И еще он думал о словах Короля. И об ответственности, которая лежит на нас. И о выборе, который ставится перед нами: брать эту ответственность на себя или оставить в покое. Ибо право выбора - самое трудное из того, с чем мы сталкиваемся в жизни.
Профессор перебрался через рельсы и подошел к спаль: ному вагону. Дверь была открыта. Он забрался в тамбур и пошел по проходу к своему жилищу. Навстречу ему из купе проводников, превращенного в офис, выглянул Зося.
- Здорово, - сказал он.
- Добрый день, - поприветствовал его Войцех Казимирович.
- Профессор, тебя тут ищут целое утро.
-Кто?
- Сначала Мамонт, теперь Ботя.
- Ну, Мамонта я уже видел. А что хотел Ботя?
- Бог его знает. Прибегал минут десять назад. Красный весь. Сказал, что-то очень важное.
Зося выглянул в окно на противоположную сторону.
- Вот он. Я ему сказал, что ты должен скоро быть.
Профессор посмотрел в окно. Ботя сидел на корточках под вагоном и курил. Солнце светило прямо на него, и Ботя с удовольствием подставлял ему широкое красное лицо, избитое оспой.
- Сейчас я к нему выйду, - сказал Войцех Казимирович Зосе.
Он открыл дверь. Поставил портфель под столик и достал с верхней полки коробку. Все. Больше ему ничего не надо. К работе он готов.
Коробка была на широком длинном ремне, и Профессор повесил ее на плечо. Затем он закрыл купе, махнул Зосе и спустился вниз.
- Эй! - крикнул Войцех Казимирович, обойдя вагон. - Добрый день, Ботя. Вы искали меня?
Одутловатый Ботя подхватился и вразвалку заторопился к Профессору. Лицо его, обычно чуть сонное, сейчас было взволнованным и слегка напуганным.
"Все-таки у нас что-то происходит", - подумал Войцех Казимирович.
- Тут, это, Профессор... В общем... Ну, человек у нас с Веркой... Пришел сейчас, значит. Ну, туда, к нам. Вот. Кровищи...
- Погодите, - остановил его Войцех Казимирович. Объясняться с Ботей было сплошным мучением.
Конечно, не все из "вокзальных" были красноречивы. И многие из них излагали свои мысли с некоторым трудом. Но Ботя - это уникум. Говорить с ним было все равно что беседовать с иностранцем на чужом языке.
Он жил со своей подругой Верой там, где заканчивались ремонтные мастерские. Практически возле свалки. Неподалеку от кирпичного здания депо лежал старый остов вагона. С него сняли все, что можно было унести, и изнутри, и снаружи. Осталась только гнилая оболочка. Это был дом Веры и Боти.
Ботя подрабатывал грузчиком на погрузочной платформе или на привокзальном рынке. Это если была работа. Если нет - он тащил что-нибудь отовсюду, чтобы продать. Иногда продавал.
Вера просила подаяния перед вокзалом. У нее было очень жалостливое, рано состарившееся лицо, поэтому ей неплохо подавали. Вот так вместе они коротали свой век.
- Значит, к вам пришел мужчина, - попробовал разобраться в происходящем Профессор.
- Угу, - подтвердил Ботя.
- Что с ним?
- Так я ж, это... Ну, подпалил его кто-то. Я ж говорю... Кровищи...
- Он что, ранен?
- Ну.
Прямо напасть какая-то. Войцеху Казимировичу явно везло сегодня на пострадавших.
- Кто-то из наших?
-Не.
- Из соседей?
Может, опять "подземный"? И у них внизу действительно произошло нечто кошмарное? Вышли "белые призраки" и уничтожили всех подземных обитателей? Глупость. Ерунда полная.
- Не. Он "чистый".
"Чистые" - это те, кто считался полноправными гражданами нашей свободной страны. Те, которые жили своей жизнью, которую они называли "нормальной", и знать ничего не хотели о таких, как Профессор, Ботя и иже с ними.
- Верка ему, это... Ну, перевязку... А он мне, значит: "Позвони". А я... Как же?..
- Пошли, - сказал Войцех Казимирович и поправил коробку.
Они пошагали через рельсы и пробивающиеся сорняки к задам вокзальной территории, где стоял дом Веры и Боти. Пробираться пришлось долго, без конца проползая под многочисленными составами. Для Профессора это было особенно неудобно, ему приходилось стараться не запачкать пальто. Внешний вид очень много значил в его работе. Войцех Казимирович мимоходом подумал, удастся ли ему вообще сегодня поработать. Часть полезного времени уже была потрачена, и еще неизвестно, насколько его задержит это происшествие.
Минут через пятнадцать они подошли к дому Боти. Каркас вагона темнел коричневой ржавчиной с проблесками светлых пятен там, где должны были быть окна. Часть из них Ботя затянул пленкой, а часть забил листами старой фанеры. Входной двери не было, вместо нее висел кусок мешковины, поэтому по дому всегда гулял сквозняк. Это было хорошо. Для тех, кто любил свежий воздух. Сам Войцех Казимирович предпочел бы что-нибудь потеплее.
