Пропп недоуменно хмыкает. В этот момент под бронированной дверью появляется яркая черта, коридоры лабиринта осветились.
Барран, вскочив на ноги, бросается к фонарю и выключает его.
— Обход! — восклицает он.
В прорезанной светлой чертой комнате, где угадывается присутствие двоих, ненадолго воцаряется тишина. Потом вновь раздается голос Проппа, почти такой же громкий, как раньше, словно ему совершенно безразлично, что охранники близко.
— Сейчас полдень или полночь, док?
— Я уже сбился.
Спустя некоторое время яркая черта тускнеет, Барран включает фонарь. Они с Проппом неподвижно.
Сидят по обе стороны от бронированной двери, привалившись к бетонной стене.
— Если снаружи полночь, то все сейчас за столом, встречают рождество, — мечтательно произносит Пропп.
— Как ты там говорил! Гусиная печенка, устрицы, индейка… И девчонка в халате? Пропп улыбается:
— С пингвином на нем… И без ничего под ним… Оба молча грезят об этой девчонке с пингвином, хотя медик ее никогда не видел.
— Счастливого рождества, мосье Пропп, — дружески, без всякой иронии говорит Барран.
— Merry Christmas? Mister Barran[5], Свет фонаря, слабеющий, неверный, адская жара, жажда.
Пропп, сидя на полу, с блестящим от пота торсом, по одной швыряет в сторону открытого сейфа скомканные акции Изабеллы, монотонно повторяя при каждом броске:
— Я богат… Я богат… Я помещаю свой капитал… Барран лежит на боку, прижавшись животом к стене. Припав ртом к бетону и раскинув руки, словно цепляясь за кого-то живого, он слизывает со стены капли сконденсировавшейся влаги.
— Скажи, док… Как мы выйдем отсюда во вторник утром?
— Ногами вперед.
— Сколько времени человек может продержаться без воды?
— Только не до утра вторника.
Свет фонаря мигает необычно долго. Оба смотрят на него внимательно, но с покорностью. Свет гаснет. В темноте раздается голос Проппа:
— Теперь, когда это уже не имеет значения, док… Почему в твоем револьвере не хватало одной пули?
Пляшущий свет внезапно освещает комнату. Это Барран поджег одну из акций Изабеллы. Медик протягивает этот импровизированный факел Проппу и готовит другие, тщательно свертывая листы.
После некоторого молчания, стоя на полу на коленях, он начинает рассказывать спокойным, непринужденным голосом, как если бы это признание и в самом деле уже не могло иметь значения:
— …Его звали Моцарт, как композитора. Он был медик, как и я… Мы все делали сообща: сдавали экзамены, развлекались с девчонками, пьянствовали, дрались. У него были способности ко всему, ты даже представить себе не можешь… Особенно ко всяким проделкам… Вполне допускаю, что для остальных он был не подарок. Но зато какой парень!.. И потом, для меня он был… ну, в общем, как брат. Больше, чем брат…
Когда Барран рассказывает о Моцарте, у него даже голос совсем другой. Чувствуется, что он погружается в воспоминания, которые его терзают, и делает это с угрюмой и полной искренностью.
Пропп слушает его, зажигая факел за факелом и бросая на пол догорающие обрывки, которые уже невозможно держать. Лица обоих освещены теперь движущимися огнями. Барран продолжает:
— …Однажды ночью в Алжире, близ Сетифа, атаковали наш пункт первой помощи… Я принял Моцарта за одного из нападавших и выстрелил… — Медик прижимает палец к середине лба. — Сюда!
Внезапно он встает на ноги, словно вырастает посреди бетонной коробки. Он весь лоснится от пота.
— Спустя час я отвез его труп на. базу, в вертолете… Самое смешное, что за ту ночь меня наградили!.. — Потухшим голосом он добавляет. — Вот так оно было.
Он отворачивается к стене, на которой конденсируется влага, и водит по ней правой рукой, пытаясь обнаружить влажный островок.
— Кто друг, кто враг. не всегда различишь, док… — глубокомысленно замечает Пропп. — А может, по сути дела, особой разницы и нету.
Он тоже встает, с факелом в руке. Когда он пересекает комнату, между стенами колышется слой дыма. Легионер несколько раз машет факелом сквозь дым:
— Совсем как это, взгляни: и освещает, и убивает.
Он занимает место медика у стены, ища на ней конденсат.
— Так, значит, в Марселе девчонка ждала Моцарта? — уже другим тоном спрашивает Пропп.
— Да. Ей я не хотел о нем говорить.
— А он тебе про нее что-нибудь говорил? Пока Пропп лижет стену, изгибаясь, чтобы дотянуться до влажных участков, медик поджигает очередную скрученную в фитиль акцию и отвечает.
