная женщина, — заметил Вангольд и вновь наполнил бокалы. Чувствовал он себя просто замечательно. Сказывалась и непривычная для него обильная выпивка и… и… изумительно приятное общество синьоры Релли… — А пели вы когда-то просто феноменально, — обратился он к Линднеру, желая доставить удовольствие знаменитому артисту. — Ужасно жаль, что у вас пропал голос. Это уже насовсем? Я знавал одного церковного певчего, у которого горло через некоторое время прочистилось. Может быть, и у вас будет так же.
— Исключено, — ответил смертельно бледный Линднер. — Любые нервные переживания вредят голосу, а меня до смерти раздражает всякая глупая болтовня…
— Серьезно? Вот и я выхожу из себя, когда начинаю говорить со своим кладовщиком. Я ему говорю: «Господин Штук, принесите то-то и то-то», а он…
— Синьора Релли что-то долго не возвращается, — нетерпеливо проговорил певец.
— Верно. По-моему, она решила разыскать миссионера, только что обругавшего нас.
…Господин Вангольд был прав. Выйдя в холл, синьора Релли огляделась и увидела миссионера, сидевшего за маленьким столиком и что-то втолковывавшего официанту.
— Прошу извинить меня, но я поужинаю здесь. Я не могу и не хочу снова возвращаться в этот Содом, — говорил Феликс, бросая уничтожительный взгляд в сторону бара.
— Я с удовольствием подам и сюда, но могу предложить только кусок вареной рыбы. Повариха приготовила ее для себя, потому что лечится от ожирения.
— Что? В таком первоклассном отеле?!
— К сожалению, среди наших гостей редко бывают миссионеры. Наши жильцы — грешники, которым и в голову не приходит, что по пятницам надо соблюдать пост, так что у господина миссионера наши блюда могут вызвать только отвращение: ростбиф, цыплята-табака и все такое прочее.
У господина миссионера потекли слюнки при одном упоминании о ростбифе и цыплятах (табака!), но он угрюмо произнес:
— Что ж, принесите рыбу и воды, чтобы ее запить… Он продолжал мрачно сидеть за столиком, готовый рвать на себе волосы от досады.
— Прошу прощения, господин миссионер… Я — вдова Релли…
Перед ним стояла высокая, со стройной фигурой женщина. На грубовато очерченном, но приятном лице огнем горели глаза.
— Я не могу отделаться от впечатления, вызванного вашими словами. То, что вы только что сделали, было так жутко и так прекрасно…
— Наш долг — бороться с грехом… — он нетерпеливо огляделся, высматривая официанта. Черт с ним, пусть блюдо будет постным, лишь бы побыстрее!
— Мне нужен человек, с которым я могла бы поговорить откровенно. Если у вас найдется для меня полчаса, прошу вас: выслушайте меня и…
— Сейчас я собираюсь поужинать, — заметил он, увидев приближающегося официанта с рыбой.
— Мне так это необходимо! Мне нужен суровый, с горящими глазами проповедник, которому я могла бы раскрыть тайны сердца…
К сожалению, при этих словах она взмахнула рукой и выбила поднос у не ожидавшего подобной резвости официанта. Кусок рыбы, разбрызгивая соус, шлепнулся на ковер.
— О Мадонна! — в отчаянии воскликнула синьора Релли. — До чего я неловка… Прошу вас, разрешите пригласить вас к себе на чашку чая, чтобы хоть как-то возместить испорченный ужин… Не отказывайтесь, иначе вы меня обидите… Я живу в двадцатом номере, это совсем рядом…
— Хорошо… но мне сегодня можно есть только постное, — ответил он, сдаваясь, и посмотрел на лежащий на полу кусок рыбы так, словно это было тело только что скончавшегося, горячо любимого родственника.
Коротко кивнув официанту, миссионер с совершенно пустым желудком направился к лестнице.
В следующее мгновенье он, круто повернувшись, исчез в темном помещении ресторана.
По лестнице навстречу ему спускался инспектор Элдер.
Элдер видел его только одно мгновенье и немедленно поспешил к швейцару.
— Вам знаком этот миссионер?
