Ознакомительная версия.
– Нет, серьезно, вы какой-то смурной, – улыбаясь и глядя на меня широко открытыми голубыми глазами, повторила она. – Вы от моего дела так скисли или у вас зубы болят?
– Да. Болит зуб, – промямлил я, все еще напрягая память.
Нет, мы с ней никогда прежде не встречались, даже мельком, теперь я в этом был уверен.
Лицо Лены Бирюковой исказила сочувственная гримаска.
– Ой, бедненький. Я вас понимаю. Вы у врача были?
– Сегодня собираюсь.
– Хочешь, я дам телефончик моей врачихи? Она классно лечит. У нее свой кабинет на Никитской. Она мне все зубы делала, во, посмотрите…
Она придвинула ко мне свое лицо и широко распахнула рот, демонстрируя действительно идеальные, как в рекламе зубной пасты, ровные жемчужные зубы.
– Блеск, правда?
Я вяло пробормотал что-то в ответ.
– Она пломбирует вообще без боли, у нее бормашинка то ли кислородом сверлит, то ли воздухом, я не помню точно, но в общем здорово. Дайте ручку, я вам запишу адрес и ее номер. Скажете, что от Ленки Бирюковой, она без записи примет. К ней очередь расписана на месяц вперед, она всем нашим спортсменам зубы делает, но вас она примет без очереди и лишнего не возьмет.
Продолжая болтать, она взяла у меня из рук шариковую ручку и потянула на себя мою записную книжку. Спохватившись, я вежливо отнял у нее ручку.
– Извините, не положено. Я сам запишу.
Она назвала номер телефона и адрес.
– Спросите Аллу.
– Просто Аллу? А как ее фамилия, отчество?
Девушка искренне удивилась:
– Понятия не имею. А зачем? Просто Алла, и все. Скажите ей, что от меня.
Контролер за дверью загремел стулом. Я спохватился. Черт, время-то летит, а мы тут зубы друг другу заговариваем.
Я постарался вернуться к более официальному тону.
– Алла, то есть Елена Александровна, мы с вами должны…
Она снова меня перебила:
– Ой, давайте перейдем на «ты», просто Лена. Я конечно, понимаю, не положено…
Она озорно подмигнула.
– Да, Юра, и еще, пока не забыла, я тебе список вещей приготовила, которые мне тут понадобятся. Договорись, пожалуйста, со следователем, пусть разрешит мне их передать. Возьми листок, запиши.
– Я запомню.
– Нет, ты забудешь! – убежденным голосом сказала она. – Пиши: шампунь «Шаума» с витаминами для нормальных волос, дневной крем для сухой кожи, зубная паста «Бленд-а-мед», зубная щетка, дезодорант…
Она продиктовала еще с десяток наименований различных косметических изделий.
– Я не имею права передавать сюда вещи. Пусть родственники передадут передачу официально, – с сомнением покачал я головой, старательно выписывая под ее диктовку все подробности, что, с каким витамином и для какой кожи.
– Какие родственники? Нет у меня никого. Ну придумай же что-нибудь! – хлопая длинными ресницами, ответила Лена. – На то ты и адвокат. Насчет денег не волнуйся, я все возмещу. Деньги у меня есть, пять штук на кредитной карточке «Виза», я все время откладывала на черный день. Я бы тебе с удовольствием саму карточку сейчас отдала, но только она осталась в доме Сурика, со всеми моими вещами. Ты ведь не сможешь ее забрать?
Я покачал головой – нет, это уж точно.
– Жалко, но когда все кончится, я смогу ее забрать и все тебе верну, до копейки. Можешь чеки сохранить. В этом смысле я человек надежный, не сомневайся. Чужого не возьму, но и своего не дам, это мой принцип. Договорились? Ты купишь и передашь как передачу, ладно? А лучше сюда принеси во время свидания. Хорошо?
Наверное, что-то в моем лице ее насторожило.
– Ты ведь не сомневаешься, что меня выпустят? – Она посмотрела на меня, и в ее глазах впервые промелькнул… не страх еще, но испуг. – Я ведь его не убивала. Правда. Нет, серьезно, не убивала. Ты мне не веришь?
Я не слишком ей верил, но что делать? Работа такая.
– Как тебе тут вообще? Плохо? – неожиданно для себя спросил я.
С этой девчонкой невозможно было разговаривать иначе, другим тоном.
Я думал, что Лена станет жаловаться на режим, на плохое питание, на сокамерниц, на тесноту и духоту… Перечень проблем всегда и у всех одинаков. Помочь ей в этом я бы не смог, разве что дал бы отвести душу…
– Почему? Нормально, везде люди есть, – поражая меня стоическим отношением к жизни, ответила Лена.
– Может, родителям твоим сообщить? Пусть приедут. Им свидание разрешат.
