— Когда я выматываюсь, вино меня бодрит!
— Это уж точно, — закивал головой Гутр, — оно и мертвеца взбодрит.
Равинель ухватился за стол. На этот раз голова у него кружилась не на шутку.
— Вы меня простите, папаша Гутр, но мне надо… у меня каждая минута на счету… С вами очень приятно поболтать, да вот только…
Гутр натянул на голову фуражку.
— Понял, понял! Убегаю. К тому же меня на стройке ждут.
Он наклонился над бутылкой, прочитал этикетку:
— «Мускат высшего качества — Басс-Гулен». Поздравьте от меня того, кто приготовил такое винцо, господин Равинель. Он свое дело знает, это уж точно.
На пороге они еще раз обменялись любезностями, потом Равинель закрыл дверь, повернул ключ, добрался до кухни и допил вино.
— Невероятно! — пробормотал он.
У него была совершенно ясная голова, но все происходило как во сне, когда видишь дверь, трогаешь ее и тем не менее проходишь сквозь нее, да еще считаешь это вполне естественным. Неторопливо постукивал будильник на камине, напоминая тиканье другого будильника. Там, в Нанте.
Невероятно!
Равинель встал и пошел в столовую. Сумочка Мирей лежит на прежнем месте. В передней — пальто, шляпа. Висят на вешалке. Он поднялся на второй этаж. Дом безмолвен и пуст — совершенно пуст. И тут Равинель заметил, что держит бутылку за горлышко, как дубинку. Его пронизал мучительный страх. Он поставил бутылку на пол — поставил тихонько, осторожно. Потом, стараясь не скрипеть, открыл секретер. Револьвер лежал на месте, завернутый в промасленную тряпку. Он протер его, откинул барабан и вставил в него патрон. Послышался щелчок, Равинель одумался. Что за нелепость? При чем тут револьвер? Разве выходцев с того света убивают из револьверов? Вздохнув, он сунул его в карман брюк. Как ни странно, он почувствовал себя несколько уверенней. Потом сел на край постели, сложил руки на коленях. С чего начать? Мирей в ручье нет — вот и все. Только сейчас он полностью осознал очевидность этого факта. Ни в ручье, ни в прачечной, ни в доме. Черт подери… Он забыл заглянуть в гараж.
Перескакивая через две ступеньки, Равинель сбежал с лестницы, перебежал аллею и распахнул гараж. Пусто. Даже смешно. Только три-четыре бидона с маслом да тряпки, испачканные тавотом. Равинелю пришла в голову другая мысль. Он медленно побрел по аллее. Следы его и Гутра отчетливо видны, а других не оказалось. Впрочем, Равинель и сам толком не знал, что он ищет. Просто он уступал внезапным порывам, ему надо было двигаться, что-то делать. В отчаянии он огляделся. Справа и слева тянулись незастроенные участки. Его ближайшим соседям с улицы виден только фасад «Веселого уголка». Равинель вернулся на кухню. Может, порасспросить их? Сказать: «Я убил жену… Не видели ли вы ее труп?» Смех, да и только! Люсьена? Но Люсьена сейчас в поезде. Связаться с ней по телефону раньше полудня невозможно. Вернуться в Нант? Но под каким предлогом? А что, если тело обнаружат в течение дня? Как тогда оправдать этот отъезд, это бегство? Заколдованный круг! Равинель взглянул на будильник. Десять часов! Ему нужно еще побывать на бульваре Мажанта — в магазине «Блаш и Люеде». Равинель тщательно запер входную дверь, сел за руль и снова двинулся в Париж. День разгулялся. Погода стояла мягкая, приятная… Начало ноября, а тепло, как весной. Мимо пронеслась спортивная машина. Пассажиры опустили верх. Они весело смеялись, ветер раздувал им волосы, и Равинель вдруг почувствовал себя слабым, старым и виноватым. Он злился на Мирей. Она его предала. Ей разом удалось добиться того, в чем он всегда терпел неудачу: она переступила таинственную границу; она по ту сторону — невидимая, неуловимая, как призрак, как зыбкий туман над дорогой. Можно и при жизни быть мертвецом… и оставаться живым после смерти… Он часто это чувствовал… Да, но где же труп?..
Мысли у него стали путаться. Его клонило ко сну. А бездушный двойник Равинеля уверенно лавировал на дороге, распознавая улицы, перекрестки. Машина остановилась перед магазином, словно сама собой.
С бульвара Мажанта он отправился в центр, в кафе на углу за Лувром, куда почти никогда не заглядывал. Но сегодня он был сам не свой. По дороге он все подсчитывал, прикидывал, путался в цифрах… Поезд приходит в одиннадцать двадцать или в одиннадцать десять… Дорога занимает пять часов… значит, в одиннадцать сорок… А от больницы до вокзала пять минут ходу. Люсьена уже, наверное, там. Он остановился у кафе.
