Куда важнее увидеть Генри, чем хранить старое одеяло. В любом случае, сейчас я шью еще одно.
И тут из угла кухни раздался почти электронный писк. Грейс огляделась. В розетку был вставлен белый пластиковый монитор, похожий на тот, которым она пользовалась, когда Генри был совсем маленьким.
– Глас дьявола, – сказала Наоми, и голос ее вдруг зазвучал весело и бодро. Она вскочила на ноги.
– Я схожу, – вызвался Митчелл.
– Нет, я. – Тут она умолкла. – Лучше объясни-ка все Грейс, – сказала Наоми. Потом наклонилась и поцеловала в щеку свою невестку, которая была слишком ошарашена, чтобы хоть слово сказать. Все смотрели вслед Наоми. Она вышла из кухни в коридор и начала подниматься по лестнице.
– Грейс? – произнес Митчелл.
– Я так понимаю, у вас с женой есть ребенок? Поздравляю.
– Спасибо. Вообще-то мы ждем ребенка. Лори должна родить в июне. Но ребенок у нас все же есть. Сейчас у нас есть общий ребенок, как бы странно это ни выглядело. И, может быть, теперь, когда ты знаешь, что произошло у нас в семье, тебе будет легче понять, почему мы сделали то, что сделали. И что мы делаем теперь.
– Ой! – воскликнул Дэвид и тяжело поднялся на ноги. – Сил нет терпеть! Прямо какая-то Геттисбергская речь.
– Пап, я просто хочу, чтобы Грейс поняла, что у нас все было иначе, чем могло быть в другой семье, где не потеряли ребенка.
– Хочешь еще тортика? – предложил Дэвид. Грейс, из вежливости едва одолевшая половину своего кусочка, покачала головой.
– Мы были – и до сих пор – просто убиты тем, что сотворил Джонатан. Предположительно сотворил. И, конечно же, нам известно, что у убитой женщины было двое детей. Мы решили, как, наверное, и большинство людей, что муж этой женщины заберет детей к себе в Колумбию. Нам и в голову не приходило как-то ввязываться в это дело в большей степени, чем мы уже оказались в него втянутыми – всеми этими разговорами с полицией о Джонатане и обещаниями сообщить им, если он как-то с нами свяжется. Но потом один из детективов позвонил нам перед самым Новым годом, чтобы справиться, как мы тут, и сказал, что парнишка отправился обратно в Колумбию вместе с отцом, но отец отказался взять с собой девочку-младенца.
– Она не его дочь, – объяснил Дэвид, убирая коробку с тортом обратно в холодильник и вынимая оттуда бутылочку с уже приготовленной молочной смесью. Потом принялся энергично ее встряхивать, после чего открыл горячую воду и принялся равномерно разогревать бутылочку под струей.
– В полиции сказали, что ее собираются определить на патронатное воспитание где-то на Манхэттене, но прежде им необходимо связаться со всеми кровными родственниками и вычеркнуть их из списка вероятных попечителей и опекунов. Вот тогда мы это обсудили.
– Недолго обсуждали! – хохотнул Дэвид.
– Нет, недолго.
– О господи, – вырвалось у Грейс.
– Знаю. Извини. Уверен, тебе ужасно обо всем этом слышать и с этим столкнуться.
«Не ужаснее, чем узнать, что твой муж убил любовницу или стал виновником смерти своего младшего брата», – подумала Грейс. Легче от этого не стало.
– Но… она же ни в чем не виновата. Именно вокруг этого все и вертелось. Она прекрасная малышка, которой невероятно не повезло в самом начале жизни. Ей придется многое брать с боем, когда она подрастет. Уверен, что Абигейл в жизни ожидают еще много несчастий. А ведь она, оказывается, моя племянница.
– Моя внучка, – добродушно добавил Дэвид.
– Можно мне стакан воды? – попросила Грейс и протянула за ним руки. Сразу обе. Дэвид открыл шкафчик и нашел стакан. Потом выключил горячую воду, включил холодную и подержал под ней ладонь, ожидая, пока вода остынет. Никто не произнес ни слова, пока Грейс торопливо не выпила воду.
Потом она спросила:
– Абигейл?
– Это в честь Аарона. Вообще-то, это мы с Лори выбрали имя Абигейл. А имя Елена оставим как среднее.
– Мне очень нравится имя Абигейл, – заметил Дэвид. Он снова вращал бутылочку под горячей водой. – В Библии так звали жену царя Давида. Не то чтобы меня никто не спрашивал, – закончил он.
– Но… – Грейс пыталась сформулировать вопрос. – Вы собираетесь… или… ты с женой?
Митчелл на мгновение замешкался, но потом понял, о чем спросила Грейс.
– Мы с Лори занимаемся удочерением девочки. Сейчас этот процесс немного затормозился, потому что мы еще не переехали в новый дом, и у Лори первый триместр проходит довольно тяжело, так что по большей части Абигейл находится здесь, у бабушки с дедушкой, они и ухаживают за ней получше. И не жалуются на неудобства.
– Мы обожаем ее, – признался Дэвид.
Грейс, по-прежнему пытаясь взять себя в руки, кивнула ему с как можно более доброжелательным выражением лица.
– Конечно. Это же ваша внучка.
– Моя внучка. Дочь моего сына. Которого я тоже любил, между прочим, как бы ни трудно было в это поверить.
– Нет, нетрудно, – покачала головой Грейс. – Я тоже его любила.
«Или, по крайней мере, – подумала она, – любила человека, каковым он мне представлялся». В этом состояло маленькое, но чрезвычайно важное отличие.
Из коридора раздались шаги Наоми по застеленным ковровой дорожкой ступенькам. С каждым ее шагом у Грейс все сильнее саднило в груди. Она знала, что никогда не будет к этому готова. Впервые с того момента, когда переступила порог этого дома, она подумала о том, чтобы бежать отсюда со всех ног, но сама мысль, что Грейс, взрослая женщина, устыдится от присутствия девочки-младенца, вызывала у нее ужас. Она вцепилась руками в сиденье стула и повернула мрачное и ко всему готовое лицо в сторону кухонной двери.
Наоми с ребенком на руках словно преобразилась. Ее черные волосы мягко обрамляли лицо, походка сделалась быстрее и легче, несмотря на то, что она несла малышку – Абигейл Елену. Она превратилась в женщину, которая, казалось, могла быть счастливой.
– Надеюсь, вы все ей рассказали? – спросила Наоми.
Грейс вскочила на ноги. Никто ее об этом не просил. Она протянула руки к малышке, хотя не собиралась этого делать. Даже толком не знала, хочет ли этого. Но все-таки протянула.
– Можно? – спросила Грейс у Наоми.
Наоми не ответила, но дала подержать ребенка Грейс. Елена больше не напоминала того смуглого младенца, повергшего в жуткий шок собрание женщин – устроительниц благотворительного аукциона тем, что сосал грудь Малаги Альвес – обе груди. Теперь она превратилась в крепенькую малышку с венчиком тоненьких каштановых волосиков на голове, глубокими ямочками на щеках и мускулистыми ножками, проявлявшую неподдельный интерес к уху Грейс. Это то самое дитя – ее биологический отец убил ее мать,
