- Во-первых, до тебя было не дозвониться, - заметил Федотов. - А во-вторых, он уже снова уехал. Ты не спрашиваешь куда, но я тебе скажу: он отправился проверять свои.., гм.., предположения.
- И что же это за предположения?
- Я бы хотел, чтобы ты мне сам об этом рассказал, - ответил генерал. А я послушаю, сравню твой бред с бредом Мещерякова и сделаю выводы. Отправная точка - вот этот телефон. И не стесняйся, дай себе волю.
- Мир сошел с ума, - сказал Забродов. - Скоро вы, товарищ генерал, начнете на совещаниях цитировать Омара Хайяма. Все помешались на Японии, даже президент России занимается дзюдо... Ну хорошо. Если мы с вами решили не стесняться, обвиняя японцев во всех смертных грехах, то я вам так скажу. Японцы - народ древний и нами, европейцами, совершенно непонятый. Мы никогда и не пытались их понять. А зачем? Страна маленькая, населена второсортными азиатами... Мы их сначала растоптали, а потом уж стали снисходительно отдавать должное их архитектуре, поэзии и искусству. Любить нас - я имею в виду европейцев и вообще всех, кроме населения. Японских островов, - им не за что. Амбиций у них всегда хватало. Микроскопическая Япония в два счета построила целую империю, а как только она окрепла и заявила о себе как о великой державе, Россия и Америка навалились на нее всей своей мощью и раздавили к чертовой матери. Потом, конечно, та же Америка накормила их, обогрела и щедро сыпанула деньжат, полагая, вероятно, что японцы ей будут за это по гроб жизни благодарны. С виду это так и есть, а что там у них на самом деле в головах, никто не знает. Японцы хитры, терпеливы и упорны и действуют очень тонко, в духе нынешнего времени и своих тысячелетних традиций. Вы заметили их манеру доводить все, за что они берутся, до полного совершенства? Не спеша, вдумчиво, с полным проникновением в суть предмета... Будь у них побольше территории и природных ресурсов, они давно диктовали бы свою волю всему миру - негромко, очень вежливо и непреклонно. Они и так успешно соперничают с Америкой в области экономики. А про их технологии я вообще не говорю. А терроризм... Тут то же самое, что с нашими Курилами. Кому выгодно, чтобы Америка бомбила афганские горы? Это ведь, по сути, все равно что швырять в талибов мешки с деньгами. Кому выгодно, чтобы Израиль насмерть грызся с Палестиной? Кому выгодно, чтобы Ирак сидел в блокаде и ждал, когда американцы закончат с талибами и возьмутся за него? В принципе, мы тоже могли бы извлечь из этого выгоду, но у нас - Чечня, мы сами по уши в дерьме...
- Одним словом, Япония - центр международного терроризма, - ядовито констатировал генерал.
- Вы сами просили не стесняться. И потом... Помните эти кадры, где самолеты таранят небоскребы? Какое качество картинки! Какая режиссура! Случайные прохожие засняли все любительскими камерами - японскими, кстати, - и все равно зрелище получилось потрясающее, словно эту сцену долго репетировали. По зрелищности, как мне кажется, это превзошло все голливудские фильмы-катастрофы, вместе взятые. Говорят, что за штурвалами тех "Боингов" сидели арабы. Что ж, очень может быть что и сидели. Но я не верю, что они могли спланировать это без посторонней помощи. Арабы - просто массовка, которой руководил очень талантливый режиссер. Это сделал поэт и художник с безупречным вкусом. И очень грамотный к тому же.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Вы знаете, что я хочу сказать. Эти небоскребы построил японец. Они были рассчитаны на столкновение с самолетом. Это знали все - точнее, все, кому было не лень поинтересоваться этим вопросом. И кстати, столкновение как таковое они выдержали, хотя в те годы, когда создавался проект, таких тяжелых машин еще не было. Дело не в массе, а в топливе, из-за которого потекли несущие конструкции. Топлива было слишком много, потому что эта модель "Боинга" - военный самолет, переделанный в пассажирский лайнер. Тут нужно было все очень тонко рассчитать - не измыслить, не сочинить и не спланировать, а именно рассчитать, имея на руках всю техническую документацию и на небоскребы, и на самолет. Вы помните, как талибы взрывали у себя каменных будд? Сколько они с ними мучились, бедняги, сколько извели взрывчатки, сколько времени потратили на каких-то древних истуканов! А все потому, что считать они умеют только на пальцах.
- Бен Ладен - образованный человек, - заметил Федотов. - И потом, неувязочка у тебя получается. Мусульмане взорвали буддистских истуканов, а японцы им после этого помогают? Странно.
- Хороша помощь, - усмехнулся Иларион. - Смотрите, что получается. Вы сами сказали, что бен Ладен - образованный человек и вообще не дурак. И что он делает, этот умник с университетским образованием? Он наносит очень чувствительный удар Америке, причем так, что всем сразу становится понятно: это его рук дело. После чего спокойненько сидит в своей афганской резиденции и ждет, когда ему на голову посыплются бомбы. Это, по-вашему, умно? А по-моему, гораздо умнее натравить арабов на Америку, чтобы Америка потом сровняла с землей талибов, которые взорвали этих пресловутых каменных идолов. Весь мир стоит на ушах, кровь рекой, горы превращаются в щебень, а кто-то спокойненько сидит на татами, читает стихи и попивает сакэ под шелест бамбуковой рощи...