Поэтому он запахнул полы пальто, когда зашел внутрь. Температура здесь была такой же, как и на улице. Вокруг валялся разбросанный всевозможный хлам, служивший Боте и Вере домашней утварью. В глубине вагона находилась спальня. Ее образовывали два старых матраса и ворох тряпья поверх них. Сейчас на этих тряпках лежал молодой парень лет двадцати восьми. Его хриплое судорожное дыхание они слышали даже у входа. Рядом с ним сидела Вера, у ног которой стоял старый, не очень чистый тазик с водой. Вода в нем была красного цвета.
"И у Веры с Ботей поломалась работа, - подумал Профессор. - Может быть, день такой?"
Они подошли к раненому. Вера посмотрела на них, собирая в кучу тонкие полосы материи, которыми она делала перевязку. Парень глухо застонал.
- Вот, - сказал Ботя.
- Здравствуйте, Профессор, - поздоровалась с Вой-цехом Казимировичем Вера. - Видите, какое у нас происшествие?
- Ну, - подтвердил Ботя.
- Здравствуйте, Вера, - сказал старик, присаживаясь возле нее на деревянный ящик, служивший Боте с Верой попеременно то стулом, то столом. - Где вы его нашли?
- А вот тут, прямо возле нас. Он от свалки шел. Я уже к вокзалу собиралась, а он идет. И качается весь. Я думала, пьяный. Тут он подошел к нам и упал. Мы с Ботей к нему, а он в крови...
Пока она все это рассказывала, Профессор отбросил тряпки, которыми был накрыт парень. Вера сделала ему перевязку, но на ее самодельных бинтах уже расплывались красные пятна. Войцех Казимирович осторожно отогнул край одного из бинтов. Ого! Рана огнестрельная. Раз, два, три, четыре. Четыре пулевых ранения. Как он еще шел?
- Врача и милицию вызвали? - старик повернулся к замершей позади него паре.
- Не-е, - замотал головой Ботя.
- Вы что, с ума сошли? Он же сейчас умрет здесь. Вы представляете, что будет?
- Он говорит, это... - начал Ботя.
- Он сказал: "Нельзя", - вмешалась Вера. - Ботя хотел сразу к нам в отделение, а этот говорит: "Нет". И врача не дал вызвать. А говорит: "Позвоните по телефону, и меня заберут". Ну а мы, куда по телефону? Вот Ботя и побежал за тобой.
Да, получается, парень из братков. Значит, где-то рядом была разборка со стрельбой, но ему удалось уйти. А теперь надо позвонить братве, чтоб приехали и забрали. Ну а с милицией, само собой, встречаться желания нет.
Профессор посмотрел на него. Правда, на крутого парень как-то не сильно похож. Стрижка не та. Да и лицо не то. Слишком интеллигентное.
- Оружие при нем было? - спросил он.
- Нет, - ответила Вера. - Я его раздевала. Оружия не было.
- А документы?
- Тоже. Никаких бумажек. Вот только картонка.
Вера подала Войцеху Казимировичу бледно-зеленую пластиковую карточку. Он повертел ее в руках. Посредине был выдавлен большой логотип "Роскон", чуть ниже мелким шрифтом "Уровень 1", а по краю шла широкая темная полоса. Странная карточка, раньше ему такие не попадались. Профессор положил ее на ящик возле раненого. В этот момент парень открыл глаза. Кроме боли, в них сейчас ничего не было.
"В общем, если он из братвы, нужно срочно вызвать их, пусть приезжают и забирают, - подумал Профессор. - В милицию действительно ничего сообщать не надо. Не стоит портить отношения с бандитами".
- Он называл номер?
Вера с Ботей одновременно пожали плечами.
- Какие-то цифры говорил, так разве запомнишь, - сказала Вера.
Войцех Казимирович наклонился к парню:
- Эй... Вы меня слышите? Кто вы?
Он возвращался долго и тяжело. Как будто из последних сил выныривал из глубины на поверхность мутно-зеленой воды.
- Я... - его запекшиеся губы наконец издали членораздельный звук. - Я с пятьдесят третьей весны.
Профессор с сомнением посмотрел на него. На такой возраст парень, безусловно, не тянул. С большой натяжкой ему можно было дать лет тридцать, но никак не больше.
- Я вызову врача, - сказал Войцех Казимирович. Парень обеспокоенно задвигался.
- Не надо... Не говорите никому... Нужно позвонить...
- Скажите номер, - старик наклонился поближе.
Раненый начал медленно называть номер. Профессор его не записывал, у него была хорошая память, особенно на цифры. Последнюю парень прошептал невнятно, и пришлось переспрашивать. Цифр было на одну больше, чем в обычном городском номере.
- Это что, в другом городе? - спросил Профессор.