— Будете завтракать, мсье?
— Если хотите.
— То есть как это — если я?..
Официант посмотрел на небритого клиента, потирающего рукой глаза. Загулял, как видно!
— Где тут у вас телефон?
— В глубине зала, справа.
— Можно позвонить?
— Обратитесь в кассу за жетоном.
Дверь на кухню позади Равинеля непрестанно хлопала. «Три закуски! И приготовьте антрекот!» На линии треск. Голос Люсьены почти неузнаваем. Он доносится очень издалека, и это раздражает. Впрочем, в такой сутолоке все равно поговорить невозможно.
— Алло!.. Алло, Люсьена?.. Да, это я, Фернан… Она исчезла. Нет, за ней никто не приходил… Она исчезла… Сегодня утром ее там не оказалось…
За его спиной причесывается перед зеркалом какой-то тип. Наверное, ждет телефона!
— Люсьена! Алло, ты меня слышишь?.. Ты должна приехать… Роды? Плевать я хотел на роды… Нет, я не болен… и я не пил… Я знаю, что говорю… Нет! Никаких следов… Как?.. Неужто ты воображаешь, что я нарочно сочинил такую историю? Что?.. Конечно, было бы неплохо. Ну, если сегодня вечером ты никак не можешь… Тогда завтра в двенадцать сорок… Ладно! Я вернусь туда… Посмотреть? Где прикажешь мне смотреть?.. Я и сам не понимаю… Да! Договорились. До завтра.
Равинель повесил трубку и сел на прежнее место у окна. Что ж, Люсьену можно извинить. Если бы такую новость сообщили по телефону ему, Равинелю, разве он поверил бы? Машинально съев заказанное, он опять сел в машину. Снова ворота Клинянкур, дорога на Ангиан. Люсьена права. Надо вернуться туда, поискать еще и, на худой конец, хоть показаться соседям. Выиграть время. А главное, пусть они увидят, что он держится как ни в чем не бывало.
Равинель дернул дверь. Заперта на ключ. Это его почему-то разочаровало. Чего же он ждал? По правде говоря, он уже ничего не ждал. Он хотел тишины и покоя, хотел забыться. Войдя в комнату, он проглотил таблетку, поднялся в спальню, заперся, положил револьвер на ночной столик и, не раздеваясь, повалился на кровать. И тут же погрузился в тяжелый сон.
Равинель проснулся около пяти. Все тело ныло, в желудке ощущалась тяжесть, лицо отекло, ладони вспотели. Но когда он спросил себя: «Что же случилось с трупом?» — то немедленно сам себе четко и определенно ответил: «Труп украли». И сразу как-то успокоился. Он встал, тщательно умылся холодной водой, не спеша побрился. Его украли, черт подери! Дело приняло очень серьезный оборот, но с вором еще можно поладить: достаточно назначить цену.
Он окончательно проснулся. Вот он снова в своей спальне, среди знакомых вещей. Жизнь продолжается. Ноги уже не подкашиваются. Да, он дома, в привычной, совсем не таинственной обстановке. Спокойно, минутку — надо во всем разобраться. Труп украли, это ясно… И вор где-то неподалеку.
Однако чем больше он раздумывал, тем сильнее его одолевали сомнения. Украсть труп? Но зачем? Идти на такой риск! Он хорошо знал своих ближайших соседей. Справа живет Биго — железнодорожник лет пятидесяти, добродушный и бесцветный малый. Работа, сад, карты. Никогда не повышает голоса. Чтобы Биго спрятал труп?! Смешно! У его жены язва желудка, в чем только душа держится! Слева — Понятовский. Он работает счетоводом на мебельной фабрике, развелся с женой, дома почти не бывает. Поговаривают даже, что он собирается продать свой домик… Впрочем, ни Биго, ни счетовод не могли быть свидетелями сцены в прачечной. Ну а если они обнаружили труп уже позже? Да, но с их участков нет выхода к ручью. Может, прошли пустырями или лугом? Но зачем же им труп, раз они понятия не имеют обо всем происшедшем?.. Ведь кражу можно объяснить только одним — намерением последующего шантажа. Однако про страховой полис никто не знает. Так, ладно… Какой же им смысл шантажировать коммивояжера? Всем известно, что Равинель честно зарабатывает себе на жизнь — и не больше… Правда, некоторые шантажисты довольствуются малым. Небольшой рентой. И тем не менее… Не говоря уж об опасности. Интересно, всякий ли способен похитить труп? У него, Равинеля, наверняка не хватило бы духу.
Он перебирал в уме все эти доводы и никак не мог ничего понять. Его опять охватило чувство полнейшего бессилия. Нет, труп не украли. Но трупа нет. Значит, украли… Хм… нет никакого смысла его похищать. Равинель почувствовал легкую боль в левом виске и потер себе лоб. Не заболеть бы! Он не может, не имеет права на это… Но что же делать, господи, что делать?
