Ознакомительная версия.
Он посмотрел куда-то вдаль, обращаясь скорее к какому-то образу, чем к реальному лицу. Его взгляд затуманился, и он на мгновение остановился, тяжело переводя дыхание.
– Кстати, как вы думаете, почему я сознался в том, что я ее узнал? – с вызовом воскликнул Панаев-старший.
Лариса решила не оставлять эту провокацию без внимания. Есть прекрасная возможность поупражнять себя в выдвижении предположений. Тем более их сейчас же или опровергнут, или подтвердят. Ко всему прочему, это укрепит ее авторитет и усилит доверие.
Взяв небольшую паузу, чиркнув зажигалкой и глубоко затянувшись, она начала:
– Версия первая. Буду нескромной. Может быть, я расположила вас к себе и отношусь в вашем восприятии к той категории людей, которые не вызывают у вас чувства угрозы или опасности. Версия вторая, – методично продолжала Лариса. – Когда на человека сваливаются различного рода стрессы, у него появляется влечение к доверительности. Она может выплеснуться на любого встречного. Этим встречным в данном случае оказалась я. Я могу продолжать… Есть и третья версия. Я увидела, как вы среагировали на труп в ванной. Ваша реакция была очень прозрачной и откровенной.
– Да, почти все ваши стрелы летели если не в десятку, то уж в девятку точно, – согласился Панаев. – Я сначала подумал, что этого не может быть. Потом присмотрелся: вроде бы не она. Потом – что она. Шутка ли – двадцать лет прошло. Она тогда девчонкой была пятнадцатилетней…
– Вы давно с ней расстались?
– Связь между нами продолжалась года полтора. Потом она уехала по распределению.
– То есть вы хотите сказать, что с тех пор ее не видели? – Котова цепко посмотрела на Дмитрия Федоровича.
– Нет, не видел.
– И в последнее время тоже?
– Конечно, нет! Я вообще не знаю, откуда она здесь взялась. Как привидение какое-то свалилась.
– Судя по ее одежде, Дмитрий Федорович, она была проституткой, – вкрадчиво сказала Лариса.
Панаев только тяжело вздохнул и метнул взгляд на стоявшую на журнальном столике бутылку коньяка.
Лариса тут же поняла его желание и быстро налила ему. После того как Дмитрий Федорович выпил, он продолжил:
– Ее звали Белла Смирнова. Она поступила в ПТУ, над которым шефствовала наша ткацкая фабрика. Она тогда была совсем молодая, с деревенской хваткой и обаянием. Правда, несколько грубоватая для своего возраста.
– Вы познакомились на фабрике?
– Да, она проходила там практику. Она сама изъявила желание познакомиться со мной поближе.
– Она вас соблазнила?
– Да, можно сказать, что и так, – чуть усмехнулся Панаев. – В обеденный перерыв она ко мне подсела в столовой. Разговорились… Уже не помню, о чем дословно мы говорили. Но договорились встретиться вечером. Я вел себя как пацан – вообще не был уверен, что мною могут интересоваться вот такие девчонки. Хотя умом понимал, что такое в принципе возможно. И чудо произошло.
– И как же это все было?
– Я решился прямо в конце нашего первого вечера, – чуть улыбнулся Панаев, наливая себе еще одну рюмку коньяка. – Я внезапно начал жадно и неуклюже от стеснения целовать ее, а ее рука вдруг скользнула в мою ширинку. Она ласкала меня там пальцами, а я с силой надавил на ее сосок. Потом Белла закричала и пыталась убежать. Я догнал ее, а она, зареванная и напуганная, повторяла одно и то же: «Ты такой же, как он. Все мужчины одинаковы». Тогда эта фраза заставила меня сомневаться в себе как в мужчине, вселяла неуверенность. Лишь спустя некоторое время я понял смысл этих слов.
– В чем же было дело?
– Белла родилась в деревне недалеко от нашего города. Мать ее нагуляла от шабашника-армянина. А чтобы прикрыть грех, вышла замуж за местного скотника, который и дал ребенку свою фамилию, а матери – печать в паспорте. Однако девочку, как просил настоящий отец, назвала Беллой.
– Отношения в семье Беллы, надо полагать, были не из лучших? – сочувственно спросила Лариса.
– Белла рассказывала мне, что все ее детство прошло в унижениях и побоях, – вздохнул Панаев, опрокидывая рюмку. – Мать, вечно униженная попреками пьяницы-мужа, сама со временем спилась. А в тринадцать лет Беллу изнасиловал отчим. Потом это неоднократно повторялось. В милицию заявить она боялась, так что желание вырваться из этой трясины было ее своеобразной первой победой. Возможно, что я тогда ей нужен был больше как отец, чем как любовник.
– Вы говорили, что она была груба…
– А с чего ей быть нежной – детство было таким, что не дай бог никому. А я по-своему ее любил. Даже не знаю, была ли это полноценная любовь мужчины к женщине. Она была тогда ребенком, наглым и развратным. А иногда мне казалось, что Белла боится и ненавидит мужчин.