— Да, конечно. Но сегодня прибыло столько народу, что, если господин инспектор хочет что-то о нем узнать, мне надо будет поглядеть…
— Выясните его имя и все прочие данные.
Из бара вышел официант и поспешно подошел к синьоре Релли.
— Не могли бы вы вернуться в бар, синьора. Два господина за вашим столиком ругают друг друга во весь голос.
— О Санта Мадонна! — воскликнула вдова и поспешила за официантом.
— Отец Пауло Соргетте, миссионер, — прочел швейцар. — Прибыл на автобусе вместе с экскурсией с Явы, номер в «Гранд-отеле» оплачен банковским переводом. Задержался здесь из-за известных вам событий.
— В каком номере он живет?
— Шестьдесят шестом. Третий этаж.
— Спасибо…
Инспектор подошел к двери в ресторане. Дверь была заперта! Теперь уже он без всяких колебаний подошел к лифту и вошел в кабину.
— Третий этаж… — Лифт, загудев, тронулся с места… Инспектор готов был надавать самому себе пощечин за то, что сразу не бросился вслед за этим миссионером.
Лифт остановился. Инспектор взялся за ручку двери.
— Нельзя, господин, — сказал негритенок-лифтер. — Мы как раз между этажами.
— Почему же остановился лифт?
— Наверное, на каком-то этаже кто-то открыл дверь.
— И что теперь делать? — нетерпеливо топнул ногой Элдер.
— Надо позвонить швейцару. Он пройдет по этажам, закроет дверь и мы сразу же двинемся. Только он ужас как медленно ходит. Если дверцу открыли на одном из верхних этажей, мы здесь до самого утра проторчим. У бедняги ишиас. Страх как неудобно, если работаешь швейцаром… Я бы такого держать не стал.
— Ты уже позвонил?
— Еще нет, но это быстро делается, — успокаивающим тоном ответил мальчишка и нажал на одну из кнопок. — А теперь сами увидите, сколько времени будет копаться этот старичок.
Действительно, прошло с полчаса, пока он обошел все шесть этажей, обнаружив в конце концов, что забыл поглядеть на первом, а дверь-то была приоткрыта именно там.
Лифт дрогнул, загудел, и мальчишка распахнул дверцу.
— Пятый этаж.
Элдеру кровь бросилась в голову.
— Мне нужен третий!
— Одну секундочку!..
Лифт двинулся вниз! Через пару секунд он остановился, Элдер шагнул к двери, но лифтер снова остановил его.
— Опять где-то открыта дверца. Похоже, кто-то решил поразвлекаться.
— Мать его!..
…Примерно через три четверти часа после этого инспектор стоял наконец перед дверью шестьдесят шестого номера. Куртка миссионера висела на тремпеле, у порога стояла пара башмаков.
Инспектор постучал в дверь.
— Кто там? — спросил хрипловатый голос.
— Мне нужен преподобный отец…
Послышалось шарканье ног, и дверь приотворилась. Выглянул седой мужчина с изможденным лицом.
— Вы ищете меня?
— Да. Вас ждут в салоне, отец Краффорд.
— Меня зовут Пауло Соргетте!
— Прошу прощения, тогда это ошибка. Мне нужен отец Краффорд.
— Этого не может быть. Отца Краффорда еще в прошлом году изжарили на берегу озера Виктории…
— По-видимому, это другой Краффорд.
— Послушайте! Кто вы?! Я не верю ни единому вашему слову! И совсем недавно кто-то скребся у моей двери! Что все это значит?
— Я — старший инспектор Элдер. А деньги, между прочим, в любом случае разумнее было бы сдать на хранение в сейф.
— Что… Откуда вы знаете?…
— Швейцар сказал, что вы получили перевод. Когда вы уснули?
— В одиннадцать, — ответил миссионер, захлопывая дверь.
Сейчас время подходило к двенадцати.
Элдер на несколько секунд задумался, а потом быстро наклонился.
На башмаках миссионера поблескивали крохотные капельки влаги. Жидкость на поверхности кожи высыхает медленно, но с вечера капельки должны были давно исчезнуть. А вот сок от шлепнувшейся на пол рыбы брызнул во все стороны…