Забродов замолчал и занялся сигаретой. Генерал откусил кусочек шашлыка, рассеянно пожевал и проглотил без видимого удовольствия. Горбанев вдруг шумно вздохнул и встал.
- Ты куда? - спросил у него Федотов.
- За водкой, товарищ генерал, - честно ответил майор. - Это дело надо того... Сволочь ты, Иларион, - добавил он, обращаясь к Забродову. - У меня прямо мурашки по коже. Знаешь, почему я в Бога не верю? Потому что до него не допрыгнуть. Как ни пыжься, все равно никогда в жизни ты его не достанешь. А как было бы славно взять его за бороду и спросить: это что? это чего такое в твоем хозяйстве творится, а? почему? это план у тебя такой или просто руки не доходят?
- Послушайте, что несут ваши подчиненные, товарищ генерал, - сказал Забродов. - Во-первых, мистицизм и, во-вторых, богохульство. Осторожнее, Слава. За мистицизм тебя могут попереть из спецназа, а за богохульство придется отвечать на том свете. И потом, Господь Бог здесь ни при чем. Это его оппонент старается, поверь.
- Мне от этого не легче, - проворчал Горбанев. - Оппоненту тоже рога не обломаешь.
- А посему, сын мой, - нараспев проговорил Забродов, - покайся в своих грехах и продолжай делать свое дело с именем Господа на устах. Ступай же с миром, православный воин, и постарайся не напиваться.
- Аминь, - добавил генерал Федотов.
- Тьфу, - сказал Горбанев и, широко шагая, направился к грубо сколоченному дощатому столу, возле которого стоял привезенный из города ящик водки, точнее, то, что от него осталось.
Глава 3
Сверкающая лаком стрекоза вертолета с прозрачной плексигласовой головой, кренясь на борт, описала дугу над зеркалом Токийского залива и пошла на снижение Господин Набуки Синдзабуро перевел взгляд на берег, но это не принесло облегчения: стеклянные стены небоскребов горели ослепительным светом, множа отражения восходящего светила, которое с незапамятных времен было символом его родины. Господин Набуки слегка поморщился и, вынув из кармана своего дорогого европейского костюма темные очки, неторопливо водрузил их на нос. Он не любил небоскребы, и не только потому, что в солнечный день их зеркальные стены слепили глаза. Небоскребы были символом мощи и процветания, но эта была не та мощь и не то процветание, о которых стоило бы мечтать и к которым стоило стремиться. Да, это был символ, но символ чуждый, навязанный извне и с радостью принятый теми, кто отвернулся от прошлого и не думал о будущем, обитая в сытом и благополучном настоящем.
Глядя на приближающиеся токийские небоскребы, господин Набуки с грустью думал о том, как редко в наше время людям доводится видеть звезды. Днем им мешает солнце, ночью - электрические огни городов и полыхающее неоновое зарево реклам. Днем и ночью нами владеет суета, думал господин Набуки. Нас призывают зарабатывать и тратить, тратить и зарабатывать, как будто именно в этом и заключается смысл жизни. Когда-то все было не так. Когда-то такие понятия, как долг, честь, величие, воспитание, совесть наконец, были доступны каждому. Теперь они превратились в пустой звук, и начни я, к примеру, разговаривать о величии и долге со своим секретарем, этим хлыщом Томосавой, он посмотрит на меня как на сумасшедшего. Да, именно так он на меня и посмотрит. Старик совсем выжил из ума, решит он и начнет потихоньку подыскивать себе новое место работы подальше от господина Набуки, который на старости лет начал заговариваться.
"Я просто немного устал, - подумал господин Набуки. - И даже, пожалуй, не немного. Я очень устал, но это не означает, что Набуки Синдзабуро больше ни на что не годен. Управлять людьми - тяжкий труд. Еще тяжелее управлять людьми так, чтобы они об этом даже не догадывались, но я справляюсь с этим уже не первый десяток лет. Да, я устал, но уходить нельзя. Кому я передам дело всей жизни? Мой долг еще не отдан, сделаны только первые шаги. Как все-таки недолговечно человеческое тело! В тот самый момент, когда твой разум становится по-настоящему зрелым и ты обретаешь возможности, о которых раньше не мог даже мечтать, этот морщинистый мешок с костями отказывается тебе служить, потому что он, видите ли, устал и хочет покоя. Разве с таким помощником можно совершить по-настоящему большое дело? Если бы в молодости я знал, что так будет, я просто убил бы себя, чтобы не видеть всего этого. Но молодость горяча и самоуверенна. Молодому человеку всегда кажется, что впереди у него целая вечность, которой он волен распоряжаться по собственному усмотрению. А вечность на поверку оказывается совсем короткой, но, когда ты это осознаешь, бывает уже поздно: жизнь прошла, а дело, которому ты ее посвятил, не сделано даже наполовину. И все-таки я многого достиг, особенно в последнее время. И теперь, когда солнце моей жизни склоняется к закату, могу с гордостью оглянуться назад и сказать: да, это сделал я. Не погиб, как мои друзья, и не зарезал себя, как Мисима, которого никто не понял и который вынужден был мучиться, пока перетрусивший адъютант трижды неудачно пытался нанести последний милосердный удар. Я сумел избежать соблазна мученической смерти на глазах у равнодушной толпы, и теперь мне есть чем гордиться. В конце концов, даже если не найдется никого, кто продолжил бы мое дело, я все равно умру спокойно: я сдержал клятву."