– Родителям? Нет, не стоит, зачем их волновать? Они люди простые, мне все равно ничем помочь не могут. Зачем им вообще знать, что я здесь? Им ведь не сообщат без моего ведома?
– Не сообщат, – подтвердил я.
– Город у нас маленький, – объяснила Лена.
– Тула?
– Тверь, – поправила она. – Сплетни пойдут. Мама расстраиваться будет. Нет, лучше не надо.
«Интересно, – думал я, возвращаясь из Бутырок в юрконсультацию, – она и в самом деле такая или только прикидывается дурочкой?»
Хотя почему дурочкой? Нет, Лена Бирюкова, несомненно, дурочкой не была. Инфантильной, наивной, легкомысленной – может быть. Излишне непосредственной… Экзальтированной. Провинциальная простота. Та простота, что хуже воровства… Хм, вот никогда не думал, почему так говорится? Может, потому, что из-за такой вот простоты попадешь в передрягу похуже, чем за воровство? Что ж, в случае с Леной так оно и было. Если бы она обокрала своего любовника, имела бы сейчас от трех до пяти, получила бы три условно и освободилась в зале суда…
Красавицей она мне не показалась, черты лица излишне простоватые, нос широкий, зато – блондинка с голубыми глазами. И, конечно, крепкая, стройная фигура, над которой Лена явно усердно работала, по нескольку часов проводя на тренажерах в этих… в фитнесс-клубах.
Каким образом такие вот провинциальные девочки из приличных простых семей становятся содержанками богатеньких пожилых «папиков»? Я подозревал, что со времен Бальзака в этой сфере человеческих отношений мало что изменилось, и все-таки одно дело читать об этом у классиков или в современной желтой прессе, а другое – видеть перед собой обыкновенную девчонку, свою в доску: веселую, заводную, в чем-то простоватую… Ну, об этом я уже говорил…
М-да, а ведь следователь не верит ей ни на грош. Пока из материалов дела трудно судить, врет Лена или говорит правду, а если врет, то в чем и в какой степени… В принципе ничего сверхъестественного нет в самом факте убийства Осепьяна в постели неизвестным или неизвестными. И если бы Лена в этот момент находилась на другом конце Москвы, а не лежала в постели рядом с покойником, то никаких проблем, скорее всего, для нее эта преждевременная кончина заместителя председателя Спецстроя не составила. Но проблема была в том, что Лена оказалась с покойником в одной постели, и неизвестный киллер (если таковой вообще присутствовал) совершенно неожиданно ее пощадил.
И Лену взяли в оборот как единственную явную подозреваемую.
Может, у следователя на то есть свои причины? Может, он знает что-то такое от оперативников уголовного розыска, о чем пока рано заявлять открыто, но что дает ему право видеть в Лене Бирюковой убийцу? Недаром же УГРО имеет сеть информаторов.
А она утверждает, что убийца – человек в черной униформе и в черной соответственно маске. Какой-то прямо ниндзя. Черепашка. Кто такому поверит?
Я шел по тюремным коридорам и снова прокручивал в голове наш разговор.
– …Он был один? Сколько раз он выстрелил?
– Не видела я. Не помню. Нет, ну ты сам представь: спокойно спишь ночью, просыпаешься оттого, что в другой комнате стреляют. Причем тихо так, приглушенные выстрелы…
– С глушителем?
Она пожала плечами:
– Наверное. В такой ситуации вообще не соображаешь, кто стреляет, в кого? Я только и видела одну вспышку в темноте и хлопок, будто шампанское открыли. Испугалась, накрылась подушкой. Думала, они и меня пристрелят. А он вошел и бросил что-то мне на одеяло.
– И что?
– Я как дура это самое схватила. А это был пистолет. А потом вместе с пистолетом бросилась в спальню Сурика. Измазалась кровью… Эх… Одна радость, что меня саму не застрелили.
– Почему?
– Юра, ну ты вопросы задаешь! Слава богу, что не пристрелили, я им за это должна спасибо сказать, а не спрашивать.
– Ну и что дальше было?
Я тогда усмехнулся, но Лена не оценила иронии. Она в самом деле была благодарна неизвестному киллеру за то, что оставил ее в живых и тем самым стопроцентно гарантировал ей место на нарах в Бутырках.
А если все это вранье и сплошная фантазия, то из-за чего такая девчонка могла застрелить своего любовника?
Мотивировки я не видел никакой.
Мешал ей уйти к другому? Ревновал ее? Бил, не давал денег? Но самой зачем же стрелять? Ведь не вчера родилась, могла бы за пару сотен баксов найти забулдыгу из деревни. Всего делов-то…
– Ну что дальше? Ворвались родственники, женщины заорали, мужики бросились в милицию звонить. Забрали меня. На пистолете отпечатки мои, кровь Осепьяна, стреляли из этого пистолета… Кто убил? Конечно, я. Да этот Дроздов и не разбирался долго. Дело для него решенное…
Ознакомительная версия.