— Он рассказывал мне про странное обещание, которое дал ей… Что-то вроде рождественского подарка… , Он умолкает.
— И что дальше?
— А ничего.
— Ты хочешь сказать, — недоверчиво спрашивает Пропп, — что вместо него вляпался в это тухлое дело?
Двое стоят лицом к лицу в неровном свете подожженных листков бумаги, и голоса их снова звучат агрессивно.
— Я не дешевка! — с вызовом бросает Барран.
— Какая разница раз он все равно на том свете?
— Он бы никогда не отрекся от меня, ни от живого ни от мертвого! — кричит Барран — И я не собираюсь от него отрекаться! А теперь заткнись, ты расходуешь кислород!
Клокоча от ярости медик поворачивается идет к стене и садится подле нее не глядя на легионера.
Пропп тоже съехал на пол — изнуренный измученный, но улыбающийся С иронической покорностью он оглядывает стены освещаемые факелом в руке Баррана потом говорит.
— Чертов Моцарт! Но раз уж он был такой головастый скажи что бы он сделал сейчас чтобы вытащить нас отсюда? Скажи док!
Барран поворачивается к нему собираясь послать его куда подальше. Но слова сами застревают у него в горле словно споткнувшись о вопрос легионера. На протяжении нескольких секунд в бетонной коробке почти зримо присутствует третий — Моцарт.
Пропп естественно не ждет от медика ответа на свои вопрос но взгляд его вдруг останавливается на стене к которой он прижимает правую руку. Легионер смотрит на ладонь она совершенно суха.
Отнимает от перпендикулярной стены левую руку она влажная от конденсата.
Пропп оглядывает другие стены и поспешно вскакивает. — Посвети-ка мне,
— говорит он.
Он стоит перед той частью стены которую они с Барраном лизали как звери Барран поджигает новый листок. Пропп ощупывает стену сверху донизу.
Конденсация ~ теперь это отчетливо видно по блеску мельчайших капелек — происходит строго на полосе стены шириной около метра по всей ее высоте.
— Ну что там у нас? — нетерпеливо спрашивает Барран.
— Там холод!
Медик стучит кулаком по бетону в разных местах. Сомнении нет за прохладной влажной полосой — полость.
— Тут за стеной шахта! — кричит Барран.
И бросается к сейфу. Пока Пропп раскладывает на полу костерок из бумаг он вынимает оттуда одну из тяжелых стальных полок. Возвращается к влажной полосе стены и принимается изо всех оставшихся сил долбить в стену полкой. Грохот стоит такой, что того и гляди лопнут барабанные перепонки.
— You crazy![6] — орет Пропп.
— Сегодня нас сцапают или во вторник это все равно! — кричит в ответ Барран не переставая лупить в стену. — Разница одна сегодня — живыми! Давай-ка за дело!
В пляшущем свете горящих на полу акций Барран, тяжело и часто дыша отходит в сторону и передает стальную полку легионеру. Тот занимает устойчивую позицию расставив ноги и начинает наносить весомые удары в то же место стены куда бил его напарник.
Прошло время.
Барран стучит и стучит, но уже гораздо медленней.
Его сменяет Пропп. Он тоже валится с ног от усталости и облизывает языком пересохшие губы. Теперь каждый из них держит в руках по полке. Словно обезумевшие дровосеки с побитыми, покрытыми щетиной и бетонной пылью физиономиями.
Результат их усилий обескураживает: на стене наметилось что-то похожее на трещину видны следы ударов, но кажется невероятным чтобы ее можно было пробить.
Барран по спине и груди которого струится пот, разгоняет рукой стоящий в комнате дым и говорит.
— Лучше долбить впотьмах! Иначе сдохнем от этого дыма!
Он принимается в свою очередь бить в стену стальной полкой а Пропп ногой давит догорающие на полу обрывки.
Сколько часов они уже здесь?
Темнота прорезаемая полоской яркого света под бронированной дверью. И вот этот свет гаснет. Барран устало произносит во тьме.
— Обход кончился давай.
Медик поджигает скрученную в фитиль акцию. Он сидит у стены которую они пытаются пробить. От места ударов по стене разбегаются уже несколько трещин.
Оказывается Пропп спит растянувшись на полу.
Барран берет свое орудие и шатаясь поднимается на ноги. Он наносит удар за ударом, в промежутках между ними собирая последние остатки сил Легионер открывает глаза тянется за своей стальной полкой и с усилием встает опираясь о стену. Становится рядом с Барраном и они начинают лупить в одно и то же место поочередно.
Факел на полу гаснет. В этот же миг бетон поддается слышен грохот рушащейся стены.