– Она вела себя агрессивно?
– Доброй я ее не назвал бы. Скорее чутко чувствовала чужую беду, остро чувствовала… А была она красивой, страстной… – подумав, добавил Панаев.
Лариса посмотрела на него и отметила его задумчивый взгляд и внутреннее напряжение, обозначившееся в складках губ и продольных морщинах лба. Ей было искренне жаль этого пожилого человека, так некстати и неожиданно, при странных обстоятельствах встретившего свою любовь через двадцать лет.
– И еще один вопрос, Дмитрий Федорович. Вы что-нибудь знаете об отношениях вашего сына и Беллы?
– Нет, ничего не знаю, – твердо ответил Панаев-старший. – Я был просто шокирован, когда увидел ее мертвой в ванной.
– Мне кажется, стоит подвести итоги, – мягко сказала Лариса. – Думаю, что скоро все равно все раскроется. Поэтому лучше будет, если я объявлю о том, кто эта женщина.
– Может быть, не надо? – робко попробовал возразить Дмитрий Федорович.
– Без этого не обойтись. Кстати, может быть, Сергей и не убивал ее вовсе. Хотя, конечно, очень подозрительное совпадение. Он начисто отрицает, что знает ее.
– Помню, что Сергей тогда, двадцать лет назад, несколько отдалился от меня. Резко со мной разговаривал, – наморщив лоб, сказал Панаев.
– Это было, когда вы встречались с Беллой? – уточнила Лариса.
– Да. Это я к тому, что он мог – ну, как это… – Панаев замялся.
– Мог испытывать к вам неприязнь из-за нее, – помогла ему Лариса. – Если, конечно, знал о вашей связи.
– Я не хочу с ним говорить на эту тему, – неожиданно резко сказал Панаев.
– И не надо, – поддержала его Лариса. – Потому что времени все равно, видимо, не будет. Надо звонить в милицию и прекращать этот бардак.
Она встала с кресла и вышла в гостиную. Там было очень накурено – так, что Мария Ильинична распахнула настежь окно и сама встала возле него, с облегчением вдыхая струи свежего воздуха.
Нонна Леонидовна, не обращая внимания ни на кого, с аппетитом поглощала жареного цыпленка, держа его кусочки большим и указательным пальцем и демонстративно оттопырив остальные. Ела она так вызывающе, что ей вполне можно было сниматься в рекламном ролике каких-нибудь полуфабрикатов. Заметив взгляд Ларисы на себе, мадам Харитонова, играя голосом, сказала:
– Ларочка, не обращайте на меня внимания. Это у меня нервное. Когда я взволнована, я поглощаю много калорий.
– А переживать тебе вредно, – начал тут же подхалимничать ее муж, Александр Иванович.
– Лариса, у тебя есть что нам сказать? – нетерпеливо и нервно спросила Вероника.
– Ты чрезвычайно догадлива, – ответила Котова. – Я попросила бы минутку внимания.
– Ты определила убийцу? – В голосе Вероники явственно ощущались нотки радости.
Обольстившие некогда Сергея Панаева глазки-незабудки снова заиграли двусмысленным огоньком. А Роман Исаакович, одетый в свой излюбленный безукоризненный строгий костюм, галстук и белоснежную рубашку, подошел к Веронике и обнял ее за плечи.
– Личность убитой мы установили. Все очень просто… Это некая Белла Смирнова, в свое время, достаточно давно, имевшая связь с присутствующим здесь Дмитрием Федоровичем Панаевым. А убийца – он! – Лариса показала на Сергея.
– Что? – Сидевший за столом Сергей, в некотором отдалении от всех, угрожающе приподнялся.
– Какую связь? – обомлела и побледнела Мария Ильинична. – Какая такая Белла?
– Что?! – заорала Вероника, закашлявшись и выпуская клубы табачного дыма.
Пепел от сигареты упал на бежевое платье, и она с ужасом вскочила.
– Слава богу! Не прожгла… – удовлетворенно произнесла она.
И тут же, повысив голос до требуемой в этой ситуации отметки, театрально завопила:
– Все-таки это ты, Панаев! Скотина!
– Я невиновен! – в свою очередь закричал Сергей, и крик этот заглушил все остальные голоса в гостиной.
Мария Ильинична сначала посмотрела на своего мужа, который сидел опустив голову, а потом перевела взгляд на сына.
– Сыночек, что же ты наделал?! – не сдерживая рыдания, воскликнула она и с укором посмотрела на Котову. – Эх вы, а говорили, что поможете. Мало того что не помогла, а еще все выложила. А я-то, дура, перед ней душу выворачивала.
Дочь Ирина наблюдала за всем происходящим достаточно безучастно – алкогольное опьянение действовало на нее умиротворяюще. Сын Панаевых, Николай, молча сидел в кресле и мрачно смотрел на разворачивающуюся разборку.
Ознакомительная версия.
